Большие войны часто оказываются главным событием в жизни их участников, память о них хранится десятилетиями и передается детям и внукам. Военный опыт преображает людей, меняет их взгляды и ценности, причем часто это влияние оказывается разрушительным для душевного склада воевавших. Знаменитый русский хирург Николай Пирогов называл войны «травматическими эпидемиями», но помимо физических увечий война может травмировать и психику. Хорошо известен синдром пост-травматического стресса, от которого страдают ветераны вьетнамской, афганской и других войн последних десятилетий, когда участники боев испытывают опустошенность, неуверенность, утрачивают смысл жизни, замыкаются в себе и становятся «потерянным поколением».
Судя по всему, Великая Отечественная война стала исключением из этого правила.
С фронта возвращались окрыленные победой люди с новым жизненным опытом, чувством собственного достоинства, верой в собственные силы, и навыками совместных действий ради достижения общей цели. Такая метаморфоза фиксируется в исследованиях историков, дневниковых материалах, воспоминаниях ветеранов. Однако раньше других перемены в душах людей заметили русские писатели и поэты, сами прошедшие войну или видевшие ее с близкого расстояния — Василий Гроссман, Семен Гудзенко, Виктор Некрасов, Борис Слуцкий, Александр Солженицын…
Анализируя влияние военного опыта на личность фронтовиков, историк Елена Зубкова обращает внимание на ряд факторов и обстоятельств. Во-первых, дезорганизация и беспомощность военного руководства в начале войны неожиданно повысили роль личности и расширили пространство свободы тех, кто оказался на переднем крае. Этим людям было нечего терять, а ощущение экзистенциальной угрозы и распада привычной иерархии создавало незнакомое ранее ощущение самостоятельности, необходимости и возможности самим принимать решения.
Со временем порядок в управлении войсками был восстановлен, но опыт свободы оставался частью идентичности многих участников войны, тем более что от них по-прежнему требовались инициатива и умение действовать автономно, в составе небольших групп: взводов, эскадрилий, батарей. Возросшая автономия бойцов и командиров, необходимость самостоятельно принимать решения и отвечать за их результаты, давала опыт и навыки независимого мышления и критической оценки ситуации, когда мнение начальства подвергается сомнению и перестает быть истиной в последней инстанции.
Жизнь в реальной казарме времен войны отличалась, подчас в лучшую сторону, от жизни в казарме де-факто в довоенное время с жестким государственным контролем и суровыми наказаниями за незначительные нарушения. Историк Марк Эделе отмечает, что в некоторых отношениях контроль во время войны был ослаблен, и поэтому многие советские граждане воспринимали войну как время относительной свободы. Вернувшись после победы в мало изменившуюся повседневность, ветераны вспоминали войну как важнейшую часть своего жизненного опыта, время, по словам писателя-фронтовика Вячеслава Кондратьева, справедливости и освобождения.
Еще одна важная и укорененная среди ветеранов часть военного опыта — братство по оружию, взаимная помощь, выручка и координация («плечо друга», «сам погибай, а товарища выручай»). Речь идет о накоплении среди воевавших социального капитала — способности к коллективным действиям ради общей цели. Россия, таким образом, подтвердила известную историкам и социологам закономерность, когда война создает «общий интерес» (по выражению Чарльза Тилли), объединяющий нацию.
Еще одним значимым результатом войны с точки зрения ее воздействия на личность ветеранов стало ощущение ими собственной значимости и достоинства. Несмотря на славословия официальной пропаганды в адрес Сталина и дежурного признания «руководящей роли коммунистической партии», прошедшие войну хорошо знали, кто именно принес победу, устоял перед сильным врагом и отвратил от страны угрозу порабощения. Психологам известен синдром «заученной беспомощности» — необоснованной пассивности, заставляющий опускать руки перед трудностями. Взявшись за оружие, человек берет судьбу в свои руки, и уверенность в себе, выращенная этим опытом, избавляет от такого синдрома.
Вкус и опыт победы над сильным и опасным врагом оставил у ветеранов уверенность в своих силах и ощущение ответственности за страну (на фронте чувствуешь, что судьба страны в твоих руках, по словам Вячеслава Кондратьева). Такого рода взгляды составляют основу гражданской культуры (здесь можно вспомнить работы Габриэля Алмонда и Сиднея Верба), несовместимой с утвердившимся в Советском Союзе тоталитарным режимом. По выражению Михаила Гефтера, война содержала в себе элементы де-сталинизации, в том числе ввиду возникновения у ее участников ощущения личной ответственности за судьбу Родины.
Ветераны не могли стать активной общественной силой, требующей перемен — Елена Зубкова отмечает, что в своем большинстве они были лояльны режиму. Кроме того, нужно было срочно устраивать послевоенную жизнь — искать работу, учиться, заводить семьи, наверстывать все, что было упущено за военные годы. Вдобавок после победоносной войны на советское общество обрушилась новая волна превентивных репрессий, жертвой которой стали многие из победителей. Тем не менее, ветераны на десятилетия сохранили чувство боевого товарищества и «активную жизненную позицию», которая с годами стала все чаще восприниматься окружающими с иронией и даже неприязнью.
Мы поставили перед собой задачу подтвердить взгляды историков и писателей о влиянии Великой Отечественной войны на нормы и ценности ее участников, пользуясь современными методами эмпирических исследований. По очевидным причинам мы не располагаем данными послевоенных опросов — социология в СССР была окончательно разгромлена в 1930-е гг. и упразднена на десятилетия вперед. Взамен мы воспользовались распространенным в современном обществоведении приемом, когда нормы и ценности прошлых поколений восстанавливаются по современным опросам в расчете на «связь времен».
В основе такого подхода лежат две гипотезы.
Согласно первой из них, нормы и ценности обладают значительной инерцией и передаются в семьях от родителей детям, а затем и внукам. Именно поэтому, например, ценности потомков иммигрантов, оставивших родину поколения назад, остаются ближе сегодняшним ценностям в странах исхода, нежели ценностям соотечественников из других этнических групп. Вторая гипотеза состоит в том, что, несмотря на такую стабильность, ценности несут на себе отпечаток «естественных экспериментов» — экзистенциального опыта участников и современников крупномасштабных политических, социальных и экономических отклонений от обычного порядка вещей.
Осенью 2013 года фондом «Общественное мнение» был проведен опрос россиян об их взглядах и представлениях, а также о семейной истории, позволяющий судить, являются ли респонденты потомками по прямой линии вернувшихся с войны ветеранов, которые могли в таком случае передать детям и внукам свои сформированные войной взгляды. Репрезентативная выборка опроса включала 1,5 тысячи респондентов из 45 российских регионов. Выяснялось также, насколько близкими были отношения с отцами или дедами — ветеранами войны в годы взросления респондентов, когда по представлениям психологов и происходит главным образом трансляция ценностей между поколениями.
Нами показано, что потомки ветеранов действительно значимо отличаются своими нормами, ценностями и взглядами на жизнь и общество от прочих россиян того же или близкого возраста, образования, материального положения и прочих индивидуальных характеристик, причем обнаруженные различия полностью согласуются с гипотезами о «культурном эхе» Великой Отечественной войны.
Нас интересовали нормы и ценности, отражающие гражданскую культуру респондентов (измеряемую чувством ответственности за положение дел в обществе и сопричастность к общественным делам), социальный капитал (готовность объединяться с окружающими) и альтруизм (опыт помощи незнакомым людям и стремление изменить общество к лучшему). Респондентов также спрашивали, согласны ли они с тем, что человек — хозяин своей судьбы, и какие ценности следует воспитывать в детях. Практически по всем перечисленным вопросам воспитанные ветеранами дети и особенно внуки в лучшую сторону отличались от прочих респондентов. В некоторых случаях различия достигали 15 и более процентных пунктов (см. диаграммы), в других были более скромными по величине, но всегда оставались высоко значимыми статистически, что практически исключает их случайное происхождение.
Мы утверждаем, что обнаруженные различия связаны с двумя следовавшими друг за другом эффектами: участием в Великой Отечественной войне и передачей усвоенных во время войны норм и ценностям детям и внукам. Чтобы подтвердить такую причинно-следственную связь, мы показали, что в «тестах плацебо», когда хотя бы один из названных эффектов отсутствует, данные различия исчезают без следа.
Таким образом, военный опыт действительно развил в ветеранах чувство собственного достоинства, уверенности в своих силах, альтруизм, гражданскую культуру и навыки совместных действий.
Поразительно, что этот эффект можно обнаружить и сегодня, через 70 лет после окончания войны. Поразительно и то, что вопреки стереотипам, согласно которым ветераны воплощают консервативную идеологию, ностальгию по сталинизму и «порядку», их прямые потомки усвоили скорее либеральные и более гражданские взгляды, чем остальная часть российского общества.
