Несколько осужденных и обвиняемых по террористическим статьям 16 июня захватили двух сотрудников ФСИН, причем одного весьма высокопоставленного — начальника оперативного управления ФСИН по Ростовской области Александра Богму. Ныне заложники освобождены и, по официальной информации, невредимы. Время подводить итоги и пытаться понять, что же случилось.
Нарушение режима
Понятно, что неудачные стечения обстоятельств, которые периодически приводят к катастрофам или трагедиям, невозможно предусмотреть. Но случившееся может быть результатом не только случайности, но и системных проблем ФСИН.
Если в процессе совместного распития спиртных напитков один человек забил другого табуреткой, эффективные меры — это снижение потребления алкоголя и изменение культуры. Это задачи на десятилетия, и что бы мы не делали, такие события будут происходить. Но предупреждение преступлений, которые люди совершают сознательно и заранее готовят, а захват заложников относится именно к таковым, гораздо проще. Они могут возникать только в определенных условиях. Если находящиеся в СИЗО граждане получили предметы, которые не могли получить в законном порядке, сговорились между собой (что невозможно при соблюдении правил), смогли подготовиться к совершению преступления и совершить его, пусть и не доведя до конца, значит в системе что-то не так.
Преступление не могло быть совершено без помощи сотрудников СИЗО. Понятно, что обычно сотрудник исправительного учреждения не предполагает, что передаваемые предметы будут использованы при совершении преступления, тем более для захвата его или ее коллег. Однако правила российских исправительных учреждений и СИЗО содержат массу абсурдных требований, таких как необходимость носить головной убор в определенных ситуациях, ограничение количества книг у одного заключенного, запрет лежать днем у себя в камере. Поэтому нередко персонал колоний допускает не представляющие на первый взгляд опасности нарушения режима, исходя просто из здравого смысла.
Но кроме этого, конечно, есть коррупционный фактор. Типичный сотрудник ФСИН, а в уголовно-исправительной системе работает около 300 000 человек, получает не очень большую зарплату, она может сильно варьироваться, но будет примерно соответствовать средней для региона — порядка 40 000–60 000 рублей для Мордовии, например. Кроме того, этот сотрудник занимается весьма тяжелой и непростой работой без какой-либо специальной поддержки, да и живет обычно в не самом приятном месте (хотя последний фактор в случае с Ростовским СИЗО неактуален). Все это создает серьезные стимулы для дополнительной коррупционной активности и готовности пренебречь правилами, чтобы пронести для «контингента» нож, телефон или что-то еще.
Вывод первый: ревизия внутренних правил и приведение условий жизни сотрудников к некоторому приемлемому уровню — важный способ предупреждения подобных событий.
Узаконенное насилие
С другой стороны, есть проблема расшатанных моральных установок сотрудников ФСИН. Вся система исполнения наказаний в России остается близкой к средневековой. Она направлена на причинение страданий. Тезис «тюрьма не курорт» можно встретить в российском интернете больше 25 млн раз. Возмущение условиями в скандинавских тюрьмах — тоже очень популярная тема в соцсетях. При этом всевозможные практики формализованного (штрафной изолятор) или неформального (пытки и избиения) насилия широко распространены, а теракт в Crocus City Hall лишний раз показал, что явные пытки подозреваемых почти не вызывают общественного протеста. Внешний контроль — общественные наблюдательные комиссии или прокуратура — в большинстве случаев абсолютно неэффективны. Сотрудники чувствуют себя подконтрольными только собственному начальству. Люди, которые регулярно вовлечены в такие практики, имеют две очень важных моральных установки: «мне все можно» и «я здесь решаю».
Вывод второй: внешний контроль и изменение внутренних практик формального и неформального насилия — это то, что сильно снижает вероятность нелегального сотрудничества работников ФСИН и заключенных.
Важно помнить, что за последние годы в России произошло серьезное расширение понятия «террорист». В Уголовном кодексе, в разделе о преступлениях против общественной безопасности, появилось немало новых составов, например, статья 205.3 (прохождение обучения в целях осуществления террористической деятельности) или 207.3 (о военных «фейках»). Довольно долго счет террористических преступлений шел на десятки в год по всей стране, что позволяло персоналу СИЗО и колоний обеспечивать специфические условия, предусмотренные законодательством для осужденных по террористическим статьям, в частности, жесткий контроль контактов между осужденными и подозреваемыми, исключение контактов с другими осужденными или подозреваемыми и тому подобное. Не исключено, что когда обвинения в терроризме стали предъявляться по поводу действий, не предполагающих особой общественной опасности, сотрудники ФСИН стали иначе относится к обвиняемым по этим статьям.
Вывод третий: размывание категорий «тяжкие преступления» или «терроризм» с неизбежностью увеличивает вероятность совершения реальных террористических преступлений.
Может возникнуть вопрос о том, почему в этих условиях такие преступления совершаются не очень часто. С одной стороны, режим российских колоний и СИЗО достаточно жесткий, а реакция властей на любые проявления неподчинения еще более жесткая. Например, в этом случае большинство террористов было убито. С другой стороны, социальный состав тех, кто отправляется в систему ФСИН в качестве подозреваемого или осужденного весьма специфичен. На 60% это безработные, еще на 20% — люди, занятые физическим трудом. В подавляющем большинстве случаев их жизненный опыт и навыки не позволяют спланировать и исполнить преступление такого типа. Что отнюдь не отменяет того факта, что сама система стимулирует совершение преступлений.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора