Турецкий сухогруз, врезавшийся в одну из конструкций Керченского моста, и Алексей Чалый, все-таки покинувший пост спикера севастопольского заксобрания, – безусловно, смазали торжества по случаю двухлетия присоединения Крыма. Наверно, поэтому про инцидент с сухогрузом сообщили с трехдневным опозданием. Да и решение вопроса об отставке Чалого, о которой он объявил еще в конце 2015-го, видимо, неспроста, по его собственным словам, «затянулось до неприличия».
Тем более, что итоги путинской инспекции крымских строек века — приуроченной как раз ко второй годовщине превращения полуострова из автономной республики в составе Украины в новый российский регион – тоже оказались далеко не праздничными. Выражаясь бизнес-языком, капитализация вновь обретенного актива – под большим вопросом.
И не столько из-за отсутствия денег, сколько из-за управленческого вакуума.
Описанную Владимиром Путиным ситуацию со строительством трассы Керчь-Симферополь не назовешь уникальной для страны: "не с кого спросить, нет конкретного одного должностного лица, кто несет полную ответственность за этот проект». Трудно отыскать губернии и автономии, в которых нет недостроенных мостов и дорог. И где не требуется вмешательства главы государства, чтобы жандарм перестал кивать на сыщика, а сыщик на жандарма, и строились не только дачи и замки подрядчиков.
Путинские заявления показывают, что Крым – такая же Россия, как «одна из областей Среднего Поволжья», воспетая в дилогии «День выборов». Но с немаловажной поправкой. В любом таком, успешно встроенном в «вертикаль власти», регионе торг уместен исключительно между федеральным центром, региональным начальством и, на худой конец, бизнес-элитами, федеральными и местными. Остальные — включая население — не субъект, а объект торга, ресурсы, которые делят вышеназванные игроки.
Губернатор Цаплин (из «Дня выборов») и каждый из его многочисленных прототипов оказывается либо со щитом, либо на щите. Третьего не дано. Карьеры этих «цаплиных», конечно же, зависят от успеха (или неуспеха) региональных строек века. Но не больше, чем от пакетных соглашений между различными группами влияния. У Владимира Груздева вроде бы никаких очевидных провалов (в буквальном и переносном смысле) не было. И тем не менее, ему предложили переехать «поближе к семье».
А вот крымский губернатор Сергей Аксенов и его севастопольский коллега Сергей Меняйло в гораздо меньшей степени «цаплины». И вовсе не потому, что обладают неординарными управленческими талантами или одинаково милы и Кремлю и Белому дому и Ротенбергам и вообще всем.
Смею предположить, что причина в другом.
А именно – в обстоятельствах присоединения Крыма, которые придали субъектность его населению.
Если волеизъявление крымчан определило судьбу полуострова – то с ними нельзя не считаться и впредь. Иначе как подтвердить право России на Крым? Что бы ни говорили скептики по поводу блиц-опроса, проведенного ВЦИОМ в первые дни этого года в связи с теми условиями, которые Украина выдвинула в обмен на снятие энергоблокады, — а это ведь было использование того же самого аргумента.
В то же время, порожденное «крымской весной» гражданское общество при всем своем пророссийском настрое далеко не всегда входит в резонанс с российской государственной машиной, близкими к Кремлю кланами и теми местными управленцами, чей мандат подтвержден Москвой. Демарши того же Чалого, связанные с попытками «за недорого» раздать севастопольские земли, — наглядное, но не единственное тому подтверждение. Хотя со времен первого появления на официальном мероприятии в Кремле в совсем не официальном свитере бывший губернатор Севастополя и теперь также бывший спикер заксобрания – пожалуй, самая яркая персонификация этой крымской «несистемности». Но можно вспомнить и конфликт, разгоревшийся из-за назначения протоиерея Сергея Халюты директором заповедника «Херсонес Таврический», в чем местные ученые усмотрели очередной признак экспансии РПЦ.
Пока континентальной России еще только предрекают политизацию, в Крыму этот процесс идет полным ходом. А когда народ не безмолвствует – боярам гораздо опаснее съедать друг друга. Слишком велик риск, что победитель окажется проигравшим, оставшись один на один с Чалым и его единомышленниками.
Но тогда и Путин не сумеет найти «конкретного должностного лица», с которого можно было бы спросить за крымские стройки века. Отсутствие персональной ответственности и единоличного управления обычно не способствует в России успешной реализации масштабных инфраструктурных проектов. Поэтому возникает весьма неприятный парадокс: сила, которая привела Крым домой, по факту препятствует его дальнейшему развитию. В рамках, разумеется, отечественных авторитарных практик.
В этом смысле, отставку Чалого логично рассматривать, как шаг к устранению главного операционного препятствия.
И отчасти эту версию подтверждает обнародование буквально на следующий день списка субподрядчиков по строительству Керченского моста. Дескать, заняться им вплотную уже ничего не мешает.
Если, конечно, сам Алексей Чалый вдруг не станет тем самым недостающим президенту куратором крымских строек. Правда, появление такого «лоцмана» встряхнет российскую государственную машину гораздо сильнее, чем турецкий сухогруз – опоры рабочего моста в Керченском проливе.