Кремлевское дело

В конце мая 1989 года старший следователь прокуратуры по особо важным делам столкнулся в приемной Михаила Горбачева с генеральным прокурором СССР Александром Сухаревым. Увидев начальника, вошедший — лысый мужчина сорока с чем-то лет — недоуменно спросил с легким армянским акцентом: «А вы что здесь делаете?» «Как что, Михаил Сергеевич пригласил», — ответил генпрокурор. Следователь Тельман Гдлян разочарованно махнул рукой. Он шел сюда с намерением доложить генеральному секретарю ЦК КПСС всю правду о коррупции, добытую за шесть лет работы его следственной группы, и получить добро на дальнейшие подвиги. Но присутствие Сухарева ставило крест на этих планах — тот никогда не скрывал враждебного отношения к деятельности Гдляна.

Ровно 20 лет назад руководство страны оказалось перед развилкой: можно было продолжать борьбу с коррупцией или закрыть «узбекское дело», в котором, по уверению Гдляна и его соратника Николая Иванова, были замешаны высшие руководители государства. Перед современной Россией та же дилемма. Коррупция — один из несущих элементов системы управления. Не развалится ли страна, если власть вдруг начнет самоубийственную борьбу с системой?

Тельман Гдлян попал в историю случайно. После Саратовского юридического института он устроился работать в прокуратуру в Ульяновске. Почему не пошел в адвокаты? «Адвокат — человек наемный и должен торговаться насчет оплаты своего труда, а это не в моем характере, — отвечает Гдлян на вопрос Forbes. — К тому же мне пришлось бы называть белое черным только потому, что так думает мой клиент».

Дотошного сотрудника заметили и взяли в Москву следователем по особо важным делам. Его первое громкое дело было с хозяйственным уклоном: Гдлян отправил в тюрьму эстонского ученого-изобретателя Йоханнеса Хинта. Эстонец занимался внедрением своих открытий, с его подачи было создано советско-австрийское СП по производству силикальцита — дешевого заменителя бетона. Следствие обвинило Хинта в нанесении ущерба государству в особо крупных размерах. Гдлян и сегодня не считает, что смерть эстонского предпринимателя, скончавшегося в тюрьме, на его совести. Хинт, мол, во время войны сотрудничал с немецкими спецслужбами.

Летом 1983 года Гдлян собрался в отпуск, впервые за восемь лет. Однако начальство велело ему лететь в Бухару, где еще весной задержали начальника местного ОБХСС Ахата Музаффарова и директора горпромторга Шоды Кудратова. Гдлян недоумевал: взяточники средней руки — не уровень «важняка» при Генпрокуратуре. Причина в размере изъятых ценностей, объяснили ему. У полковника Музаффарова только наличных было найдено на сумму 1,5 млн рублей.

Первые аресты были произведены по инициативе республиканского КГБ. Его шеф Лев Мелкумов действовал с благословения нового генсека Юрия Андропова. Оставаясь твердокаменным коммунистом, бывший глава всезнающей госбезопасности вполне представлял себе уровень коррупции, пьянства и безответственности в позднесоветском обществе, но полагал, что с этими недостатками можно справиться путем «подтягивания дисциплины». Борьбу за укрепление социалистической законности решили начать со Средней Азии.

При Брежневе Москва старалась не слишком вмешиваться в дела среднеазиатских республик, строивших «социализм с учетом национальных особенностей». Реставрация феодализма и вопиющая коррупция воспринимались руководством КПСС как плата за сохранение стабильности на отсталом и перенаселенном советском юге. Особым доверием Леонида Ильича пользовался бессменный первый секретарь ЦК узбекской компартии Шараф Рашидов, бывший газетчик и романист. Рашидова даже избрали кандидатом в члены Политбюро — о такой чести не мог мечтать никто из его предшественников.

Каток социальной инженерии проехал по мусульманским республикам СССР с меньшей силой, чем по России или Украине, оставив нетронутыми многие местные обычаи — от многоженства до беспрекословного подчинения старшим. В Узбекистане всем заправляли пять региональных кланов, и каждый руководитель опирался на земляков — сверху и снизу. За продвижение по службе и награды нужно было платить по твердой таксе. Звание Героя социалистического труда стоило 1,5 млн рублей, пост первого секретаря райкома или ректора вуза — 200 000–300 000 рублей. Деньги отбивались быстро — за поступление в институт абитуриенты платили от двух до пяти тысяч рублей.

Главной отраслью узбекской экономики было хлопководство. «Белое золото» считалось стратегическим продуктом, по объемам производства которого оценивалась успешность местного руководства. В реальности выращивание хлопка было формой борьбы с безработицей в трудоизбыточном регионе со стремительно растущим населением, а дотации на производство хлопка — завуалированной формой покупки лояльности местных элит.

Рашидов торжественно обещал «дорогому Леониду Ильичу» 6 млн т узбекского хлопка — из них миллион, считается сегодня, составляли приписки. По оценке следователя по особо важным делам при Генпрокуратуре СССР Владимира Калиниченко, который занимался «хлопковыми» делами, с помощью приписок из союзного бюджета было украдено три миллиарда рублей. Половина этой суммы была потрачена на развитие инфраструктуры и строительство жилья, и в этом секрет неувядающей популярности Рашидова в современном Узбекистане. На счету Рашидова такие затратные проекты, как ташкентское метро и освоение Голодной степи. При нем Ташкент быстро отстроился после землетрясения 1966 года и превратился в один из важнейших городов Союза.

Контролеров из Москвы обезвреживали с истинно восточным радушием. Секретарь ЦК КПСС Яков Рябов вспоминал об одной из командировок в Узбекистан в компании с министром-атомщиком Ефимом Славским: «Стол изобиловал различными напитками, прекрасной закуской, узбекскими фруктами, овощами, бахчевыми и еще чем-то… Царский стол, не иначе! Я задал вопрос Рашидову: «Зачем все это, мы ведь только что хорошо позавтракали — час тому назад?» Шараф Рашидович отвечает: «Яков Петрович, вы же у нас такие дорогие гости, и как же вас не угостить по-братски». Я успел только сказать, что не привык к такому барству и мне, как человеку, это не по душе. Рашидова выручил Ефим Павлович: «Яков, ты первый раз в Узбекистане, не обращай внимания, это Восток, у них свои правила не только к хорошему, но и к плохому, даже иезуитскому, но коль приглашают, пошли за стол». Далее Рябов приводит пояснения Рашидова: «…Не принимайте это близко к сердцу. Руководители области хотели приятное сделать гостям. Главное для них то, что вы сели за их стол вместе с ними, то, что прикоснулись к их угощениям. Это для них уже радость, а то, что вы не доели, они доедят и выпьют за ваше здоровье».

После смерти Брежнева в ноябре 1982-го «рашидовщина» была обречена. Егор Лигачев вспоминает: «Когда я стал секретарем ЦК в 1983-м, меня пригласил Юрий Владимирович Андропов и сказал: «Тысячи писем идут из Узбекистана о взяточничестве, пригласите товарища Рашидова и побеседуйте с ним по этому вопросу». Я отвечаю: так я же все-таки простой секретарь ЦК, а он — член Политбюро. «Да нет, — говорит Андропов, — это не имеет значения, скажите ему, что это вы делаете по моему поручению». Я пригласил Рашидова, состоялась трудная для него беседа, и мы договорились, что в республику поедет группа товарищей». 31 октября 1983 года Рашидов покончил с собой.

Перед Гдляном, возглавившим следственную группу в сентябре 1983-го, задача была поставлена предельно простая — к концу года передать дело в суд. Тогда никто не предполагал, что его коллектив разрастется до 209 следователей и будет распущен лишь в мае 1989 года. Своим заместителем Гдлян пригласил 30-летнего следователя Николая Иванова, знакомого ему по совместным командировкам на Северный Кавказ.

В конце 1983-го генпрокурор Рекунков вызвал Гдляна, чтобы узнать, почему не закончено дело. Тот ответил, что нити из Бухары ведут в партийно-административный аппарат республики, а оттуда — в Москву, поэтому рассчитывать на быстрый результат не приходится. Рекунков пригрозил Гдляну отставкой. Установка была ясна: закруглить дело на уровне начальников областного уровня, не поднимаясь выше. Но амбициозный следователь пропустил угрозы мимо ушей — слишком богатый материал шел ему в руки.

Материалы уголовного дела №18/58115-83, расследовавшегося группой Гдляна, позволяют понять, как строились ключевые принципы управления системой и какую роль в этом играли неформальные связи, называемые нами коррупционными, а самим их участникам казавшиеся умением «жить по правилам». Вот Владимир Иванович Теребилов, сначала министр юстиции, затем — председатель Верховного суда СССР, избиравшийся депутатом Верховного совета СССР от Узбекистана. Первый секретарь Ферганского обкома Умар Хамдам рассказывал: «Как только мы приехали на дачу к Теребилову… я занес в комнату коробку. Сказал, что вот фрукты, гостинец по нашему обычаю… Тогда остро стоял вопрос о строительстве промышленных объектов в Коканде, объектов социального, культурно-бытового назначения. Решался тогда вопрос и о строительстве Новококандского химкомбината. Чтобы заинтересовать Теребилова в решении этих вопросов, я и дал ему 15 000 рублей. Они решились положительно, и помощь исходила действительно от Теребилова. Он «пробил» эти вопросы через Совет министров, Госплан, ЦК….»

А вот показания первого секретаря ЦК узбекской компартии Усманходжаева: «Осенью 1985 г. Владимир Иванович прибыл в республику для встреч с избирателями… В беседе я воспользовался случаем и попросил Теребилова увеличить штаты судебных работников Узбекистана и прислать к нам грамотных и квалифицированных специалистов… Утром у себя в кабинете положил в дипломат черного цвета красочные альбомы и буклеты об Узбекистане и деньги — 20 000 руб. в конверте. Приехал к Владимиру Ивановичу в номер. Поставил на пол дипломат с деньгами и книгами, сказал, что подарок от меня. При этом сообщил, что там двадцать тысяч денег и книги. Он поблагодарил меня, взял дипломат и отнес в спальню. …Спустя некоторое время Теребилов мне позвонил и сообщил, что смог разрешить вопросы о расширении штатов судебных работников республики.

Первый раз давать взятку председателю Верховного суда СССР было, честно говоря, страшновато. Потом понял, что он такой же хапуга, коррумпированный преступник, облеченный властью, как и многие ему подобные представители из Москвы, которым я давал взятки ранее».

Гдлян оказался дальновиднее, чем генпрокурор Рекунков. В феврале 1984-го умер Андропов, и к власти ненадолго пришел Константин Черненко, однако отмашки прекратить дело в прокуратуру не поступило. А после того как генсеком стал Горбачев, для Гдляна с Ивановым и вовсе настал звездный час.

В 1986 году они пожаловались Горбачеву на то, что Рекунков и его зам Олег Сорока чинят помехи следствию. Момент был выбран верно. Рекунков занимал свой пост с брежневских времен, а провозглашенный Горбачевым курс на обновление всех сфер советской жизни требовал решительной кадровой чистки. Политбюро поддержало следователей, Рекункова отправили в отставку. Политическая поддержка позволила Гдляну с Ивановым резко «повысить градус» антикоррупционной кампании.

Впервые со времен сталинских репрессий следователи добились ареста первого секретаря Бухарского обкома КПСС Абдулахита Каримова. Для этого они заручились поддержкой первого секретаря узбекской компартии Инамжона Усманходжаева, убедив его в том, что арест усилит его позиции. Когда Москва и Ташкент спохватились, прецедент уже был создан, и дальнейшие задержания прежде неприкасаемых членов ЦК были поставлены на конвейер. Одним из арестантов стал сам Усманходжаев.

Гдлян с Ивановым недолго были в фаворе. Настойчивое желание следователей перенести расследование из Ташкента в Москву, упоминание в их докладах фамилий членов ЦК КПСС стало все больше раздражать Кремль. Согласия на арест Усманходжаева Горбачев не давал больше года, несмотря на предъявление все новых доказательств его причастности к коррупции. В глазах чиновников из ЦК, курировавших прокуратуру, эта следственная группа становилась все более неуправляемой и опасной.

Следователи решили пойти на обострение и привлечь на свою сторону общественное мнение. 23 января 1988 года в «Правде» была опубликована статья «Кобры над золотом», в которой широко использовались материалы следственной группы и впервые писалось о размахе коррупции в Узбекистане. Ее автор, журналист Овчаренко, летал в Узбекистан с заданием редакции разоблачить «злоупотребления» следователей, но пока он собирал материал, арестовали Усманходжаева, и «Правда» поменяла установки с точностью до наоборот. Вслед за «Правдой» о Гдляне с Ивановым стали писать самые популярные издания — «Огонек», «Аргументы и факты», «Московские новости». Благодаря скандалу на XIX партийной конференции в июне 1988 года, когда главный редактор «Огонька» Виталий Коротич объявил, что среди делегатов — четыре взяточника, следователям удалось добиться ареста двоих из них. А в апреле того же года следователи организовали выставку изъятых в Узбекистане ценностей в Мраморном зале Генпрокуратуры. В оцепленное автоматчиками из дивизии Дзержинского здание привезли золотые монеты, кольца, серьги, браслеты, цепочки с бриллиантами стоимостью в восемь миллионов рублей. Фотографии усадеб первых секретарей обкомов с домиками для слуг, крытыми бассейнами, теннисными кортами, саунами, гаражами, складами, винными погребами довершали картину.

Всего следственная группа успела открыть 800 уголовных дел, по которым было осуждено более 4000 человек. В их числе десять Героев социалистического труда, 29 руководящих работников МВД Узбекистана и СССР, четыре секретаря ЦК КП Узбекской ССР, восемь секретарей обкомов. В Политбюро разволновались не на шутку, в ноябре 1988 года в группу были введены сотрудники КГБ с исключительным правом допроса главных фигурантов. Гдлян и Иванов быстро сообразили, что задача новичков — разваливать дела. Параллельно ЦК собирал компромат на обоих следователей. Они, мол, вели следствие «бериевскими методами», любой ценой выбивая признательные показания.

Благодаря начатой в прессе кампании Гдлян с Ивановым стали не менее популярны, чем Борис Ельцин или Алла Пугачева. Демонстранты выходили на Красную площадь с плакатами на груди: «Ельцин, Гдлян, Иванов — наша надежда». Ничто так не объединяло людей, как ненависть к нравам правящей верхушки. Посовещавшись с коллегами, Гдлян решил избираться в народные депутаты. «Когда ты сидишь со взяточниками в Кремле, им труднее угробить дело», — объясняет свои мотивы Гдлян.

Расчет оказался ошибочным. Появление Гдляна на трибуне Съезда народных депутатов разочаровало даже его потенциальных сторонников. Вот как вспоминал об этом Анатолий Собчак: «Казалось, что ни Гдлян, ни Иванов просто не слышат конкретных обвинений в их адрес, да и сами предпочитают оперировать не фактами, а рассуждениями о кремлевской коррупции и тому подобном. Перед нами были не профессионалы, знающие цену доказательствам, не парламентарии, умеющие связать частное с общим, а ораторы с площади, обращавшиеся поверх депутатских голов к миллионам телезрителей, жадно ловивших каждое их слово. Кстати, человек, который перед телекамерой ведет себя как на многотысячном митинге, столь же нелеп, как и кричащий в комнате, где слышен даже шепот...»

Постановлением ЦК под грифом «Совершенно секретно» 24 марта 1989 года была создана комиссия «по проверке фактов нарушения законности при расследовании дел о коррупции в Узбекской ССР». Через месяц пленум Верховного Совета СССР принял решение о посмертной реабилитации Хинта, признав его осуждение «грубым нарушением социалистической законности». Еще через две недели, 6 мая, Гдлян и Иванов были отстранены от участия в следствии.

На этом фоне состоялось свидание Гдляна с Горбачевым 20 мая. Следователь шел к генсеку как на высший суд, ощущая себя выразителем надежд всего советского народа. Сам Горбачев никогда не воспринимал следователей всерьез. В его двухтомных мемуарах имя Гдляна даже не упоминается. Разговора тет-а-тет не получилось. Помимо генпрокурора в кабинете генсека сидели председатель КГБ, министр внутренних дел, председатель Верховного суда. «Мы здесь с вами должны решить судьбу государства, надо спасать страну», — обратился к Горбачеву Гдлян. Тот в ответ назвал следователя «великим профессионалом», намекнул на «блестящие перспективы», но не поддержал и ничего конкретного не пообещал. Разочарование было полнейшим. Гдлян вспоминает, что сам прервал разговор и пошел прочь из кабинета. Вдогонку полетели слова Горбачева: «Вы плохо закончите, опомнитесь, вернитесь».

Горбачев оказался прав: политическая звезда Гдляна, оттертого от следствия, быстро закатилась. В августе 1991 года интерес к его персоне на короткое время вернул путч: Гдлян оказался в числе немногих задержанных по приказу ГКЧП. Почему председатель КГБ Владимир Крючков решил арестовать именно его, непонятно до сих пор. Сам Гдлян убежден, что путчисты боялись его неподкупности, тогда как Ельцин, арестуй его ГКЧП, дрогнул бы, как после октябрьского пленума ЦК КПСС в 1987 году, — снятый с поста председателя московского горкома партии будущий президент России униженно просил руководство компартии о политической реабилитации.

Сегодня Гдлян готов долго рассуждать, как надо было действовать, чтобы сохранить СССР: бранить «христопродавца» Горбачева, Ельцина, Гайдара, сожалеть, что они не пошли по пути Дэн Сяопина. Гдлян верит, что, проживи Андропов подольше, борьба с коррупцией завершилась бы полной победой и развитие Советского Союза пошло по-иному — по китайскому варианту.

Вот только можно ли было победить коррупцию в СССР? Французский политолог Ален Блюм как-то назвал коммунистов «властью, желающей прежде всего казаться, а не действовать, утверждаться, а не управлять». Государство могло загнать всех призывников в армию, но не могло защитить их от дедовщины. Оно могло упразднить частную собственность и предпринимательство, но не могло контролировать миллионы ежедневно, ежечасно возникающих неформальных экономических отношений между гражданами. Теневая экономика была жизненно необходимым ингредиентом советского эксперимента. Женские сапоги и дубленки, джинсы и кроссовки, лекарства и сервелат можно было достать только по блату или купить у фарцовщиков. Для номенклатуры использование власти для личного обогащения, особенно на Востоке, было естественной рентой, само собой разумеющимся источником доходов, подлинной оплатой их труда. И Егор Лигачев, обвиняющий группу Гдляна — Иванова в том, что она «разваливала страну», похоже, не так уж и не прав.

Сегодня Гдлян возглавляет «Всероссийский фонд прогресса, защиты прав человека и милосердия им. А. Д. Сахарова», изредка общается с Николаем Ивановым (тот сейчас адвокат) и переживает за страну. Бывший следователь сетует: «Смотрю иной раз — выступают махровые взяточники — я-то их знаю, — и они сегодня в первых рядах борьбы с коррупцией!» Антикоррупционные инициативы Дмитрия Медведева не внушают ему доверия — «президента окружают такие советники, которые насоветуют неизвестно что».