Доподлинно неизвестно, как именно будет развиваться сюжет с переносом парламентских выборов с декабря на сентябрь 2016 года. Возможно, он сегодня или завтра разрешится показным примирением внутриполитического отдела Кремля с взбунтовавшимися коммунистами. Примирять их, правда, придется лично президенту — так далеко зашел конфликт. Но, возможно, история эта будет тянуться естественным образом, дотянется до Конституционного суда, там получит благословение судей, и к концу парламентской сессии, где-то в начале июля, перенос из инициативы наконец превратится в закон. Здесь много интересного — внутри истории самой по себе. Но важно понять не только, как и почему она стала тем, чем стала — великолепным, отлитым в бронзе памятником дисфункции нынешней политической системы. Важно понять, зачем ее вообще затеяли. Зачем Кремлю, грубо говоря, новая Госдума в следующем году нужна не в декабре, а в сентябре?
Невнятные резоны
На первый, второй и даже третий взгляды, поздней осенью 2016 года разницы между старой и новой Госдумами не будет никакой. Ссылки публичных инициаторов переноса из «Единой России» на «новый бюджет, [принимаемый] новыми депутатами», выглядят бледно: депутаты будут те же, а если и не те же, то такие же. Да и про бюджет, по идее, уже более или менее все известно. Правительство надавало бизнесу льгот и поэтому усиливает бюджетную дисциплину — даже Минобороны вынуждено ограничить себя в расходах с марта 2015 года, судя по словам министра финансов Антона Силуанова на пятничном заседании кабинета. Дисциплину министры будут крепить и в 2016-м, и в 2017 году, сохраняя антикризисные резервы на случай острой необходимости. Центральный банк будет покупать валюту в кубышку вне зависимости от роста или падения цен на нефть. Президент будет требовать исполнения майских указов.
Для новой Думы, собравшейся не в конце декабря, а в середине октября, в такой картине мира ничего не меняется.
Ну депутаты будут очарованы новым бюджетом не полностью, а абсолютно. Или выбьют не пять, а пять с половиной миллиардов рублей на новые детские сады, что при текущих расходах на оборону совершенно не принципиально.
Ссылки на «темную сторону» идеи про перенос — мол, власти при низкой явке будет проще эти выборы выиграть — сегодня больше не кажутся убедительными. Да, явка в сентябре будет ниже, и голосование бюджетной сетью обеспечит победу и «Единой России», и ОНФ. Но не вызывает сомнений, что и в декабре, при более высокой явке, обе эти силы вместе получат большинство в парламенте. Цена победы будет несколько выше (и в деньгах, и в ресурсах, и в обещаниях), но сама победа из рук Кремля все-таки вряд ли ускользнет. До начала коммунистического бунта против переноса, в конце мая — начале июня, казалось, что этот политтехнологический резон правдив, хотя и бесстыден до невозможности. Но после того как КПРФ отказалась поддержать инициативу и предложила всем выбирать парламент 4 ноября и подводить итоги выборов в канун 99-й годовщины Октября, резон выглядит не так убедительно. Без одобрения коммунистов Совет Федерации будет вынужден спросить у Конституционного суда, можно ли без всякой причины сократить полномочия Госдуме на три месяца. И если КС скажет да, все равно останутся недовольные, которые на фоне неизбежных нарушений во время сентябрьского голосования в 2016 году возьмут и назовут себя «единственным легитимным парламентом». Слишком серьезные, кажется, вещи стоят на кону в данный момент, чтобы так продвигать политтехнологии.
Теория заговора или самотек
Никакие политтехнологии не стоят этой головной боли, уверен не только я, но и, например, экономист Евгений Гонтмахер. Чтобы объяснить необъяснимое — фланговую атаку Кремля на Конституцию, затеянную без убедительной причины, — он предположил, что кейс с переносом нужен для создания прецедента, правовой возможности перенести другие выборы, президентские, с 2018-го на 2016 год. И тут же написал, что его предположение может быть ошибкой, но если это ошибка, то никакой логики в российской политической жизни больше нет, а есть одна сплошная инерция, «самотек».
Версия про президента, если она хоть в какой-то степени соответствует действительности, обнуляет смысл самого рассуждения про прецедент. Если в Кремле решили надругаться над Конституцией, отрезав нынешнему президенту верные десять лет у власти вместо возможных, но не гарантированных (тут не только про политику, тут и про физические кондиции речь) двенадцати, рассуждать про правовую логику с «прецедентом» нет смысла. Срок полномочий президента с 2008 года равен шести, а не четырем годам из-за довода, что политика главы государства, мол, туго доходит до отдаленных регионов страны. Написал шесть — сиди шесть, не нравится — уходи в отставку, благо, Конституция позволяет, да и прецеденты (снова это слово) есть. Не хочешь уходить — терпи, занимайся политикой. Если решено сдвинуть выборы президента на 2016 год, то речь надо вести уже про защиту Конституции, а не про логику и политические резоны. Из легальной власть становится нелегальной. Про легитимность всегда были разные мнения, но буква закона — именно буква — хоть и потускнела, оставалась до этого момента почти целой.
Полет сценариев
Есть ли какие-то другие резоны для переноса выборов Госдумы, не такие глобальные, но логичные и, главное, стоящие возни с КС до выборов, оппозицией и возможным альтернативным парламентом после? Кажется, есть.
Если вернуться к первому тезису — новая Дума ради нового бюджета — и посмотреть на него не из сегодня, а с точки зрения вообще возможного, то выйдет, что бюджет вполне может быть «при чем». Ситуация с бюджетом полностью зависит от набора обязательств и обещаний, которые даны властью. Ничем другим ни Кремль, ни Путин в реальности не управляют. Цены на нефть растут и падают сами по себе. Санкции в теории можно смягчить, но то ли не очень хочется, то ли не очень получается, в бюджетном планировании, по крайней мере, возможность их отмены сейчас не учитывается вовсе. Только меняя обязательства и обещания, власть меняет и жизненные обстоятельства: расходов в одном месте становится больше, в другом — меньше, а значит, где-то можно позволить себе раскованность, несмотря на тяжелые времена. Если считать, что обещания и обязательства осенью 2016 года останутся неизменными, смысла лезть в Конституцию грязными руками нет.
Если предположить, что они могут быть резко изменены, смысл, наверное, есть.
Например, если власть готова изменить налоговую политику и политику в области распределения ренты в обществе. Представим, что Дума, собравшись в октябре 2016 года, вводит прогрессивную шкалу НДФЛ. Понятно, что бюджет 2017 года в этом случае будет совсем не таким, как мы его видим сегодня. Речь идет о деньгах, которые могут серьезно поправить положение дел в пенсионной системе, например.
Напав на средний класс (с НДФЛ или другими подобными инициативами) старым составом Думы, власть получит в декабре 2016-го не убедительную победу, а сплошные проблемы. Многие отшатнутся от нее, причем по понятным, жизненным причинам. А городской средний класс консолидируется и поставит на каких-нибудь оппозиционеров. Если же голосовать за прогрессивную шкалу будут новые депутаты, а избиратель с доходом свыше, скажем, миллиона рублей в год, усыпленный летне-дачной дремой, до этого ничего не узнает об их коварных планах, таких рисков нет. Этот сценарий выгоден не только куратору внутренней политики Вячеславу Володину с его технологическими резонами, но и правительству. И в пользу этого сценария говорит то, что сама инициатива с переносом выборов с декабря на сентябрь была без шума и пыли поддержана кабинетом министров по первому же звонку. Нужную для внесения в Госдуму проекта закона о переносе бумажку в Белом доме подмахнули без промедления и оттяжек, вечером в канун Дня России. Если премьер и его окружение знают, что им позволят поменять правила игры осенью 2016 года, они, конечно, подыграют Володину, как бы они к нему ни относились лично.
Другой сценарий — событие общенационального масштаба, которое потребует проведения в стране референдума (фантазировать так фантазировать, черт побери) осенью 2016 года. Тут есть одно важное обстоятельство. Референдум на свободную тему должны инициировать граждане — власть может его устроить только для изменения первых трех глав Конституции или утверждения международного договора. С инициативой о всенародном волеизъявлении по закону должны выступить сами граждане (2 млн человек группами по 50 000 в каждом регионе). Дальше власть может разрешить референдум, но не в последний год полномочий Госдумы, это прямо запрещает закон «О референдуме Российской Федерации». Если очень надо провести в декабре, скажем, 2016 года плебисцит, то единственный путь это сделать — переизбрать Думу в сентябре, чтобы 2016 год стал первым годом полномочий Госдумы 7-го созыва и осталось время на проведение самого референдума.
Зачем Кремлю нужен плебисцит в 2016 году? Загадка.
Возможно, чтобы иметь возможность присоединить к России Новороссию через процедуру референдума. Все-таки это не Крым, и соцопросами тут не обойдешься, с волей народа наперевес делать это как-то сподручней. Возможно, для каких-то иных резонов.
Но с фантазиями или без них, ситуация с переносом выборов, несмотря на призыв авторов инициативы не политизировать ее, сегодня выглядит как самая что ни на есть политическая политика. Причем такая политика, которая уже затрагивает не только 2016-й, но и 2018 год, то есть фигуру самого Владимира Путина.