См. первую и вторую части доклада
Россия и кризис
Обстоятельства, предшествовавшие прорыву начала XVIII века, примечательны проявлениями общего системного кризиса, поразившего Россию во второй половине XVII века. Отчетливее всего кризис проявился в экономической и военной сферах. В экономике налицо было отставание от других стран, невысокие темпы экономического роста, фактическое отсутствие собственной промышленности, зависимость от стран, поставлявших России промышленные товары, оружие, металлы, в том числе серебро и золото (Московский монетный двор только перебивал иностранную монету), и пр. Военный кризис нагляднее всего проявился в почти непрерывных поражениях русской армии от соседей (поляков и литовцев, шведов, турок и татар), в чрезвычайно низком международном престиже страны. Русские цари считали себя наследниками Рима и Византии, а между тем в преамбуле общеевропейского Вестфальского мира, завершившего в 1648 году Тридцатилетнюю войну, Московия упоминалась в конце списка европейских государств наряду с мелкими вассалами Османской империи Валахией и Молдавией. Особенно неприятны были «потерьки» начала XVII века — так называли захваченные Швецией «отчины и дедины» на берегах Балтийского моря. До 1711 года крымский хан регулярно получал из Москвы так называемые «поминки», которые татары официально именовали вассальной данью Московии Орде, причем русские дипломаты против такой интерпретации не протестовали. Все это болезненно сказывалось на самосознании русских людей, на восприятии ими своей страны. Системный кризис имел также социальный и идеологический аспекты, проявлявшиеся в средневековой пестроте и аморфности унаследованной от прошлого социальной структуры, а главное — в неэффективности военной организации, основанной со времен Ивана Грозного на службе помещиков с населенных земель. К началу XVIII века поместная система полностью себя изжила, поскольку помещики были абсолютно не заинтересованы в серьезной службе. Заметен был и кризис традиционной средневековой модели мышления. В середине XVII века в русском обществе произошла подлинная духовная катастрофа — раскол, разделивший некогда единую русскую ойкумену на два враждебных лагеря: «староверов» и «несториан».
Следует заметить, что верхи русского общества отчетливо осознавали явное отставание России от других стран (в первую очередь, в военном деле). Многие понимали непродуктивность господствующей концепции православного изоляционизма, несоответствие внутренней политики передовым протекционистским концепциям Запада с их культом торговли и аккумуляции в казне золота. Нельзя сказать, что в допетровской России не пытались наверстать это отставание, но попытки эти были непоследовательными и робкими. Кризису экономическому способствовал и династический кризис, сотрясавший страну с 1682 года, когда обострилось соперничество кланов Нарышкиных и Милославских. Подобно религиозному расколу, он внес раздор в политическую элиту, что облегчило установление Петром Великим жесткой, фактически диктаторской власти, позволившей ему осуществить преобразования вопреки сопротивлению общества.
Единственный европеец
Прорыву способствовала личная судьба Петра Великого. Долгие годы пребывания в статусе «опального царя» были для Петра испытанием страхом за свое политическое и физическое существование. У юного царя сформировалась устойчивая ненависть к традиционной Москве, вообще к «московскому порядку», шире — к прошлому, на котором держалась прежняя власть. Неприятие традиционных ценностей стало важнейшим стимулом реформирования, придало преобразованиям невиданную со времен Ивана Грозного жестокость и радикальность. Сопротивление реформам однозначно воспринималось Петром как сопротивление лично ему и как измена интересам России. Обстоятельства жизни семьи Нарышкиных в подмосковном селе Преображенское способствовали тому, что юный царь оказался выброшенным из «закрытого города» Кремля, с его замкнутостью, ритуальностью, ревностным вниманием к соблюдению православных обрядов и традиций предков. Свобода загородной жизни в сочетании с живым характером мальчика, а главное, знакомство с иностранцами — все это способствовало увлечению Петра протестантской моделью личного успеха, основанного на труде и прагматических знаниях, а также на отрицании старой модели традиционного, созерцательного, покаянного поведения. Впрочем, это отрицание не касалось в сознании Петра традиционных представлений об абсолютном характере царской власти, которая оказалась главным рычагом преобразований. Особую роль в формировании личности реформатора сыграли увлечение Петра кораблями и мореплаванием и Великое посольство, с которым царь инкогнито отправился за границу. Барочный символизм в восприятии корабля как создания человеческого гения, побеждающего слепую стихию, сочетался в сознании Петра с вполне прагматическими представлениями о «пристани и серебре» — двух источниках благополучия тогдашних передовых мореплавательных стран — Голландии и Англии. Поэтому идея войны, как тогда говорили, «за пристань», т. е. за выход к морю, где можно строить корабли и выгодно торговать, стала главной идеей Северной войны, развязанной Петром, еще не имевшим ясного представления о реформах. Лишь поражение русской армии под Нарвой в 1700 году стало толчком к радикальным реформам. Оно фактически привело к установлению чрезвычайного положения в стране, режима личного правления, диктатуры Петра, и подстегнуло модернизацию в ее наиболее жесткой, поспешной редакции. Если выражаться языком писателей XIX века, то и до Петра в России ветер дул в направлении реформ, но при нем он превратился в сметающую все на своем пути бурю. Вообще тема национальной катастрофы, поражения, национального унижения, «достижения некоего дна» — важнейшая для всех попыток модернизации в России.
Главная, генеральная идея всего петровского реформаторства состояла в том, что России необходимо во имя преодоления отставания от Запада в кратчайшие сроки, во-первых, усилить страну за счет заимствования западного опыта в военной, промышленной, торговой и культурной сферах и, во-вторых, переломить принятую в России систему мировосприятия и самопознания, основанную на традиционных ценностях православия, на том, что ныне называется «покаянными практиками». Причем «модернизация менталитета» была для Петра не менее важной, чем модернизация технологическая. Побывав на Западе, Петр вполне оценил достоинства сословного представительства, парламента, свобод как источника успехов самых развитых тогда стран — Англии и Голландии — и… отверг их. «Аглинская вольность, — говорил он, — здесь (имея в виду Россию — авт.) не у места, как к стене горох. Надлежит знать народ, как оным управлять...». Других рычагов преобразований помимо сильной власти государства и своей просвещенной воли он не видел. Да и сложно было найти в России подобие развитого торгового сословия, промышленности, университетов, института собственности, парламентаризма, прессы, вообще гражданского общества. С его времен источником прогресса России на столетия стала просвещенная самодержавная власть. Как тут не вспомнить известные слова Пушкина о правительстве как единственном европейце в России.
Дрянной народец
Известно, что Петр изначально был крайне низкого мнения о русском народе (включая элиту), который представлялся ему ленивым, косным, вороватым, диким, нецивилизованным, безынициативным. По мнению Петра, единственным средством побудить этот народ к инициативе и самостоятельности было просвещенное насилие, принуждение во имя прогресса. Эта идея не была его изобретением. В целом она укладывалась в протестантские представления о «воспитании подданных» с помощью порядка, дисциплины, знания, учебы, аскетической религии. До Петра успеха в этом добился шведский король Густав Адольф, завоевавший пол-Европы, после Петра — прусский король Фридрих Великий. Да и другие, непротестантские державы уверенно демонстрировали пользу насилия, контроля — вспомним дирижизм в экономической политике французского абсолютизма. Идея благого насилия составляла и суть педагогических концепций того времени. Неудивительно, что преобразования в России представлялись Петру некоей школой, курсом наук, который должен пройти русский народ под его, Петра, руководством. Концепция жизни как непрерывной учебы и труда была близка типу личности, темпераменту Петра — человека любознательного, трудолюбивого, динамичного, постоянно овладевающего новыми знаниями. Все эти представления наиболее выпукло отразились в указе 1723 года по поводу слабого развития мануфактурного производства в России, где он писал: «Что мало охотников (заводить мануфактуры) и то правда, понеже народ наш, яко дети, неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что явно из всех нынешних дел не все ль неволею сделано, и уже за многое благодарение слышится, от чего уже и плод произошел».
pagebreak
Другая идея, всецело поглощавшая Петра, — посредством модернизации индивидуализировать русское общество, заставить каждого человека действовать самостоятельно, инициативно, энергично, но в рамках дисциплины и своей компетенции. Неслучайно в сознании народа он представлялся «немцем», чуждым внезапным «порывам» русской души. В технологической сфере петровская модернизация проявилась прежде всего в активном и разнообразном научно-техническом сотрудничестве с Западом. С началом преобразований начались массовые закупки западноевропейской техники — вооружения, кораблей, машин и их частей, материалов, технологий. Русские агенты стали размещать заказы на постройку по присланным из России чертежам и схемам военных кораблей, артиллерийских орудий и других видов вооружений в Англии, Голландии, Гамбурге. Оплата заказов осуществлялась за счет резкого увеличения вывоза из страны на Запад по демпинговым ценам сырья — хлеба, леса, пеньки, юфти, смолы, масла, жира, позже — чугуна в чушках и железа в полосах.
Иностранные спецы
Внутри страны был создан режим благоприятствования иностранцам с тем, чтобы привлечь в Россию иностранных специалистов. Особую роль сыграл указ 1702 года, которым Россия была объявлена страной, открытой для иностранцев независимо от их вероисповедания и цели приезда. В действующее законодательство были внесены поправки, позволявшие иностранным специалистам жениться на русских женщинах без перехода в православие (что противоречило вековой политике церкви), иметь собственность в России. Массовое приглашение в Россию разнообразных иностранных специалистов (от матросов до академиков) сочеталось с обеспечением их высоким жалованием (они получали вдвое больше русских), их обеспечивали жильем и прочими благами — все это Петр называл «ласковым обращением». Строго соблюдались права иностранцев беспрепятственно покидать страну (что для прежней России не было характерно). Активное покровительство (особенно в начальный период) всевозможных смешанных концессий и даже представление монополий иностранным предпринимателям при заведении дела в России сочеталось с льготами в торговле. На основе западноевропейских образцов Петр разработал концепцию Академии наук, которая по своей структуре была как центром исследований, так и высшей и средней школой.
Вместе с тем для петровской индустриализации было характерно активное поощрение отечественного предпринимательства в торговле и особенно в мануфактурном производстве (Берг-привилегия 1719 года позволяла любому человеку, нашедшему полезные ископаемые на землях любого владельца, организовать собственное производство), налоговых и иных привилегий (протекционистский Тариф 1724 года), прямых субсидий, помощи кадрами иностранных специалистов, оборудованием, предоставлением льготных условий сбыта, а в отдельных случаях с помощью установления монополии на производство и сбыт отдельных видов товаров. Петр всячески поощрял успешных предпринимателей. А в 1721 году, в условиях явной нехватки свободных рабочих рук, он вообще разрешил покупать крепостных к заводам. Результат уже в первые два десятилетия реформ оказался феноменальным: как по мановению волшебной палочки в России возникли заводы, поплыли корабли, русское уральское железо рвали из рук во всех странах Европы. Начался подлинный промышленный бум: к 1740-м годам спрос на уральское железо составлял 100% его выпуска. Русская промышленность по выпуску металла к середине XVIII века вначале настигла английскую, а затем ее опередила. Иностранные специалисты широко использовались для организации производства и контроля за ним, причем действовало обязательное требование: они обещали подготовить в своей профессии нескольких учеников из русских. Так, все операции английского корабельного мастера на заложенном им в Адмиралтействе корабле повторял на соседнем стапеле его ученик — русский подмастерье. Сотни русских молодых людей посылали в страны Запада для овладения нужными стране профессиями и навыками. Важно, что процесс модернизации захватил и архаичную систему государственного управления, в которой царь-реформатор видел главный рычаг реформы. Как и в сфере экономики, здесь он широко использовал западноевропейский опыт, нормы западноевропейского права и камералистских принципов организации и работы государственных институтов, ввел европейские (преимущественно шведские, датские, французские) чины и звания во всех сферах — военной, морской, государственной и придворной.
Вперед, к рабству
Под прямым воздействием модернизационных процессов прежнее социальное устройство общества подверглось коренной перестройке. Начала разрушаться прежняя организация элиты — «Государев двор». Из него указами Петра выделяется «шляхетство», ставшее позже дворянством. Нижние же слои «Государева двора» лишаются податных привилегий и становятся «однодворцами», положенными в тягло. Происходит слияние средневековых форм земельной собственности (помещичья и вотчинная, церковная, монастырская и патриаршая и т. д.), а вместе с этим и различные группы населения сливаются в более крупные, причем такие сословные группы организует сама власть. Так, по указу мгновенно возникло сословие «государственных крестьян», а в городах были организованы «цехи» и «гильдии».
Право при Петре утрачивает понятие «свободный», «вольный» человек, предполагавшее в XVII веке человека, свободного от трех видов службы и повинностей: государственной, податной и крепостной. Свободных, «вольных» приравнивают к «беглым» и преследуют как преступников. После введения в 1724 году паспортов ими признаются все «беспашпортные» или просрочившие паспорта. Паспорт, а точнее временный именной пропуск до указанного в нем места перемещения владельца, стал серьезным препятствием при переходе из одного сословия в другое, ограничил наряду с другими мерами (приписка в тягло, неотменяемая до следующей переписи) возможности социальной мобилизации, привел к перекосам на рынке труда. В 1724 году по особому, заранее разосланному властям разного уровня указу, который надлежало обнародовать по всей стране одновременно, в один день, предписывалось арестовать и «рассортировать» по тюрьмам, монастырям, прежним хозяевам всех «нищих, шатающихся и беглых». Подобной тотальной полицейской акции Россия до тех пор не знала. При этом судебный процесс по гражданским делам утрачивает состязательность, заменяется началами военно-полевого права.
В целом нельзя не признать, что некоторый технический прогресс и развитие промышленности дались при Петре невероятно высокой ценой. Социальные преобразования, продиктованные властью, исходившей из собственных моделей конструирования «регулярного» общества, привели к затормаживанию развития русского социума, благоприятствовали усилению крепостничества во всех его проявлениях. Более того, модернизация петровского авторитарного типа привела к резкому сужению возможностей развития капитализма, основанного на частной собственности, свободе предпринимательства и рынке рабочих ресурсов. С одной стороны, активно поощряемые государством предприниматели стали заложниками государства, его военных потребностей (98% промышленности обслуживало военные и военно-морские нужды), а еще больше — бюрократии. Рука так радеющего о предпринимателе государства оказалась очень тяжела. В России не было полноценной частной собственности на землю, поскольку вся земля не только номинально считалась «государевой», но и на практике легко могла подвергнуться конфискации. В свою очередь и за промышленными предприятиями был установлен жесточайший контроль, определяемый тогдашним госзаказом: количество, качество, номенклатура продукции жестоко контролировались. При нарушении условий регламента мануфактуру конфисковывали. Конечно, на почве контроля процветала коррупция. В целом же положение предпринимателя было униженным, несвободным. Пользуясь действующим законодательством, он правдами и неправдами стремился обзавестись имением с крепостными, получить дворянство, бросить предпринимательство, уехать подальше. Примечательна судьба наших первых капиталистов — Демидовых и Строгановых, которые во втором-третьем поколении оторвались от своего нарождающегося класса, стали баронами и графами и зажили в Италии, подальше от дымных домен и крепостных рабов, с которых они тем не менее получали свою ренту. Это на многие десятилетия определило слабость русской буржуазии, ее сервильность. С другой стороны, если до Петра шел медленный процесс формирования новых экономических отношений протокапиталистического характера за счет людей, свободных от тягла, службы и крепостной зависимости, за счет роста рынка свободных рабочих рук, то после начала его реформ рынок свободных рук исчез, а вместо него образовалась система принудительной приписки крестьян к предприятиям. В итоге среди работных людей Урала — самого экономически развитого региона России — к середине XVIII века лично свободных было всего 4% (да и то это были иностранные мастера), а остальные были либо крепостными мануфактуриста, либо приписными к заводам крестьянами. Вольнонаемный труд применялся всего на нескольких предприятиях России, занимавшихся производством шелковых лент и сахара, — армии и флоту эти товары были не очень нужны.
pagebreak
Реформа или катастрофа?
Словом, при очевидном и впечатляющем техническом и технологическом прорыве, позволившем России довольно быстро войти в число сильнейших государств мира, совершить впечатляющие завоевания, успех модернизации Петра зиждился на весьма отсталой экономической и социальной базе, на резком усилении роли государства и бюрократии в экономическом развитии страны, на дальнейшем усилении крепостного права, на распространении его юридических и этических норм на другие сферы русской жизни. В итоге Петр, начав свою модернизацию, невольно попал в замкнутый круг, который лучше всего выразил историк В. О. Ключевский: «Реформа Петра была борьбой деспотизма с народом, с его косностью. Он… хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства — это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времени Петра два века и доселе неразрешенная». После слов Ключевского, написанных в 1910 году, мы можем смело добавить к его арифметическому итогу еще сто лет. В социальном смысле модернизация Петра оказалась предельно консервативной — основы общественной жизни, русский «старый порядок» с его неограниченным самодержавием и крепостничеством не только не были поколеблены, но и упрочены, что обеспечило государству Петра и его нововведениям долгую жизнь: коллегии отменили в 1801 году, рекрутские наборы — в 1870-е годы, подушную подать — в 1880-е годы, табель о рангах, Сенат и пр. — в 1917 году, а Синод — в 1918 году. Одновременно избавленная от всякого вида общественного контроля бюрократия, созданная Петром на основах западного камерализма изначально для осуществления рационального, «регулярного» управления, превратилась в малоуправляемый, аморфный и озабоченный своими интересами, постоянно растущий социальный слой. Не менее важным для понимания дальнейшей судьбы инноваций и технологического развития страны аспектом петровской модернизации является восприятие ее последующими поколениями, изменение прежних стереотипов мышления.
Безусловно, для большинства населения петровские реформы казались катастрофой. Старообрядцы связывали петровские реформы с наступающим концом света, а самого Петра считали антихристом. Для народа, стонущего под гнетом резко возросших налогов, царь был лишь «негодным царишкой», разорившим своих подданных во имя своих капризов, — именно так воспринимались преобразования Петра и особенно строительство Санкт-Петербурга. Однако с годами многие трудности, связанные с Петром, забывались, отходили на задний план. Народное сознание перестраивало его образ по привычной модели: наряду с Иваном Грозным Петр Великий представал суровым, но справедливым царем, хозяином, заботившимся о народе, пекущимся о России, ставшей благодаря ему могучей и непобедимой.
Элита, интеллектуалы деятельность Петра оценивали однозначно положительно, а сам он представал демиургом новой России, превратившейся из отсталой азиатской страны в современное европейское государство, в мировую империю. Последнее обстоятельство было крайне важно для России. Непрерывные победы, завоевания новых территорий — все это стало для людей XVIII века наиболее значимым, ярким следствием, плодом петровской модернизации. Мысль о тяжкой цене побед, как и преобразований, кажется, почти никому не приходила в голову. В итоге произошло резкое повышение самооценки русских людей, что в 1725 году ярче других выразил русский посланник в Стамбуле И. Неплюев. После смерти царя он писал: «Сей монарх Отечество наше привел в сравнение с прочими, научил узнавать нас, что и мы люди». Петр стал основателем просвещенного патриотизма, он внедрил в сознание русских людей мысль о том, что (перефразируя современника Ломоносова) русским даны умы такие же, какими другие народы хвалятся. Европоцентризм стал основой представления русских о мире. В общественном сознании утвердилась мысль о том, что русские отстали не потому, что они неспособны к наукам, а потому, что многое мешало занять России достойное место в мире — монголы, консерватизм предков и т. д. И Петр удалил все препятствия на этом пути! Более того, он своими реформами, созданием империи сделал русских народом всесветным, без которого не может существовать мировая цивилизация.
Инженерия
Наверное, в этом явном противоречии между намерениями и результатами, между бесспорными достижениями и их скрытыми негативными последствиями и заключается причина неутихающих споров вокруг фигуры Петра Великого. Какими бы ни были исходные причины и социально-политические обстоятельства европеизации России времен Петра Великого, они породили определенную прогрессивную инерцию в техническом развитии страны, способствовали появлению оригинальных национальных традиций в техническом, научном развитии России в послепетровский период.
Собственно, понятие «инженер» не было чуждо русскому уху уже в петровское время. В XVIII веке оно ассоциировалось исключительно с военным делом, инженерными войсками, заведенными Петром в русской армии. Инженерное дело было в большом почете у Петра — он сам был хорошим военным инженером. Нанятые Петром в Англии, Голландии, Франции, Австрии военные инженеры по обычаям того времени могли заниматься не только осадой крепостей, «архитектурой милитарис», но и «архитектурой цивилис», то есть гражданским, транспортным и промышленным строительством, что и демонстрировали В. В. Геннин — главный начальник Сибирских казенных заводов, Б. Х. Миних — строитель Ладожского канала и многие другие, среди которых отметим выучившегося во Франции А. П. Ганнибала или В. Н. Татищева — знатока горного, монетного дела.
Петр был типичным технократом. Проявляя интерес ко многим отраслям знаний, он явно отдавал предпочтение точным наукам, вообще знаниям, имевшим прикладное, практическое значение. Кроме математики, механики, кораблестроения Петр знал и другие науки: фортификацию, архитектуру, баллистику, черчение и т. д., не говоря уже о «рукодельстве» — ремеслах. Многие из этих дисциплин входили в своеобразный «джентльменский набор» образованного человека петровской эпохи, были обязательны для дворянина точно так же, как владение шпагой, пистолетом, лошадью.
Во время царствования Петра было переведено 203 книги по технике и естественным наукам. В указе переводчикам, «труждающимся в переводе экономических книг», от 16 сентября 1724 года он писал: «Понеже немцы обыкли многими рассказами негодными книги свои наполнять только для того, чтоб велики казались, чего кроме самого дела и краткого пред всякою вещию разговора, переводить не надлежит, но и вышереченной разговор, чтоб не праздной ради красоты, но для вразумления и наставления о том чтущему был… и для примеру посылаю, дабы по сему книги перевожены были без лишних рассказоф, которые время только тратят и у чтущих охоту отъемлют». В этом указе о переводе нужнейших в России книг Петр перечисляет те «художества», которые требуют особого внимания. Среди них упомянуты «математическое», «механическое», «ботаническое», «архитектур милитарис, цивилис», а также «анатомическое» и «хирургическое» «художества».
Другая, кроме военно-инженерной, важная технологическая отрасль петровских времен — кораблестроение. Как известно, строительство кораблей было одним из любимых занятий Петра, пытавшегося распространить в стране настоящий культ корабля. Кораблестроители и моряки были, как правило, людьми высокой технической культуры, а вся система Адмиралтейства — сложным, многофункциональным предприятием, построенным по самым последним западноевропейским образцам. Неудивительно, что в среде моряков и корабелов были созданы основательные профессиональные, в том числе и инженерные традиции, продержавшиеся весь маловыразительный послепетровский период (1725-1762).
Эпоха самородков
Непосредственным живым воплощением этой заданной Петром «инерции прогресса» в послепетровское время стала фигура выдающегося русского ученого М. В. Ломоносова. Даже сняв с этой фигуры наведенный советским периодом глянец, мы должны признать, что личность Ломоносова уникальна, а его достижения, открытия в разных сферах науки и искусства бесспорны. Более того, его пример на протяжении столетий был воодушевляющим стимулом к совершенствованию для множества русских молодых людей, стремившихся к научной работе.
Ломоносов был полигистором, отличаясь особой разносторонностью, энциклопедичностью, что уже по тем временам для довольно далеко зашедшей в специализации науки было явлением уникальным. Особенно значительны его успехи в исследованиях на стыках наук, что, как известно, дает чрезвычайно важные открытия. Как писал в своей рецензии на работы Ломоносова гениальный математик Л. Эйлер, «Ломоносов одарован самым счастливым остроумием (в смысле остротой ума. — авт.) для объяснения явлений физических и химических. Желать надобно, чтобы все прочие академии были в состоянии показать такие изобретения, какие показал Ломоносов». Из несомненных достижений, повлиявших на развитие отечественной науки и техники, выделяются исследования Ломоносова о природе атмосферного электричества, газа, акустики, света, тепла и холода (открытие второго начала теплодинамики), о происхождении полезных ископаемых, способах исследования центра тяжести Земли. Им была высказана догадка о существовании атмосферы Венеры. Для истории технического развития России оказались важными усовершенствования Ломоносова в приборостроении. Он конструировал и усовершенствовал астронавигационные и иные приборы, телескопы, проводил опыты по изготовлению различных видов стекла, смальты. Особенно важны были открытия Ломоносова и его коллеги Г. В. Рихмана в теории тепла, теплоэнергетики и измерении тепла. Эти открытия имели первостепенное значение для развивающейся теории паровой машины, а книга Ломоносова «Первые основания металлургии и рудных дел» — для российского горного дела.
Научная деятельность Ломоносова была бы невозможна вне структуры Санкт-Петербургской Академии наук и искусств, созданной по плану Петра Великого в 1725 году. Ее особенностью, в отличие от университетов и академий других стран, было то, что в российской академии соединялись научные структуры (собственно Академия) и учебные заведения (университет и гимназия). Если существование университета и гимназии — по мере становления в стране высшей и средней школы — становилось все более проблематичным, то собственно Академия расширялась и крепла. Самой примечательной ее чертой было появление при ней вспомогательных учреждений — Физического кабинета, Химической лаборатории, Гравировальной палаты и Инструментальной палаты, а также Академической обсерватории. Обобщая, можно сказать, что собственно современная система научных институтов Академии наук отчасти выросла именно из этих институций академии.
Как известно, основные научные приборы и инструменты в Россию того времени привозились из-за рубежа. Через какое-то время они требовали ремонта, замены или переделки. Ждать получения новых инструментов было подчас невозможно, и в условиях России ремонтом и усовершенствованием приборов, а потом и их изобретением стали заниматься мастеровые Инструментальной палаты. Довольно быстро образовался круг непревзойденных мастеров из простых людей, которым было под силу не только отремонтировать прибор, но и порой по приблизительным наброскам ученого создать уникальный прибор или приспособление, не имеющее аналогов в мире. Одним из ярких примеров служит история создания И. П. Кулибиным уникального ахроматического микроскопа по чертежам академика Л. Эйлера, какое-то время руководившего Инструментальной палатой. В этом состояла особая черта развития тогдашней (да и последующей) научной техники, своеобразие таланта русских самоучек, которые обладали незаурядными инженерными способностями. Без таких изобретателей научный прогресс в России был бы невозможен или значительно затруднен. Обобщенный образ мастера с «золотыми руками» прочно закрепился в русском сознании. Еще на ранней стадии развития Инструментальной палаты в ее арсенале образовался целый парк разнообразных станков и оригинальных инструментов и приспособлений. Уже в середине 1730-х годов в палате было 453 машины и инструмента. Это стало возможно во многом благодаря усилиям механиков, мастеровых Палаты и прежде всего личного токаря Петра Великого А. К. Нартова, который вошел в историю русской техники как изобретатель металлорежущих станков, прежде всего фрезерных, токарно-копировальных. Изобретение Нартовым механизированного суппорта, закреплявшего резец токарного станка, оказалось важным для перехода от ручной техники к машинной. В целом деятельность Нартова, развернувшаяся как раз во времена Ломоносова, была важным этапом становления русской технологической и инженерной мысли последующего времени.
Другой яркой личностью в Инструментальной палате был выдающийся механик-самоучка Иван Петрович Кулибин (1735-1818), который также изобрел множество различных механизмов: зеркальный фонарь-прожектор с параболическим отражателем, шарнирные протезы, которые он называл «механические ноги», речное судно с «вододействующим» двигателем. Но наиболее известен спроектированный Кулибиным одноарочный мост через Неву пролетом 298 метров с деревянными решетчатыми фермами. Построенная Кулибиным деревянная модель в одну десятую величины выдержала нагрузку 935 т. При этом и Кулибин, и многие другие изобретатели Инструментальной палаты были знакомы с изобретениями в других странах. Так, Кулибин, предлагая применить паровые двигатели для движения морских судов, изображал в своих чертежах машину Уатта. И хотя многие изобретения Нартова, Кулибина и людей, подобных им, не получили промышленного распространения, все же они формировали инженерную традицию, делали Академию наук, ее технические подразделения центрами технической культуры русской инженерии. Власть не раз обращалась в Академию наук за разрешением самых разных технических проблем: так, астроном Н. Делиль занимался картографией и геодезией, а математик Л. Эйлер усовершенствовал пильную мельницу в Адмиралтействе.
Колоссальное значение для распространения технических знаний имела издательская деятельность академии. Среди выпускавшихся ею книг были и крайне важные для зарождения собственной инженерии. Так, перу адъюнкту академии В. Ададурова принадлежало руководство с примечательным названием: «Краткое руководство к познанию простых и сложных машин, сочиненное для употребления российского юношества» (СПб., 1738).