Консервативная надежда
После 1989 года в Иране правили очень разные президенты. Но периоды их пребывания у власти (максимум восемь лет) по принципу матрешки укладываются в рамки эры духовного лидера страны Али Хаменеи. Так, восьмилетие Али Акбара Хашеми Рафсанджани (1989–1997) ознаменовалось умеренной внешней политикой и плавной либерализацией экономики — но без плюрализма в общественной сфере. Затем пришел «аятолла Горбачев» Мохаммад Хатами (1997–2005), который позволил газетам выходить с альтернативной позицией, ослабил контроль за исламским дресс-кодом и пытался открыть Иран миру, включая западные страны. Потом был консерватор Махмуд Ахмадинежад (2005–2013), добавивший в иранский исламизм черты левого популизма по образцу венесуэльского лидера Уго Чавеса. Наконец, с 2013-го по 2021 год продолжался период аккуратного реформатора Хасана Рухани, при котором Иран сначала добился прорыва по ядерной сделке, а потом испытал шок от ее разрушения руками Дональда Трампа.
В 2021 году стартовал новый этап — правление Эбрахима Раиси. Он стал олицетворением новой политической реальности в Иране. Прежде всего, к концу 2010-х закончился 30-летний период политической борьбы между консерваторами и реформаторами. Первые выдавили вторых из системы, оставив внутри только консервативные силы разных оттенков. Раиси побеждал на первых за долгие годы неконкурентных выборах — никто из реальных альтернативных кандидатов в 2021 году не попал в избирательный бюллетень. Ровно такая же ситуация была на выборах однопалатного парламента Ирана, Меджлиса, в 2020-м и 2024 годах. Однако во время президентской гонки отсутствие выбора было особенно заметно.
При этом Раиси был типичнейшим представителем победивших консерваторов. Спокойный, основательный и прагматичный, он казался совсем не похож на любимца беднейших слоев общества — радикального и импульсивного Ахмадинежада. Раиси пришел к власти не с помощью народных масс, он оказался на вершине благодаря успеху в аппаратной борьбе, показав себя талантливым карьеристом. Когда надо было участвовать в массовых казнях оппозиционеров в конце 1980-х — он был там. Когда имело смысл переждать пик популярности реформаторов — Раиси без лишнего шума делал карьеру в иранской прокуратуре. А ближе к концу 2010-х, на фоне разочарования и элиты и народа в реформаторах он пришел в публичную политику — как новая надежда консерваторов.
Именно спокойствие и прагматизм Раиси вызывали доверие к нему, по крайней мере, у части элиты. Консерваторы и их сторонники надеялись, что после многих лет метаний и заигрываний с Западом пришел адекватный и умный лидер, который не будет опускаться до дешевого популизма Ахмадинежада. Он подкрутит гайки в системе, вернет ей стабильность и устойчивость и остановит процесс разрушения исламских скреп. Иранское общество эти идеи не сильно воодушевляли — в отличии от функционеров, представителей Корпуса стражей исламской революции и людей, близких к духовному лидеру.
Рухнувший символ
Я хорошо помню первую пресс-конференцию Раиси в Тегеране после избрания его президентом в июне 2021 года. Многие ожидали жесткого консерватора, которые оборвет контакты с Западом. Было много журналистов, включая западных, среди которых выделялась красивая девушка от одного из европейских каналов на высоких каблуках и в джинсах в обтяжку, лишь формально накинувшая платок. Она одна из первых прошла к микрофону, чтобы задать вопрос. Очевидно, в таком виде ей позволили появиться не случайно — Раиси готов говорить с Западом, даже с таким. Именно это он показал на пресс-конференции: будем вести переговоры по ядерной сделке, готовы взаимодействовать со всеми.
Во внутренней политике новый президент тоже не стремился переламывать всех через колено. Далеко не сразу и очень постепенно началось ужесточение: чуть больше полиции нравов на улице, пара новых законов вроде запрета бесплатно раздавать контрацептивы кочевникам. С другой стороны, так же плавно Раиси попытался реформировать весьма обременительную для бюджета социальную политику, сократив субсидии на пшеницу.
Однако осторожные шаги вызывали неожиданно резкие последствия. Переговоры по ядерной сделке с США ушли в крутое пике сразу, как только Раиси оказался у власти. Попытка сократить субсидии вызвала рекордный рост цен в мае 2022 года и, как следствие, протесты с несколькими погибшими. В итоге то самое плавное ужесточение норм и правил стало причиной настоящего взрыва. Оказалось, что большей части иранского общества ненавистен такой курс. Как результат, осенью 2022 года страну охватили беспрецедентные по географии распространения протесты из-за трагической гибели задержанной полицией нравов 22-летней Махсы Амини.
Все это в сочетании с продолжающимся экономическим кризисом быстро убедило многих в той самой элите, что Раиси не справляется. В начале его президентства в иранских СМИ действовало негласное правило: Раиси критиковать нельзя. Однако уже примерно через год ситуация начала меняться, и все чаще президента ругали сначала реформаторские СМИ, а затем и некоторые консервативные. За три года он быстро успел превратиться в символ рухнувших надежд консерваторов. Впрочем, эта история совсем не уникальна: примерно тот же путь — каждый по-своему — проделали до этого Хатами, Ахмадинежад и Рухани. Раиси продолжил традицию, когда президент в Иране становится еще и козлом отпущения за провалы с той лишь разницей, что ему до достижения этого рубежа хватило всего трех лет.
Сбой транзита
Пожалуй, проблемы Раиси внутри страны были связаны не только с его личностью. Будучи консерватором, он все же пытался действовать довольно взвешенно. Но Исламская Республика к началу 2020-х вошла в фазу вязкого кризиса легитимности из-за экономических и социальных проблем и все большей усталости от господствующей идеологии. Похоже, что решение всех этих проблем было за рамками способностей погибшего президента.
Как бы то ни было, запомнится Раиси, скорее всего, победой на неконкурентных выборах, массовыми протестами 2022 года и трагической гибелью. Не самое завидное наследие для амбициозного политика.
Дальнейшая судьба Ирана, на первый взгляд, кажется понятной и закономерной. В течение 50 дней пройдут новые выборы, и появится новый президент. Он и так регулярно менялся, так что больших проблем можно не ожидать. Президентом вновь станет консерватор, победивший в кампании без реальной альтернативы — избрание Меджлиса в марте 2024 года показало, что модель «выборы без выбора» остается рабочей для нынешней Исламской Республики.
Курс иранских властей останется умеренно консервативным, особых изменений не будет ни во внешней, ни во внутренней политике. Стратегию задает духовный лидер, а принятие решений по текущей повестке в Иране не слишком централизованное. Господство консерваторов, олицетворением которых был Раиси, делает возможность серьезных перемен маловероятной.
Однако все это справедливо лишь на ближайшую перспективу. Главное, к чему готовится Иран, — это транзит, который все отчетливей маячит в связи с преклонным возрастом духовного лидера. Хаменеи 85 лет, и элита на низком старте, чтобы начать борьбу за его наследие. Раиси считался одним из возможных преемников Хаменеи. И пусть его шансы в связи с не самым успешным президентством скорее уменьшались, из гонки за высшую власть он до самого конца не выбывал.
Неудивительно, что после падения президентского вертолета появились конспирологические теории. Мол, было два основных «наследника» — Раиси и Моджтаба Хаменеи, сын нынешнего духовного лидера. Теперь остался один — отгадайте, кому это выгодно?
Такие простые умозаключения могут увести от двух важных моментов. Во-первых, для любой теории нужны хотя бы косвенные доказательства. Одна лишь логика позволяет нарисовать много непротиворечивых конструкций — красивых, но выдуманных. Во-вторых, кто бы ни рассматривался сегодня в качестве претендента, реальность транзита куда сложнее. Выиграет не тот, на кого ставят заранее, а тот, кто окажется самым сильным и ловким в момент короткого как вспышка переходного периода. Именно так получилось в 1989 году, когда после смерти основателя Исламской Республики Рухоллы Хомейни два человека изменили конституцию и фактически поделили власть: Хаменеи стал духовным лидером, а Хашеми Рафсанджани, на тот момент председатель Меджлиса, — президентом.
Как бы то ни было, последствия гибели Раиси для системы могут быть куда значимее, чем для текущего курса государства. Все-таки погиб один из самых крупных политиков нынешнего Ирана, и это, вне зависимости от причин крушения, заметно меняет расстановку сил. Другой вопрос, что борьбу «бульдогов под ковром» сложно отследить. Каким мог бы быть транзит в случае участия в нем Раиси, мы теперь уже не узнаем. Понятно лишь то, что после гибели президента Ирана сценарий транзита изменился.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора