Дефект колеи: как зависимость от прошлого мешает выбрать правильный путь
Спор двух «русских мужиков» из «Мертвых душ» Николая Гоголя по поводу того, доедет колесо до Москвы и до Казани или не доедет, — вечная метафора русской жизни и догоняющего развития, в том числе в области дорог в целом и железных дорог в частности. Насчет Казани, кстати, мужики оказались правы — проект скоростной дороги в столицу Татарстана, кажется, имеет мало шансов на реализацию. Но мы не совсем об этом. На днях, сам того не желая, Владимир Путин на пальцах объяснил, что такое русский «эффект колеи», он же — path-dependence problem, зависимость современной безысходности от глубоко въевшейся и бережно хранимой безысходности Московского царства, Российской империи и советского проекта.
Старый друг первого лица, глава железнодорожной монополии Владимир Якунин был раскритикован президентом. В рамках «эффекта колеи» это напоминает претензии и придирки корифея всех наук к ближайшему соратнику товарищу Молотову и ряду других товарищей в послевоенный период. В данном случае президент усомнился в целесообразности закупки РЖД 140 испанских вагонов, да еще в трудную для родины минуту, к тому же в эпоху русского народного чучхе, или импортозамещения. Министр транспорта Максим Соколов поклялся, что после этих вагонов — ни-ни, все производство будет локализовано на территории Российской Федерации, больше ничего у супостатов не закупается.
«Вы проверьте», — сказал Путин. Не поверил…
Оказалось, что раскритикованные поезда способны адаптироваться к изменению ширины колеи с отечественной 1520 мм на европейскую 1435 мм. Но сами посудите, зачем нашим суверенным и осажденно-крепостным вагонам теперь болтаться по просторам вражьей Европы и малодушно низкопоклонствовать перед идеологически чуждой нам колеей, уменьшаясь в размере?
Это хрестоматийный кейс, образец «эффекта колеи»: мы встали на этот путь и с него не свернем, не менять же стандарт, установленный еще в 1970-е годы. При этом антропологическая колея совпадает с технологической.
Конечно, можно возразить, что Финляндия в чисто железнодорожном смысле еще более консервативна — в стране используется колея 1524 миллиметров, как при царе-батюшке («Труд этот, Ваня, был страшно громаден»). Но, во-первых, надо отдать финнам должное — во всем остальном они ушли далеко вперед по пути инноваций, во-вторых, приверженность староимперской колее выглядит милым постмодернистским чудачеством пышущей здоровьем благополучной нации.
Можно увидеть в отказе от иностранных вагонов стремление к экономии.
Ну да, это примерно такая же экономия, как и новая плодотворная дебютная идея — забрать пенсии у работающих пенсионеров. У самих себя отобрать что-нибудь не пробовали? У армии, силовиков, ФСБ, чиновничьего корпуса. А то все получается, как у русского историка Василия Ключевского: «Государство пухнет, народ хиреет». И ведь тоже хорошая формула для описания основного содержания «эффекта колеи» а ля рюсс.
«Эффект колеи», выраженный в размере вагонного пути, хорошо виден на железнодорожной карте мира, четко отделяющей западный мир чистогана от мира нашей духовности. Наша колея — это весь периметр бывшего СССР. Чуждая нам европейская колея — Европа, Северная Америка, Австралия, но и, кстати говоря, Китай, ряд азиатских, арабских и латиноамериканских государств. В Европе — за вычетом Ирландии и Испании с Португалией. Ну, в одном случае — остров. А Испания и Португалия со своими Франко и Салазаром и католичеством консервативного образца тоже шли особым суверенным путем. Только теперь испанские вагоны подстраиваются под любой путь в любую сторону, забыв заветы каудильо.
Разумеется, в разных частях света все нюансированнее и сложнее, и тем не менее, именно история — колонизаторская, политическая, имперская, технологическая — вдавила свой след в виде шпал и рельс, а советское наследие против евроатлантического все-таки выглядит по-плакатному наглядно. И ширина колеи оказывается метафорой нашего принципиального, возведенного в ранг высокой идеологии и чуть ли не национального проекта, отставания.
В общем, вагончик истории тронется, а наш перрон останется. Думается, это только начало пути назад, к широко понимаемому импортозамещению — как способу жить и думать. Но любое наше импортозамещение, как выясняется при ближайшем рассмотрении, источником своим имеет заимствования: технологические, политические, экономические решения, как петровская реформа или универсамы, атомная бомба или сталинская индустриализация.
Даже колея Николаевской железной дороги, говорят, была заимствована у американцев.
Но пройдет и это. Как, собственно, и напророчил поэт Некрасов: «Вынес достаточно русский народ, / Вынес и эту дорогу железную — / Вынесет всё, что господь ни пошлет!»