16 июля 1216 года епископ Яков Витрийский прибыл в Перуджу ко двору самого могущественного государя западного мира — папы Иннокентия III. Историки называют его правление вершиной папской теократии. Однако вместо явления верховной власти во всем ее великолепии Яков застал совсем другое зрелище: «Я отправился в город Перуджу, в котором нашел папу Иннокентия мертвым, но еще не погребенным. Какие-то [люди] ночью растащили воровским образом драгоценные одеяния, в которых его надлежало похоронить. Тело же его, почти нагое и уже начавшее испускать запах тления, они оставили лежать в церкви. Я все-таки вошел в храм и собственными глазами увидел, насколько кратка и тщетна обманчивая слава мира сего».
Ограбление покойного правителя, в том числе его дворцов и владений, — сюжет, хорошо изученный современными историками, находящий параллели в самых разных культурах и эпохах: имущество покойного, особенно не имевшего, как в случае с папами, очевидных наследников, считалось брошенным, ничьим. В момент кончины оно утрачивало связь с личностью своего хозяина и возвращалось, пусть ненадолго, в общее владение.
Июньский номер Forbes традиционно посвящен наследникам. Будущее крупных состояний — тема, все больше волнующая поколение сорока-, пятидесятилетних, которым принадлежит страна. Впервые примерно за сто лет в России есть что передать по наследству, кроме старого велосипеда, занавесок и блеклых фотокарточек. Сегодня перед собственниками встает вереница трудноразрешимых вопросов.
Ведь избыток средств демотивирует и развращает. Сможет ли наследник, выросший в благополучии заморского кампуса, сохранить активы, которые удавалось удерживать и наращивать лишь благодаря железной воле харизматичного основателя империи, его неформальным договоренностям и паутине личных связей? Не станут ли активы добычей мошенников, силовиков и банков-кредиторов? Захочет ли наследник руководить морским портом или торговать удобрениями, когда в мире есть так много занятий и более увлекательных, и менее хлопотных? Наконец, не следует ли доверить дело жизни профессиональным менеджерам?
«Самый надежный способ проиграть Олимпиаду — это создать команду из детей победителей прошлых Олимпиад», — напоминает Александр Аузан в колонке, написанной для этого номера, известные слова Уоррена Баффета. В конце концов, передача наследства в управление достойным — не менее древняя практика, чем наделение им кровных родственников. Вспомним хотя бы Римскую империю, в которой наследование власти маскировалось под кровно-родственное через институт усыновления.
Кому вообще должны служить крупные состояния, ради чего все это? Не надлежит ли вернуть их в общее владение, как драгоценные одежды папы Иннокентия III, пусть и в метафорическом смысле? В колонке для июньского Forbes Александр Мамут отмечает: «Есть личное наследство. Это семейные ценности, семейные реликвии. Если же мы говорим про компании, про большие бизнесы, то я не отношу их к семейным реликвиям, я считаю, что они в равной степени принадлежат той среде и пространству, той территории, где все это было заработано». Не следует ли, иными словами, перераспределить богатства в пользу общества, инвестировать их в будущее страны, в гуманитарные и благотворительные фонды, эндаументы университетов и музеев? Не этот ли путь ведет к символическому бессмертию?
Универсальных рецептов, разумеется, не существует. Собственники и их наследники пытаются самостоятельно найти ответы на эти вопросы, о чем мы и расскажем вам в этом номере на примере нескольких известных семей — Гурьевых, Гуцериевых, Агаларовых, Рудинских, Фроловых.