В современном мире непримиримые враги бывают и по одну сторону баррикад. Ни Россия, ни США, например, до сих пор не ратифицировали Римский статут — краеугольный документ в международном уголовном праве. Президент Владимир Путин 11 сентября 2000 года поручил МИДу подписать статут от имени России, но так и не внес его на ратификацию в парламент. В США статут в 2000 году подписал президент Билл Клинтон, но тоже не внес его в Сенат. Президент Джордж Буш-младший говорил, что США не признают юрисдикцию Международного уголовного суда, учреждаемого статутом. Администрация президента Барака Обамы в 2010 году заявила, что рабочие отношения с судом будут восстановлены, но шансов провести документ через Сенат нет.
Украина, которая является и стороной в конфликте, и полем, на котором этот конфликт происходит, тоже Римский статут не ратифицировала. В феврале этого года, за неделю до подписания Второго минского соглашения, депутат от фракции «Блок Петра Порошенко» Ирина Луценко объяснила это нежеланием отвлекать военных от антитеррористической операции на востоке страны. «Россия уже имеет так называемую «белую книгу», где она фиксирует якобы преступления украинских военных, украинских генералов, руководителей. И будет та же ситуация, что была с Хорватией или Грузией, вместо того чтобы управлять АТО или военными операциями у нас на востоке, наши военные будут вызываться в Гаагу для дачи каких-то показаний», — сказала Луценко.
Именно поэтому, чтобы свершить правосудие над сбившими малазийский «Боинг» над восточной Украиной, страны, чьи граждане погибли в этой катастрофе, идут в Совет безопасности ООН. У них нет другого выбора: международное уголовное право работает в Южной Америке, Западной Европе, в Японии и Австралии, но не работает в том месте, где сбили «Боинг». Потому что ни одна из сторон, которую — хотя бы гипотетически — можно обвинить в этом преступлении или в подстрекательстве к совершению этого преступления, не признает международного уголовного права де-факто.
В современном мире международно-правовые институты худо-бедно работают в экономике (даже по делу Yukos Universal Limited vs Russian Federation есть какое-то правовое движение), но почти не работают в политике.
Совет безопасности ООН — единственный относительно эффективный институт такого рода.
Россия — участник этого института, более того, его учредитель как наследница страны, победившей во Второй мировой войне. Об этом и должно думать российским дипломатам и политикам, которые сегодня решают, как голосовать в Совбезе по вопросу создания международного трибунала. Дело здесь не в суверенитете, а в том, что другого способа добиться правосудия с помощью легальной судебной процедуры у пострадавших стран и у семей погибших просто нет. К нам обращаются не потому, что мы соседи Украины или страна, задетая конфликтом. К нам обращаются потому, что мы столп мироздания, мы решаем, кого и как в современном мире можно судить, вернее, принимаем участие в таких решениях.
Это очень тяжелая дилемма для национального сознания. К тому же она до конца не отрефлексирована из-за неутихающей грызни по украинскому вопросу внутри российского общества. Приговор трибуналу выносится обществом наскоро и под сильным эмоциональным градусом. Чуть меньше половины россиян не возражает против создания такого трибунала: 14% однозначно «за», 33% относятся «скорее положительно». Против — примерно 20%, но всех перевешивают неопределившиеся — их 34%. В любом случае понятно, что консенсуса нет. Неважно.
Государство наверняка наложит на идею трибунала по «Боингу» вето, опираясь на этот несложившийся консенсус.
Вето на просьбу родственников погибших — это самое простое решение. К тому же Россия будет не одинока: Китай как минимум воздержится, как максимум поддержит Россию. Но это вето ни на йоту не приблизит Россию к победе в той войне, которую она ведет с прошлого года. К осуждению политики украинского руководства и его американских кураторов, как их называют в Москве.
Важно помнить, что сегодня официально Россия не настаивает на независимости Восточной Украины, если верить Минским соглашениям и заверениям российских руководителей. Россия, в сущности, хочет мира, но без потери лица. При этом российские СМИ постоянно напоминали о жертвах событий в Украине, их включили в национальный пантеон вместе с другими героями этой войны. Российские граждане, особенно политизированные, постоянно говорят о невинных, которым не достанется ни капли правосудия даже после смерти. И даже сравнивают их с погибшими в «Боинге», утверждая, что правосудие не должно быть привилегией, иначе это не правосудие.
В действительности, осуществление правосудия над виновными в гибели примерно 6000 человек, погибших на Украине, — это реализуемое требование. Если не накладывать вето, а предложить коллегам по Совбезу создать трибунал не отдельно по «Боингу», а по событиям на Украине в 2014 году. Если считать началом революции на Украине 20 февраля прошлого года, а ее завершением — заключение Первого минского соглашения, то на суд международной общественности можно вынести все, что случилось за этот период в Украине.
По крайней мере, это можно предложить на грядущем голосовании мировому сообществу вместо холодного сталинского «нет».
Понятно, что в результате могут пострадать российские граждане, например, если будет доказано, что «Боинг» сбили ополченцы / российские военные. Понятно, что создать такой трибунал очень сложно. Придется обсуждать и границы собственного суверенитета, и готовность открыться международному сообществу. Но отказываясь от попытки, Россия отказывает и себе, и погибшим на этой войне в единственном способе установления и наказания виновных: через правосудие. Брезгливая поза государства на тему «нет в мире объективной истины» будет сигналом, что такая истина стране и государству не нужна.