Откуда берутся и чем заканчиваются финансовые кризисы в России
Кризис, сотрясающий мировую экономику, подтверждает правоту монетаристов. Деньги имеют значение. Неправильная денежно-кредитная политика чревата катастрофой не только для финансовых институтов, но и для реального сектора. К сожалению, о том, что политика была неправильная, узнаешь только в момент кризиса. Финансовая стабильность важна не только для экономики. Деньги, вернее их отсутствие, сыграли существенную роль в становлении русского национального характера. Вот семь историй о том, как финансовые просчеты ставили Киевскую Русь — Московию — Российскую империю — СССР на грань катастрофы.
945
ПЕСНЬ О ЖАДНОМ ВАРЯГЕ
1063 года назад, как и сейчас, государством под названием Русь руководили выходцы с Северо-Запада. Местному населению они не доверяли и норовили всюду расставить свои кадры. Главной отраслью экономики была «труба»: протянувшийся на тысячи километров с севера на юг путь из варяг в греки. Из Северной Европы по нему сплавляли рабов, меха, янтарь, в обратную сторону шли звонкая монета и пряности.
Потомок профессиональных военачальников из Швеции, Игорь Рюрикович был третьим правителем молодой восточноевропейской страны. Сам он сидел в Киеве, держа сильные гарнизоны в Новгороде и Смоленске. Династия контролировала «полосу отчуждения» вдоль водных путей, вокруг которых жили восточнославянские племена. С аборигенов варяжская дружина брала дань натурой — пушниной, продуктами, древесиной.
Экономическое положение державы Рюриковичей было не слишком устойчивым ввиду сильной зависимости от внешней конъюнктуры. Чтобы дружина не разбегалась, князья ходили за добычей на Царьград. Несколько раз ходил и Игорь, но неудачно. В 941 году хитроумные византийцы сожгли флот незадачливых грабителей греческим огнем. Весной 945 года дружина Игоря совершила еще один бросок на юг. На этот раз император Роман богато одарил русов и заключил с ними торговый договор. Но дружина Игоря была недовольна: дары дарами, а военная добыча лучше.
Незадачливому хозяину земли Русской оставалось только двинуться в полюдье, как назывались в те далекие времена выездные проверки налогоплательщиков. Игорь пошел в землю древлян: их воины на Византию не ходили, так что материальное положение племени должно было быть неплохим. Ободрав подданных как липку, князь тронулся в обратный путь, но до столицы не доехал и вместе с малой дружиной повернул назад, желая «походить еще». Прослышав о возвращении мытарей, вождь древлян Мал организовал отпор — Игорь и его спутники были убиты. Если бы не решительность княжеской вдовы Ольги, Киевская Русь могла распасться. Княгиня жестоко покарала древлян и правила государством, пока не возмужал сын Игоря Святослав.
1380
КЕСАРЮ — КЕСАРЕВО
Куликовскую битву принято считать апогеем конфликта цивилизаций: Святая Русь против басурманского ига. Доля истины в такой трактовке есть, но небольшая. Как и в случае с князем Игорем за 435 лет до сражения на Куликовом поле, спор шел об основах налоговой системы. Только в роли древлянского Мала выступил на этот раз чистокровный Рюрикович — великий князь московский и владимирский Дмитрий.
К вокняжению Дмитрия в 60-е годы XIV века Северо-Восточная Русь больше века входила в состав Улуса Джучи (с середины XVI века это государство стали называть у нас Золотой Ордой). Многонациональной империей, раскинувшейся от Иртыша до Дуная, правили потомки Чингисхана, кочевавшие со своей ставкой в Нижнем Поволжье. Ханы, которых на Руси называли царями, выдавали Рюриковичам ярлыки на княжение и бдительно следили, чтобы те не забывали платить дань. Подавляющее превосходство в живой силе и технике боя обеспечивали татарам (так во времена Дмитрия называли на Руси завоевателей-монголов) непререкаемый авторитет. Ханы периодически отправляли на Русь карательные экспедиции, но по сравнению со столетием междоусобных раздоров, терзавших страну до монгольского «ига», порядка стало гораздо больше.
Русь, как и прочие субъекты федерации, вносила свой вклад в благосостояние империи, ежегодно отправляя царю «выход». Точный его размер не известен, но он в любом случае был меньше, чем сейчас, когда больше половины налогов, собираемых на территории, скажем, Хабаровского края, поступает в федеральную казну.
В середине XIV века держава Джучидов переживала политический кризис. В ханской ставке шла «Великая замятня» — драка за власть между многочисленными царевичами. Реальным правителем Орды был Мамай, правивший от имени марионеточных ханов. Однако Мамай не принадлежал к царскому роду, и в начале 1370-х годов Москва воспользовалась этим предлогом и перестала платить дань узурпатору. Попытка Мамая разобраться с необязательным вассалом закончилась его разгромом на Куликовом поле.
После гибели Мамая во главе Орды встал легитимный хан Тохтамыш. Провернуть тот же трюк с настоящим царем у Москвы не получилось. В 1382 году хан после двухдневной осады овладел русской столицей и перебил множество народу. Парад суверенитетов на этом закончился: на монете, которую начали чеканить в Москве при Дмитрии, значилось имя царя Тохтамыша.
1662
МЕДНЫЙ ДЕФОЛТ
«История денежного обращения знает много странных и бессмысленных попыток наполнить пустующую казну, — писал экономист Иосиф Кулишер в начале XX века, — но едва ли дело доходило когда-либо до того абсурдного требования, которое при Алексее Михайловиче было предъявлено населению».
Кулишер имеет в виду денежную реформу второго Романова. Вместе с прочими европейскими монархиями, постоянно страдавшими от бюджетного дефицита, Московия регулярно портила свою монету, уменьшая в ней содержание благородного металла. Но в 1654 году в царстве сложилась чрезвычайная ситуация, когда обычной порчи серебра было уже недостаточно. В тот год украинское казачество присягнуло на верность Алексею Михайловичу, а это означало войну с Польшей, всего полвека назад шутя громившей московитов на их же поле. Срочно требовались деньги.
Чья-то умная голова подсказала выход: ввести медную монету, заставив принимать наравне с серебряной (притом что медь была как минимум в 60 раз дешевле). На первый взгляд, ничего ужасного в этом нет. В конце концов, пользуемся же мы бумажными деньгами — и ничего. Но при Алексее Михайловиче государство попыталось перехитрить своих подданных: чтобы серебро не утекало за границу, подати было велено платить серебром, тогда как жалованье выдавали медью. Серебра в обращении почти не осталось, а покупательная способность медных денег упала в 17 раз. Результат — галопирующая инфляция. Как водится, на «падении рубля» заработали люди, близкие к «семье»: фальшивые медные деньги чеканили на дворах у бояр, куда правоохранительным органам доступа не было.
Финансовая дестабилизация в воюющей стране — опасное дело. В этом убедился последний из Романовых в 1917 году. Но и Алексей Михайлович не избежал неприятностей. Летом 1662 года москвичи взбунтовались и ворвались в царскую резиденцию Коломенское. Народ потребовал от государя выдать предполагаемых виновников на растерзание. Хуже того, восставшие не выказали ни малейшего почтения к царской особе: его трогали за пуговицы, а один простолюдин ударил с Алексеем Михайловичем по рукам. Царь с трудом сносил такое обращение, и как только на выручку подоспели стрельцы, он велел им рубить толпу. Расправившись с горожанами, в следующем году правительство фактически объявило о банкротстве: медные деньги чеканить перестали, а оставшиеся в обращении меняли на серебро в отношении 1 к 20 и даже 1 к 100.
1876
ОБЩЕСТВО ПОЛУЧАЕТ ПО РУБЛЮ
На приеме у государя в Ливадийском дворце министр финансов Михаил Рейтерн плакал и просился в отставку. Кому же хочется руководить имперскими финансами, когда на носу разорительная война с Турцией, а за национальную валюту, по меткому выражению писателя и губернатора Салтыкова-Щедрина, «сейчас в Европе ничего не дают, а скоро будут давать в морду». Но царь-освободитель Александр II остался глух к мольбам Рейтерна. Поговаривали, что он даже прошелся по его спине августейшим стеком. Самодержец и сам не горел желанием воевать за «братьев-славян». Просто правительство всерьез опасалось, что наслушавшееся про зверства турок общество пойдет на войну само, по дороге упразднив самодержавие. К министру, попросившемуся с лодки в такой критический момент, никакой жалости у царя не было.
Рейтерн был одним из лучших министров финансов России XIX столетия. Целью его жизни была стабилизация рубля. Страна нуждалась в притоке иностранного капитала, но слабая валюта мешала привлекать прямые инвестиции. Иностранные займы на железнодорожное строительство смягчали остроту проблемы, но не решали ее.
В начале 1876 года Рейтерн был близок к реализации своей главной задачи. Золотой запас Государственного банка достиг 310 млн рублей — этого достаточно, чтобы в скором времени объявить о твердом курсе обмена бумажного рубля на золотой. Однако в Европе уже вовсю говорили о неизбежной войне между двумя восточными монархиями. Спекулянты сделали ставку на падение курса рубля, но Рейтерн, знавший из первых рук о нежелании царя воевать, решил встать «поперек рынка» и распорядился скупать на счет казны обесценивающиеся на европейских рынках русские бумаги. Акция по поддержке курса длилась почти 10 месяцев. К октябрю, когда Россия объявила мобилизацию Южного военного округа, золотой запас сократился на 200 млн рублей. Курс бумажного рубля к золотому упал на 6%, а к концу войны, объявленной весной 1877 года, — еще на 16%.
Александр отпустил Рейтерна со службы только после победы над турками. Расплата не заставила себя ждать — в новое десятилетие страна вступила в тисках жесточайшего экономического кризиса. Из-за расходов, вызванных войной, воплощение мечты о сильном рубле пришлось отложить на полтора десятилетия.
1899
БИРЖА ДОПРЫГАЛАСЬ
К концу XIX века история капитализма в России — если вести ее от освобождения крестьян — насчитывала почти 40 лет. За это время русские биржи пережили несколько крахов, но крах 1899 года оказался особенно болезненным.
Катастрофе, как и полагается, предшествовала биржевая лихорадка. В 1896–1899 годах котировки самых популярных акций (Каспийского нефтепромышленного общества и Бакинского нефтяного общества) выросли в 6–7 раз. Бум подпитывался дешевыми банковскими кредитами, крупные финансисты охотно подставляли плечо мелким инвесторам. Попытки Министерства финансов ввести игру на бирже в разумные рамки не увенчались успехом. Зачем регулировать, когда все и так хорошо?
Банкротство Павла фон Дервиза летом 1899 года стало громом среди ясного неба. Владелец банков и заводов, железных дорог и пароходов финансировал экспансию, закладывая свои акции в крупнейших банках. На момент краха фон Дервиз задолжал банкам 19 млн рублей. Вслед за ним обанкротился Савва Мамонтов и десятки капиталистов помельче. Эпидемию банкротств увенчало самоубийство харьковского промышленного магната Алексея Алчевского в 1901 году — не добившись помощи от Минфина, он бросился под поезд.
Министр финансов Сергей Витте попытался погасить кризис в зародыше: с его подачи в октябре 1899 года был образован синдикат из 15 петербургских банков с капиталом в 5,5 млн рублей. Своих денег у банков не было, и средства были предоставлены Госбанком. Большой пользы деятельность синдиката не принесла: обвальное падение котировок привело к снижению капитализации акций, торгующихся на Санкт-Петербургской бирже, в 20 с лишним раз за три года. Число акций в обращении сократилось в 18 раз.
1928
БИТВА ЗА НЕУРОЖАЙ
За четыре дня до наступления нового, 1930 года генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Сталин объявил об окончании эпохи НЭПа. Вопрос стоит ребром, сказал вождь, или назад в капитализм, или вперед — в социализм. По существу, эта новость запоздала года на два. Отказ от заигрываний с рынком стал результатом масштабного финансового кризиса, получившего в советской литературе название кризиса хлебозаготовок.
Осенью 1927 года в московских магазинах пропали из продажи молоко, масло, сыр. Начались перебои с хлебом. Это означало одно: деревня перестала торговать с городом по твердым закупочным ценам, которые устанавливало государство. У большевиков был выбор — отпустить цены (и поставить крест на идее форсированной индустриализации) или забрать силой то, на что у правительства не было денег.
В мирное время в стране создается мобилизационная экономика. Для начала в деревни отправляются войска на поиски хлеба, затем стартует коллективизация, затем кулачество уничтожается как класс. Параллельно в городах вводится карточная система. В 1929 году рабочему в великой и обильной России полагается 600 г хлеба в день, членам семьи — по 300 г. С жирами тоже напряженка — от 200 г до 1 л растительного масла в месяц.
Социалистическое накопление позволило Сталину без денег построить с нуля целые отрасли промышленности — алюминиевую, автомобильную, авиационную... Миллионы умерших от голода крестьян это вряд ли утешило бы.
1991
ДОКТОР ПАВЛОВ РУБИТ ХВОСТ ПО ЧАСТЯМ
Перед лицом финансовой катастрофы старые большевики были готовы идти на любую жестокость. У их наследников 60 лет спустя такого варианта не было: колхозы давно превратились в черную дыру экономики, так что экспроприировать было нечего и не у кого. Правда, до советского руководства это дошло не сразу.
Хаотичные попытки Михаила Горбачева нащупать выход из экономического тупика, получившие название перестройки, поставили СССР на грань катастрофы. Последний генсек ЦК КПСС был не так уж неправ, полагая, что советские люди могут лучше работать, если их труд правильно стимулировать. Однако вместо стимулирования у союзного правительства получалось пичкать экономику необеспеченными деньгами. Расплачиваться за грехи предшественников пришлось последнему советскому премьеру Валентину Павлову.
В январе 1991 года, когда Павлов заступил на пост, ситуация была чрезвычайной. На руках у населения скопилось 133 млрд рублей, на эти деньги было практически нечего купить.
Павлов, до повышения работавший министром финансов, начал с денежной реформы. Внезапно населению объявили об обмене 50- и 100-рублевых купюр. Срок обмена был ограничен тремя днями, сумма — 1000 рублей. Идея была в том, чтобы конфисковать «нетрудовые доходы» у всяких жуликов, ведь откуда взяться накоплениям у честных людей? Однако с макроэкономической точки зрения мера не дала серьезного эффекта: удалось изъять лишь 17% денежной массы, предназначенной к конфискации. Поэтому весной так же внезапно было объявлено о повышении потребительских цен в три раза. И это не помогло: денег по-прежнему было больше, чем товаров, ежемесячная инфляция измерялась двузначными цифрами. Зато одну важную задачу Павлов, безусловно, решил: окончательно подорвал доверие народа к советской власти.
Руководители новой России хорошо усвоили урок Павлова. Второго января 1992 года вступил в силу указ президента РСФСР Бориса Ельцина о либерализации цен. Но это уже совсем другая история.