Парадокс корабля Тесея: как санкции открывают двери вторичному рынку электроники
Представьте, что вы купили дорогой смартфон за границей, но по возвращении в Россию вам отказывают в его ремонте в местном неавторизованном сервисном центре, потому что в случае исполнения вашего заказа этот центр могут привлечь к ответственности за отсутствие согласия правообладателя на ремонт. А когда после 2022-го сервисное обслуживание в России приостановили такие компании, как Apple, BMW, AUDI, Microsoft, и их авторизованных сервисных центров просто не осталось, эта перспектива кажется особенно неприятной. До недавнего времени отказ российских компаний от ремонта иностранной техники был продиктован так называемым принципом исчерпания права — когда правообладатель может контролировать судьбу своего устройства (в том числе запрещать ремонт). Однако складывается впечатление, что одним из последствий активного санкционного противостояния стал пересмотр российскими судами подхода к этому вопросу, в том числе в контексте «параллельного импорта».
Возможно, для части читателей будет новостью, что на протяжении 20 лет в России был фактически запрещен неподконтрольный вторичный рынок электронной техники, высокотехнологичного оборудования, автомобилей, сервисного обслуживания и ремонта для неавторизованных дилеров и сервисных центров. Кажется странным, чтобы правообладатель товарного знака, которым маркирован товар, мог диктовать потребителю, где и как он должен ремонтировать свою вещь (так, будто никакого права собственности на вещь у второго вовсе не возникало). При первом приближении звучит и правда абсурдно. Однако это было обусловлено законодательными ограничениями, которые касались бизнеса, занимавшегося перепродажей и ремонтом товаров.
Одним из ярких примеров такого ограничения является печальный исход для компании «Рейканен партс», которая занималась ремонтом и последующей реализацией запасных частей для автомобилей марок Volkswagen, Audi и Mercedes-Benz. Казалось бы, общество приобретает уже введенные в гражданский оборот детали, ремонтирует их и перепродает, указывая, что это детали, бывшие в употреблении. Потребителю выгоднее купить такие детали, чем новые от изготовителя автомобиля. Что может пойти не так и что тут незаконного? Однако суды оказались непреклонными: компанию привлекли к ответственности по статье 14.10 КоАП РФ за распространение контрафактной продукции, а все произведенные детали с различных складов конфисковали.
Речи о праве российской компании заниматься собственным производством запасных деталей даже не велось, запрет на такую деятельность следовал из судебной практики. В деле «Бермоторс» за подобную деятельность компанию-экспортера и ремонтную мастерскую привлекли к гражданско-правовой ответственности в виде взыскания компенсации в размере 8 млн рублей. При этом взыскание штрафа — печальный, однако один из лучших исходов, в худшем случае на правонарушителя могли возбудить уголовное дело. Российский бизнес периодически пытался обратить внимание на сложившуюся ситуацию.
Корень проблемы — в уже упомянутом принципе исчерпания права, под которым понимается утрата правообладателем возможности контролировать дальнейшую судьбу ранее введенного им же товара в гражданский оборот. В отличие от некоторых других стран (включая с некоторыми оговорками США и Китай), где этот переход контроля происходит по сути в момент первой продажи, в России применяется принцип национального исчерпания права. Это означает, что исчерпание права происходит при первой продаже на территории России, независимо от того, был ли товар ранее продан за рубежом (статья 1487 ГК РФ).
В течение 20 лет применения принципа национального исчерпания права в России неоднократно возникала дискуссия о целесообразности его ограничения либо полной отмены. Сторонники сохранения этого принципа указывали на необходимость увеличения инвестиционной привлекательности и локализации зарубежного бизнеса в стране, а также на риск распространения контрафактной продукции без контроля правообладателей (прежде всего это мнение поддерживали иностранные компании и их официальные дистрибьюторы). Сторонники отмены принципа, в свою очередь, подчеркивали опасность монополизации рынка иностранным бизнесом (за эту идею выступала в том числе антимонопольная служба).
Так или иначе, лоббирование сохранения национального исчерпания права в целях привлечения инвестиций привело к тому, что контроль за поставками товаров в Россию и вторичным рынком техники, оборудования и автомобилей перешел к иностранным правообладателям. Они определяли официальных дистрибьюторов, реселлеров и сервисные центры, чаще всего являющиеся их дочерними компаниями. В то же время российским компаниям запрещалось вести подобную деятельность под угрозой административного и уголовно-правового преследования.
Справедливо будет отметить, что в 2018 году Конституционный суд предпринял попытку сбалансировать интересы иностранных правообладателей и российского бизнеса. В постановлении в рамках дела Sony Corporation суд высшей инстанции предписывал ставить во главу угла публично значимые интересы, жизнь и здоровье граждан и отказывать в исках правообладателям, которые пытаются ограничивать конкуренцию. Несмотря на это, иностранные правообладатели в инициируемых ими спорах добились того, что судебная практика дошла до пугающих подходов. Суды начали применять термин «контрафакт» не только к поддельным товарам, но и к ранее бывшим в употреблении и отремонтированным без согласия правообладателя оригинальным товарам вне зависимости от того, вводился ли он в гражданский оборот на территории России. Пожалуй, квинтэссенцией развития такого подхода можно назвать решение по спору между немецким правообладателем Continental Raifen Deutschland GmbH и российским обществом «Кёнигшина». Суды отклонили все доводы российской компании о том, что она ввозила оригинальные бывшие в употреблении шины после ремонта, сказав, что сам факт нахождения товара в употреблении означает, что определить, наносились товарные знаки самим правообладателем или иным лицом, невозможно, а значит, ответственность автоматически должна нести российская компания.
Получается, что суды стали считать, что ремонт бывшего в употреблении товара де-факто восстанавливает ранее утраченное право, что приводит к появлению на рынке новой вещи, маркированной товарным знаком без согласия правообладателя. То есть в какой-то момент норма российского закона (статья 1487 ГК РФ) перестала применяться так, как она звучит. Российские компании в таких спорах оказывались в безвыходном положении, при котором на них возлагалось бремя доказывания законности приобретения товара и нанесения на него товарных знаков самим правообладателем, что на практике не представлялось возможным.
Фактически сложившееся правоприменение многие годы внушало российскому бизнесу, что ему лучше даже не прикасаться к товарам иностранных брендов, чтобы не нарушить ненароком закон. Откуда же после этого взяться в России компаниям, обладающим компетенциями не то что для создания своих высокотехнологичных товаров, но хотя бы для производства комплектующих?
Подобный жесткий и бескомпромиссный подход привел к тому, что иностранные правообладатели через своих дилеров после продажи своего товара продолжали получать прибыль от сервисного обслуживания, поставки комплектующих. А в силу высокой стоимости ремонта фактически зачастую понуждал потребителя приобретать новый товар.
Также это вело к потере российским бизнесом важных компетенций. Российские компании лишились легальной возможности осуществлять сервисное обслуживание, ремонт и перепродажу товаров без согласия правообладателя, а значит, производить собственные комплектующие, уметь адаптировать программное обеспечение, учиться производить аналоги. В связи с уходом с российского рынка значительной части иностранных правообладателей в 2022 году потребители столкнулись с проблемой отсутствия авторизованных сервисных центров и даже рисковали потерять возможность использования своей собственности, как это случилось, например, с отключением российских дилеров BMW и Audi от обслуживания программного обеспечения.
Российский бизнес задался вопросом о легальности осуществления сервисного обслуживания, ремонта и ввоза товаров без согласия правообладателя. Если вопрос о ввозе товаров был решен через приказ Минпромторга № 1532 о «параллельном импорте», то вопрос о сервисном обслуживании оставался открытым. Гарантий российскому бизнесу никто длительное время не давал.
Теперь же стоит осторожно предположить, что переломным моментом стало дело ООО «Центр дистрибьюции» против компании Apple, в котором суды встали на сторону российской компании, ввозившей и перепродававшей на территории России бывшие в употреблении смартфоны iPhone, прошедшие восстановительный ремонт. Первоначально Шереметьевская таможня задержала и изъяла партию товара. Это решение таможни было признано незаконным, суды не только отказались привлекать реселлера к административной ответственности, но и сформировали достаточно важный подход, согласно которому ремонт вещи на ее оригинальность не влияет, к созданию новой вещи не приводит, не ухудшает потребительские характеристики, а значит, не может приводить к восстановлению исчерпанного права правообладателя. Позиция компании Apple, настаивавшей на конфискации товара, была признана судами недобросовестной и направленной на подрыв экономической стабильности Российской Федерации.
Примечательно, что похожий подход применяется судами США уже на протяжении более 100 лет. Один из примеров того, как американские суды принимают решения в похожих случаях — дело Impression Products Inc против Lexmark International. Тогда Верховный суд постановил, что правообладатель утратил контроль над товаром (картриджи для принтера) в момент продажи, хотя покупатель после этого заменил в подержанных картриджах чернила и микрочипы и перепродал. В Китае судам предоставлено право толковать закон в пользу «национальных торговых интересов». В странах Европейского союза правообладатель ограничен в возможности возражать против использования своего товарного знака на ранее проданном товаре. Не совсем понятно, почему на протяжении десятилетий российская судебная практика, принимая решения исключительно в интересах иностранных правообладателей, самоотверженно способствовала монополизации рынка, которая в определенный момент была использована в качестве элемента санкционной борьбы.
С опорой на новую судебную практику российский бизнес, не авторизованный правообладателем, может, наконец, надеяться на открытие вторичного рынка высокотехнологичных товаров и получить «право на ремонт». Во многом негативный опыт монополизации рынка иностранными правообладателями должен стать уроком и побудить к развитию конкурентных отношений и наращиванию компетенций российского бизнеса, как минимум в части ремонта высокотехнологичных изделий и производства собственных комплектующих.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора