Рискованный бизнес — делать подарки: что дарят бизнесменам, чиновникам и президентам
В октябре 2009 года The New York Times опубликовала статью журналиста, многие годы жившего в России, Эндрю Крамера «Поднимая завесу тайны над российской традицией дарить роскошные подарки». Статью украшала моя большая фотография в моем антикварном салоне «Богема». Игра теней на снимке подчеркивала теневой, по мнению автора, характер моего бизнеса — умения выбирать подарки.
Крамер писал: «До недавнего времени Александр Хочинский занимал особую нишу в российской столице, которая в равной мере известна и своим богатством, и своей коррупцией. Он был антикваром и специализировался на том, что поставлял шикарную «смазку», чтобы подмазывать людей со связями в правительстве и других высокопоставленных кругах».
Статья в The New York Times вышла после весьма щекотливой сделки, которая пошла наперекосяк, в результате один влиятельный человек обвинил меня в шантаже. И я вынужден был на семь лет уехать из России.
В 2006 году по поручению своего клиента я за $869 000 купил на аукционе Sotheby’s в Париже 26 писем, написанных Вольтером Екатерине II в период с 1768 по 1777 год. Как я предполагал, мой клиент хотел сделать эффектный жест по примеру Виктора Вексельберга, который в 2004 году выкупил императорскую коллекцию пасхальных яиц Фаберже и вернул их в Россию. Вероятно, письма Вольтера предназначались на самый верх, чтобы затем первое лицо государства подарило их музею или библиотеке, как произошло, например, с ротшильдовским яйцом Фаберже, которое Владимир Путин передал Эрмитажу. В письмах, что я купил на Sotheby’s, Вольтер высоко оценивал Екатерину, называя ее просвещенным деспотом, и выражал поддержку русской военной кампании на территории нынешней Украины и Польши. По сути, европейский философ выступал за руководящую роль России в Восточной Европе.
Выиграв торги в Париже, я оплатил лот деньгами со своего счета и привез письма в Москву, где и передал их клиенту. Больше я не видел ни писем, ни денег за них. Сегодня я предполагаю, что письма Вольтера все-таки достигли своего адресата.
Подарки наверх стали моей специальностью начиная с 1990-х, когда я и мои коллеги, профессионально разбирающиеся в искусстве и густо обросшие на Западе различного рода связями и друзьями в мире арт-бизнеса, безо всяких тормозов скупали на зарубежных аукционах «все, что не приколочено».
К 2000-м многие ленинградские управленцы потянулись в Москву. А за ними переехал и я. Мой товарищ Виктор Хреков, работавший пресс-секретарем в Управлении делами президента, познакомил меня с Александром Гладышевым, руководителем ГУП «Кремлевский» из ведомства Владимира Кожина.
По просьбе ГУП «Кремлевский» я создал «Концепцию государственных подарков Российской Федерации», выполнял другие поручения, подбирал подарки гостям российского руководства. Денег я за это не получал, но было интересно, появилось много полезных знакомых, виделись занимательные перспективы.
С тех пор когда меня просят выбрать какой-то подарок, я провожу небольшое анкетирование. Обычно из ответов на три-пять вопросов появляется ясность, что может понравиться человеку, заинтересовать его. Например, для удачливого бизнесмена, которому близка тема Востока, лучший подарок — картина художника-ориенталиста. Я уже знаю, что бизнесмену нравится академическая манера письма, с проработкой деталей, характерные сюжеты: узкие улочки древнего города, чалма, верблюд, минареты, яркий свет, колорит восточного базара. Поэтому в канун дня рождения этого бизнесмена я завален заказами на картины туркестанского цикла Рихарда Зоммера.
Когда владельцы ТНК-BP планировали сделку в Венесуэле, нужен был подарок президенту страны Уго Чавесу. Но мы никак не могли взять в толк, что это может быть. Я спрашивал: «Чем он дышит?» А мне отвечали: «Революцией». Сначала думали подарить рубашку Че Гевары, в которую тот был одет, когда его расстреляли. Эту рубашку я купил на аукционе в Нью-Йорке. Потом думали о предметах из наследия Марлона Брандо. За них мы бились на торгах с Джонни Деппом. Но все определил звонок в МИД. Оказалось, Уго Чавес — любитель палехских шкатулок на революционную тему. Конечно, я нашел такие шкатулки. Но самая дорогая стоила не дороже $500. Я отдал шкатулки шоферу и стал сомневаться: ТНК-BP, нефть, контракт, американцы дышат в затылок, китайцы дышат в затылок. А тут какие-то шкатулочки. Но оказалось, это то что надо. Президент был доволен.
Традиция дарить подарки — вечная. Дарят партнерам, дарят друзьям, родственникам, дарят наверх, дарят с определенными целями и просто так, но всегда подарок должен приносить удовольствие. Как-то ко мне попал настольный прибор из родонита, выполненный на императорской гранильной фабрике для императрицы Марии Федоровны. Все предметы украшены инициалами МФ. Я предложил совладельцам Альфа-банка подарить этот прибор на день рождения Михаилу Фридману. Но у них уже были другие планы на подарок. Пока прибор у меня.
Сейчас запросов на подарки поступает меньше. Раньше бизнесмены и чиновники звонили мне напрямую, сейчас звонят посредники. Вкусы — консервативные. Как и 30 лет назад выше всего ценятся первоклассные работы художников из «Родной речи»: Шишкин, Айвазовский, Левитан, Нестеров. Недавно начали заказывать натюрморты Коровина. Появился интерес к художникам- шестидесятникам, работам Оскара Рабина, Владимира Вейсберга. Если есть хорошая работа Роберта Фалька, ее оценят и в регионах, и в Москве. Востребован Александр Тышлер. Урал и Сибирь больше любят авангард, могут выбрать в подарок Гончарову, Альтмана. На юге России ценят соцреализм. И в Москве, и в Санкт-Петербурге в моду вошли Георгий Нисский, Александр Дейнека, Дмитрий Жилинский. Это дорого — хорошую работу найти непросто — и престижно.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора