Читаю книгу Павла Басинского «Бегство из рая». Читаю помалу (а разве помногу нынче возможно?), как лекарство перед сном. Как на Балканах принято пить самогон — рюмку-две «для здоровья». Блаженное тепло по телу разливается.
«Бегство из рая» — степенное дознание об одном из самых таинственных событий русской истории: бегстве 82-летнего Толстого из своего дома в Ясной Поляне в ночь на 28 октября 1910 года. Тут нет детектива и сенсации. Хотя о Толстом здесь говорится так свободно, без стеснения, как, может быть, никогда прежде. Уход Толстого из дома, к смерти, — это повод еще раз объяснить этого человека. Совсем конкретно — покончить с хрестоматийным изложением его судьбы: мол, жил-был великий художник, да вдруг вселился в него проповедник, взявшийся всему миру мораль читать.
Басинский о Толстом рассказывает так, что каждый изгиб, заскок его становится понятен. И даже приятен, неизбежен. Как все повороты реки Волги. И чем больше ты понимаешь, что не было в истории русской культуры человека более последовательного, мощного, чем больше ты принимаешь Толстого всего, до самой странной его странности, как родного, тем сильнее хочется оттолкнуть подальше от себя его соперника в русской вечности — Достоевского.
Очень интеллигентные люди активно оспаривают это противопоставление — Толстой vs. Достоевский. Понятно, что в архивной пыли литературных институтов Толстой с Достоевским чудесно ладят. Но стоит из этой тиши выйти на шумную улицу, как Толстой с Достоевским решительно разбегаются.
Теперь на улице даже по-другому — Достоевский пинками прогоняет Толстого: «Не нравится здесь? Вали отсюда!»
Примерно сто лет в том, что касается признания, популяризации, Достоевский проигрывал Толстому на всех фронтах — и на внутреннем, и на внешнем. В советской России Достоевского откровенно придерживали, создавая ему славу почти подпольного писателя. Дивизии штатных романистов предписывалось писать «как Толстой», хотя в итоге все сделанное этой дивизией не стоит одной главы «Анны Карениной».
Последнее десятилетие — время триумфального реванша Достоевского в России. Он сделался самым цитируемым, самым экранизируемым и в конечном счете самым удобным власти русским классиком. Сегодня «Бесы» и особенно «Дневник писателя» — настольные книжки пропагандиста. Болезненным, запальчивым, умопомрачительным синтаксисом Достоевского в совершенстве овладела Государственная дума в полном составе, ведущие самых важных политических телепрограмм. Устами «Галины из Славянска», рассказывавшей в прайм-тайм о распятом в Славянске трехлетнем мальчике, глаголил Достоевский. Ничего подобного Толстой, конечно, не умел сочинить. В голову его даже мысли такие не приходили.
«Изгнание из рая» Павла Басинского — самое значительное, что случилось в связи со 100-летней датой смерти Толстого. Юбилей был скомкан, зажат, заигран.
Как и 100 лет назад, Толстой с его пророческой критикой государства и церкви сделался крайне неудобным и даже опасным.
Мертвый Толстой под статьей ходит. Это не очень афишируется, но на Толстого за последнее время скопились горы исков и доносов от религиозных кликуш всех мастей. Величайший русский писатель, граф Лев Николаевич Толстой потихоньку подталкивается в то пространство, где обитают девочки из Pussy Riot. Ему, конечно, затруднительно дать двушечку, но тихонько подменить его всего «Севастопольскими рассказами» вполне можно.
Никакой Толстой в пространстве общественной жизни, конечно, невозможен. В каких парламентах и сенатах водятся Болконские, Безуховы и Левины? Весь вопрос в градусе достоевщины. Ее накал в России сделался совершенно нестерпимым.
Кликуши, юродивые, хохочущие имморалисты так плотно заполнили русскую общественную сцену, что, кажется, других уж нет.
Бессвязный язык подсознания признан официальным языком Российской Федерации. В этих условиях ничего не остается, как поплотнее задвинуть створки окон и ни под каким предлогом не пускать домой ни Верховенского, ни Рогожина, ни Ивана Карамазова, ни даже Алешу с князем Мышкиным. Дома Толстой может и должен побеждать Достоевского. Иначе точно конеца