Режим освобождения: поможет ли закон о пробации российским заключенным

Первое чтение в Госдуме прошел проект Федерального закона «О пробации». Разработан он Министерством юстиции, в состав которого входит фактический автор и бюджетный бенефициар закона — Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН). Обоснование лежит на поверхности — профилактика рецидива преступности. На это ссылаются и авторы законопроекта в пояснительной записке к нему, и эксперты, задействованные в его обсуждении. Называют показатель в 60% преступлений, совершенных ранее судимыми лицами. Отмечу, что это минимальное значение. Статистика устроена так, что не учитывает людей с погашенными или снятыми судимостями. Стандартная ситуация: судимость за преступление небольшой тяжести, штраф и через год после его уплаты автоматическое погашение судимости. Совершив новое преступление, этот человек в статистику рецидива уже не попадет. И подобных ситуаций масса.

Но это детали, в целом закон необходим, однако изучение законопроекта, рассматриваемого сейчас Госдумой, вызывает сомнения в глубине проработки темы. 

Без лишних слов

Первое, что просто невозможно обойти — проект не проходил репрезентативные общественные обсуждения. Просто не с кем — Общественные наблюдательные комиссии фактически лишились сколь-либо активных и неудобных службе членов, а все без исключения организации гражданского контроля, имеющие достаточный для участия в работы над проектом опыт («Русь Сидящая», «Мемориал», «Общественный вердикт», Комитет против пыток, «За права человека» и иные), признаны Минюстом иностранными агентами или просто ликвидированы. 

Еще не ознакомившись с проектом, а только изучив пояснительные документы к нему, можно угадать — полномочиями в сфере пробации Минюст и правительство наделят существующие сейчас в системе ФСИН уголовно-исполнительные инспекции (УИИ). Это очевидно уже потому, что авторы законопроекта не требуют дополнительных бюджетных расходов на его реализацию. Думаю, что это вынужденный шаг, ибо только такие законопроекты, если они поступили не из администрации президента, имеют сейчас шансы на беспрепятственное прохождение. Не исключаю, что бюджетные ассигнования инициаторы закона держат в уме. Сейчас важно застолбить площадку, а позже, при удачной конъюнктуре, можно будет рассказать, как «зашиваются» инспекторы ФСИН, которые помимо своей обычной работы вынуждены заниматься еще и пробацией. А эти процедуры в законе крайне формализованы и потребует значительных дополнительных ресурсов, как кадровых, так и материальных. 

Задачи и полномочия

Минюст предлагает три вида адаптации осужденных. 

• Пенитенциарная пробация — для приговоренных к принудительным работам и лишению свободы. Это проведение социальной и воспитательной работы, оказание психологической помощи и подготовка к освобождению, восстановление и укрепление социальных связей, формирование новой системы установок, норм и моральных ценностей. По мнению разработчиков закона, для этого УИИ будет привлекать волонтеров, родственников и иных лиц, имеющих положительное влияние на осужденного.   

Казалось бы, все гладко. Но нет — инспекции не обладают полномочиями по работе с осужденными к принудительным работам и лишению свободы, они занимаются только теми, кто приговорен к наказанию, не связанному с лишением свободы. Более того, если человек приговорен к принудительным работам или лишению свободы без дополнительных видов наказаний, например, ограничению свободы по отбытию основного наказания, и освобожден условно-досрочно или по отбытию срока, надзор за ним осуществляет МВД, а не ФСИН. Эта непроработанность правовых норм неизбежно повлечет неопределенность их применения.

Здесь кроется еще один нюанс, который непременно всплыл бы, пригласи Минюст на обсуждение кого-то из реальных правозащитников, работающих с системой исполнения наказания. Дело в том, что все вновь устанавливаемые задачи пенитенциарной пробации уже законодательно и подзаконно распределены, ими занимается Управление воспитательной, социальной и психологической работы ФСИН России — от начальников отрядов до многочисленных инспекторов и методистов. Как задачи будут распределяться и зачем их дублировать? Эти вопросы пока без ответа.

• Исполнительная пробация. Законопроект говорит о ней применительно к людям в трудной жизненной ситуации, осужденным без изоляции от общества, освобожденным условно-досрочно, приговоренным к штрафу или получившим отсрочку от отбытия наказания, наконец, совершившим преступление против половой неприкосновенности.  

Казалось бы, неплохо. Но никаких алгоритмов в этой части закон не содержит вообще. Имеются лишь туманные отсылки к психологической поддержке, трудоустройству и образованию, привлечению религиозных и общественных объединений, научных и медицинских организаций.

• Постпенитенциарная пробация. Это самая сложная и бюджетоемкая часть законопроекта, но она же и самая неудачная. Здесь и юридический сор — повторяется категория «оказавшихся в трудной жизненной ситуации» после освобождения из колонии условно-досрочно (были выше), и просто полное отсутствие конкретики, а что же вообще делать с освободившимися? 

Создание каких-то центров пробации, рабочих мест, общежитий, где освобожденные из колоний люди могли бы заработать первые деньги, освоиться в новом для них мире, установить минимальные социальные связи, к конце концов, знать утром, куда они вернутся к ночи, не предполагается. А в этом и есть смысл пробации — стабилизация личности и уход от маргинальных установок.

Наконец, сейчас, говоря о пробации, нельзя не вспомнить о заключенных, которые ушли в частные военные компании и выжили. Как быть с их возвращением в общество? Ответа на этот вопрос тоже нет. Вероятнее всего, пробация в том виде, в каком она изложена в законе, реально не затронет никого, кроме инспекторов УИИ, которым придется нести вновь возникшую колоссальную бюрократическую нагрузку. 

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора