Нынешний российско-украинский кризис открыл новые перспективы для белорусского президента Александра Лукашенко. Кажется, он не упустил ни единой возможности из открывшихся. Он и посредник между Москвой и Киевом, он предоставляет свою территорию для переговоров, он заигрывает с Александром Турчиновым и Петром Порошенко, но так, чтобы не разозлить Владимира Путина. Для ЕС на фоне последних событий он выглядит чуть не «голубем». Теперь, после введения «антисанкций», для Белоруссии открываются дополнительные возможности таможенных и торговых игр, когда от Минска будет зависеть соблюдение «блокады» и все будут стараться умаслить Батьку — и Кремль, дабы он не пропускал запрещенный товар, и импортеры — дабы можно было запрет обойти. Не забудем и про открывающиеся шансы для белорусских экспортеров. В любом случае для Лукашенко противоречия между Европой и Россией — дар небес, на них он всегда наживался и его акции взлетали вверх.
Хороший повод посмотреть на то, как складывалась белорусская модель власти, и развеять некоторые стереотипы, с ней связанные.
Если почитать украинскую и белорусскую прессу, то бросается в глаза, что «старший брат» остается старшим, несмотря на внутрисемейные распри, доходящие до мордобития. Даже в Украине до сих пор ориентируются на российские лекала — когда Петр Порошенко назначил министром обороны охранника Валерия Гелетея, убежденный противник Кремля Анатолий Гриценко воскликнул: «Ну какое сравнение может быть Гелетея с таким министром, как Шойгу!» А уж про Белоруссию и говорить не приходится — сильнейшее убеждение в своей безнадежной провинциальности и вторичности (за исключением малого числа упертых националистов) является преобладающим. «У них, в Москве» звучит примерно так же, как в 70-е на московских кухнях «у них, в Нью-Йорке».
Принято считать, что постсоветские страны копируют российский путь почти во всех сферах жизни, начиная с экономики. Однако при внимательном рассмотрении политических процессов приходишь к выводу, что «русский путь» в его нынешнем виде уже пройден и что именно Россия идет по проторенной дорожке и старательно копирует шаги своего крошечного соседа.
Появление на политическом небосклоне Александра Григорьевича было не менее неожиданным, чем Владимира Владимировича. Но разные обстоятельства их победы на президентских выборах обусловили первоначальные различия в действиях обоих президентов. Лукашенко изначально являлся публичной фигурой, депутатом, он победил в острой конкурентной борьбе вопреки консолидированному желанию элит, поставивших на Вячеслава Кебича. Путин же возник как закулисный кандидат, ранее ни в каких выборах не участвовавший.
Поэтому оба президента, решая одну задачу — изменение конституции, а, точнее, политического устройства своих стран, — пошли разными путями. Лукашенко сделал ставку на референдумы — в 1995, 1996 и 2004 годах. По их результатам, всегда благоприятным для действующего президента, политическое поле было кардинально переформатировано. Как говорил сам Батька, «мы создали эффективную действующую систему государственного управления, то, что в народе называют «вертикаль власти». Таким образом, пресловутая «вертикаль» — изобретение и термин белорусский.
Путин же, напротив, в самом начале своего правления принципиально отказался от референдумов как инструмента манипуляции, инициировав законы, фактически делающие невозможными их проведение. Причина была проста — желание вышибить из рук оппозиции подобную дубинку плюс наличие подконтрольного парламента (тогда как у Лукашенко в 1994-1996 годах парламент был оппозиционный). Поэтому ставка была сделана на постепенный демонтаж ельцинской модели и введение все той же вертикали посредством проведения через парламент соответствующих поправок. Работа по изменению конституции шла во многом подспудно и не очень заметно и растянулась на многие годы. Ввиду сложностей и размеров страны она оказалась более объемной, чем в Белоруссии, и менее стабильной — искомая модель всегда находится в изменении в соответствии с меняющейся ситуацией, достаточно вспомнить отмену и возвращение «выборов» губернаторов.
Но в целом параметры были схожими и в Минске и в Москве — продление сроков полномочий президента, снятие ограничений на переизбрание, усечение полномочий парламента (в России и без того куцых), отмена реальной выборности местных властей, их вписывание в «вертикаль». Немаловажную роль играла и государственная символика. Одним из важнейших первых шагов Лукашенко были замена государственных флагов и герба на советские, точно так же одним из заметных действий раннего Путина стал возврат к советскому гимну.
Поскольку Лукашенко начал свои «реформы» на пять лет раньше Путина (1994 vs 1999), в ситуации отсутствия устоявшихся партий, то в белорусской модели они оказались ненужными. Все вращается вокруг принципиально внепартийной фигуры нацлидера. В России же из-за того что партии успели сложиться и утвердиться (другой вопрос — какое они имели отношение к настоящим партиям), от них решили не отказываться, сохранив в роли полезного антуража. Плюс сыграло роль и то обстоятельство, что Россия слишком большая и сложная страна, и в качестве дополнительных приводных ремней партии (а все они «системные»), и в первую очередь «партия власти», смогут помочь держать ситуацию под контролем. В России, в отличие от Белоруссии, сохраняется некое подобие выборов на уровне местного самоуправления, что порой приводит к сюрпризам, впрочем, для власти абсолютно безопасным.
Также важнейшей для обоих режимов была задача перехвата СМИ, ликвидация независимых рупоров информации и воздействия на общественное мнение. И Лукашенко и Путин занялись этим с первых дней своего пребывания у власти. И опять-таки в разной ситуации. В России успели появиться мощные олигархические телекомпании (телевидение было основной ставкой в сфере медиа), а в Белоруссии — нет. Поэтому взятие под контроль ТВ в Минске прошло относительно беспроблемно, а в Москве пришлось повоевать, прежде чем телепространство было зачищено. И там и там власть в борьбе с оппозицией не обошлась без телекиллеров.
Поучительной была война Лукашенко с печатными изданиями, имевшими значительную читательскую аудиторию. Так, чтобы создать проблемы самым влиятельным оппозиционным газетам — «Белорусской деловой газете» и «Белорусской газете», частным СМИ запретили использовать в названиях слова «белорусский» и «Национальный». От раскрученных названий пришлось отказаться, в качестве компромисса их сохранили как БДГ и «Белгазета» соответственно. В результате в Белоруссии сохраняется какое-то количество независимых изданий, но в общественной жизни они никакой роли не играют. В России ситуация уже почти сопоставима с белорусской — независимая печатная пресса, которой в процентном соотношении больше, воздействия на власть или на избирателей оказать не в состоянии, да и самоцензура вполне эффективно не допускает конфликтов.
Основное информационное противостояние перешло в интернет, до которого у российской власти только сейчас доходят руки. Белорусский опыт и здесь весьма примечателен. Еще в 2001 году во время президентских выборов в Минске прибегли к блокировке десятков потенциально опасных для власти сайтов. А 1 февраля 2010 года Александр Лукашенко подписал указ «О мерах по совершенствованию использования национального сегмента сети интернет», который обязал провайдеров идентифицировать абонентские устройства пользователей, а владельцев интернет-кафе и компьютерных клубов — осуществлять идентификацию посетителей. Так что решение регулировать доступ к WiFi — лишь повторение пройденного в Минске. В Белоруссии широко практикуется выборочная блокировка тех или иных сайтов, поэтому российский бан на «Грани» и «Ежедневный журнал» — скорее предвестие непривычной пока практики, чем исключение.
Серьезным этапом в эволюции нынешнего российского политического режима стал разрыв отношений с Западом. Лукашенко решился на подобное более 15 лет назад. Незаконный разгон парламента, репрессии против оппозиции, конфликт с западными послами из-за резиденции «Дрозды», сбитый воздушный шар, принадлежавший американцам, — все это сделало Лукашенко невъездным в большинство цивилизованных стран. Он не может заехать даже к большинству из своих соседей — в Латвию, Литву, Польшу. Да и в Украине он не был с официальными визитами уже очень долгое время. А после свирепого разгона демонстрантов в ночь голосования на последних президентских выборах Евросоюз и Вашингтон наложили санкции на несколько десятков человек из ближайшего окружения Батьки. С учетом последующего расширения санкционный список насчитывает приблизительно 200 человек.
Но Лукашенко пошел на разрыв сознательно, тщательно взвесив все плюсы и минусы от подобного шага. Несмотря на внешнюю абсурдность ситуации — столь значимые для белорусской истории и географии Вильнюс и Варшава закрыты для его поездок, — президент чувствует себя абсолютно уверенно. Сохранение собственной власти для него — приоритет, а страна учится приспосабливаться под его желания. Какие бы попытки ни делал Запад, чтобы смягчить отношения с Минском, какие бы обнадеживающие ответные шаги ни делал Лукашенко, принципиально ситуация не меняется и измениться не может. Ибо на кону стоит вопрос о личной власти.
А любая чаемая ЕС оттепель грозит ее потерей.
В обозримом будущем можно ожидать, что Путин также станет невъездным в Европу, Америку, Японию (разумеется, с оговорками, вытекающими из статуса России как ядерной державы и постоянного члена Совбеза ООН). И это тоже будет сознательный выбор президента, считающего все прочие опции худшими.
Современная Белоруссия, несмотря на свой официальный маргинальный статус, отнюдь не является краем нищеты и беспросветности. Изоляция ее верхушки от Запада не распространяется на рядовых граждан, активно выезжающих из страны на работу и учебу. Щедроты от российских энергоносителей поступают бесперебойно. Рынки стран «третьего мира» активно осваиваются белорусскими товаропроизводителями. Бизнес, несмотря на жесткое регулирование, работает и обеспечивает потребление на достаточно высоком уровне. У национально и либерально ориентированных кругов есть своя ниша, тотально их искоренять никто не собирается, ситуация в этом смысле принципиально отличается от советской, когда само публично артикулируемое несогласие с официозом являло собой состав преступления.
Видимо, нечто подобное ожидает Россию в обозримом будущем — опять-таки с поправкой на размеры и значение страны в мировых делах и экономике. Былой лаг между Минском и Москвой, составлявший пять-десять лет, стремительно сокращается. Уже сегодня принципиальных различий между двумя системами нет. Завтрашний (послезавтрашний и далее, лет на двадцать пять минимум) день РФ — это существование в рамках модели «суперБелоруссии», т.е. Белоруссии, получившей ядерное оружие, соответствующую территорию и природные ресурсы. Это не самый худший вариант с точки зрения интересов простого человека.
Правда, уровень коррупции и социальной безответственности государства в России в разы выше, чем в Белоруссии, но данное обстоятельство компенсируется наличием нефти, газа и прочего сырья на экспорт. То есть ожидать падения жизненного уровня не приходится. Явные трудности появятся скорее у той части публики, которая принадлежит к лицам свободных профессий и при этом тесно связана профессиональными интересами с Западом. Культурные, научные, информационные обмены будут затруднены. Глядя в западном направлении, на эволюцию Белоруссии, мы можем предположить, что с годами разрыв (или, если хотите, отставание) будет нарастать, но вот стремительного ухудшения ожидать не приходится. Россия на карте планеты будет эдакой провинцией, ничего не обещающей, от которой не приходится ждать прорыва, как от Китая или Индии. Правда, в отличие от Белоруссии, она будет дергать за мировые струны и тем самым попугивать мирного западного обывателя, не давая о себе забыть.