Экспертократия 2.0: зачем правительству делить ответственность с экспертами
Российское правительство изменило регламент своей работы – повышается роль Экспертного совета при кабинете, призванного обеспечить участие «экспертного сообщества в процессе подготовки и реализации решений Правительства Российской Федерации и федеральных органов исполнительной власти». Отныне, как сказал премьер Дмитрий Медведев, «по ряду вопросов, которые готовятся в Правительстве, позиция Экспертного совета будет не просто рассматриваться, она должна быть учтена либо снята в порядке рассмотрения разногласий, то есть приобретает такой системообразующий характер. Это необходимо будет учитывать и министерствам, и руководителям ведомств в дальнейшей совместной работе». Кроме того, создается рабочая группа с участием членов Экспертного совета, которая будет готовить стратегию социально-экономического развития страны до 2030 года.
То ли руководство недовольно качеством документов и решений, то ли оно начинает осознавать, что все на самом деле плохо, то ли попутно решило заглянуть в будущее еще раз – после «Стратегии 2020» (принципиальные положения которой так и не были реализованы), но кабинет министров снова открывает свои объятия для приунывшего экспертного сообщества. Из числа тех, кто еще не погрузился на очередной, почти уже регулярный, рейс «философского парохода».
Приуныть было от чего.
Институт современного развития, который в медведевские времена должен был думать о будущем и интеллектуально готовить модернизацию страны, задолго до конца президентского срока Медведева оказался не востребован. Авторы «Стратегии 2020» получили ордена и медали и покинули высокие приемные – в некотором смысле они писали «в стол». Точнее, «под сукно».
Казус Сергея Гуриева, который был вынужден покинуть страну, показал подлинное отношение власти к высококлассным экспертам – ей в большей степени нужна лояльность, а не профессионализм или честный анализ. Михаила Дмитриева попросили из Центра стратегических разработок, который когда-то был интеллектуальным штабом раннего Путина и готовил «программу Грефа». В полуэмиграции оказался Сергей Алексашенко. Никто не выгонял из страны Константина Сонина, но он не скрывает, что его отъезд в Чикаго отчасти связан с политическими «атмосферными явлениями».
Оставшиеся эксперты мучительно решают экономические задачи, будучи зажатыми политическими ограничениями. Из-за чего задачи не решаются, а предлагаемые меры объективно носят уклончиво-паллиативный характер.
Политическая экспертиза, наполненная кадрами «бормотологов» и «обналитиков», обслуживает агитпроп и технологически приближается к шаманству и алхимии. А исторически – к коктейлю, состоящему из академиков Марка Митина и Павла Юдина, чье искусство сводилось к интуитивному угадыванию воли вождя. Про них сам великий кормчий как-то сказал, что они «звезд с неба не хватают, но технику дела знают хорошо». Кончилось все, правда, тем, что Марк Борисович, по прозвищу Мрак Борисович, на заседании редколлегии «Вопросов философии» в 1968 году, будучи обвиненным в плагиате, предложил наказать самого себя – «с гневом осудить поведение коммуниста Митина», что, кстати, и было сделано.
На выходе – адаптация экспертного сообщества к «политическому моменту» с непременной оглядкой на обязательное отсутствие иностранных грантов, угасание мыслительных процессов и формулирование мелкотравчатых предложений, которые всерьез не решают ни одну проблему.
Отсюда и вопросы – стоит ли работать на власть?
Поверить ли в серьезность еще одного намерения начальства что-то изменить к очередному временному горизонту, снова отодвинутому – до 2030 года? Кстати, как раз к этому времени соотношение работающих граждан и пенсионеров составит катастрофические 1 к 1.
Есть две опции. Первая была сформулирована одним из ключевых авторов «Стратегии 2020»: «Что теперь – вешаться, что ли? Надо пытаться сделать хотя бы что-нибудь». Вторая – ее можно условно описать формулой «Никакой поддержки временному правительству».
Есть и третья опция, которую я услышал на днях от одного из блистательных авторов всех возможных правительственных и экспертных программ – прагматически-реалистически-ироническая: «Ну вы ж понимаете, что про 2030 год писать проще, чем про 2020-й, а про 2020-й – проще, чем про 2016-й».
Можно сказать, что изменения в регламенте правительства – это что-то вроде сигнальной ракеты для понимающих: ребята, ну давайте попробуем, ну мы все понимаем, но хотя бы в последний раз. Попытка чисто технократическая, без политического подтекста, в отличие от призыва Алексея Кудрина к новому витку авторитарной модернизации методом выдачи свежего мандата Путину-«реформатору».
Отменная модель с одним отсутствующим элементом – Путиным-«реформатором».
В чем состоит технократизм попытки? Вынося вопрос на рассмотрение правительства, федеральный орган исполнительной власти (ФОИВ) обязан указать, требуется заключение Экспертного совета или нет. Если ФОИВ считает, что заключение требуется (и даже если считает обратное, но с ним не согласны премьер и его замы), вопрос передается в Совет. Экспертный совет должен представить свое заключение в течение 15 дней. Если заключение Совета не устраивает (не полностью устраивает) ФОИВ, дальше вопрос идет вместе с листом разногласий.
В такой конфигурации существенно усиливается ответственность как ФОИВ, который должен содержательно оценить потребность в независимой экспертизе, так и самого Экспертного совета, который должен предоставить такую экспертизу за две недели.
То есть получается, что эксперты разделяют ответственность за принимаемые решения с властью.
Теоретически – это работающая модель. Что может помешать эффективной работе? Та самая мелкотравчатость предлагаемых для решения проблем, их технический характер. Мелкотравчатость уводит от обсуждения фундаментальных стратегических задач. Можно на это возразить, что для прорывного мышления будет предназначена стратегия—2030, к которой тот же Экспертный совет подключают. И в нем состоят действительно сильные фигуры – других экспертов у нас для вас нет. Не говоря уже об интеллектуальной мощи триумвирата Владимир Мау — Ярослав Кузьминов — Александр Аузан.
Однако и здесь есть ловушка.
Писать стратегию без учета политических факторов и без чертежа желаемого будущего не получится. В том смысле, что чертеж опять окажется не полным, потому что нельзя будет ни слова сказать всерьез ни об обществе, ни о политике, ни об идеологии. А главное о том, что политику и идеологию надо разворачивать на 180 градусов, тогда и разговор об экономике, «социалке», демографии, человеческом капитале, структурных реформах, бюджетных приоритетах внезапно обретет смысл.
В технократической части тоже можно увидеть «засаду». Проблема в том, что иной раз министерства и ведомства, которые что-то заказывают экспертным структурам, на самом деле сами не знают, чего они от них хотят и не в состоянии сформулировать задачу и целеполагание. А это опять выводит на глобальную стратегическую проблему качества управления, человеческого капитала в госаппарате, компактного государства (смешно, правда?) и прочих высоких материях, без которых не решаются самые мелкие приземленные проблемы.
Кстати, в поручении премьера от 20 июля сего года по итогам встречи с Экспертным советом 1 июля сего же года есть такой пункт: «внести до 7 декабря 2015 года в установленном порядке в Правительство Российской Федерации проект распоряжения Правительства Российской Федерации по утверждению плана мероприятий («дорожной карты») по содействию натурализации выпускников российских образовательных организаций высшего образования, являющихся иностранными гражданами».
Вы видите здесь проблему? Когда у вас уходят всякие там Мак-Артуры, все сколько-нибудь мыслящие субстанции легко могут быть названы «нежелательными организациями» и «иностранными агентами», а некоторые граждане России уровня Сергея Гуриева проживают за границей, потому что здесь им грозило уголовное преследование ровно за экспертную деятельность, мы начинаем искать иностранных специалистов. Будем составлять лимит легионеров?
Все это – проявление внутренней истерики. Но и поиска выхода. В конце концов, можно счесть оферту правительства экспертному сообществу фолом последней надежды. Или последним тестом на политическую волю.