Соломоново решение, принятое жюри конкурса «Россия 10», по которому победителями одновременно объявлены Коломенский кремль и мечеть «Сердце Чечни» в Грозном, скорее всего, успешно замнет скандал, возникший в Чечне в связи с подсчетом поданных за мечеть SMS-голосов. Но вот более отдаленные последствия могут оказаться не столь благоприятными. Вернее, итоги конкурса символически обозначили то, что происходит сейчас в сферах, менее заметных для СМИ.
Идея «национального квотирования», вовсю использовавшаяся советской властью в 1920-е годы, возвращенная было, но быстро оставленная в 1990-е, возрождается на глазах.
Думаю, всем ясно, что досрочное объявление кремля и мечети победителями было продиктовано не желанием сделать конкурс более справедливым, а необходимостью избежать дальнейших конфликтов. Способ выбрали простой: за каждой «стороной» признали право на «долю» в топ-листе и безотлагательно эту долю выделили.
Оговорюсь, что слово «сторона» не случайно взято в кавычки. Утверждать, что на конкурсе наблюдался какой-то конфликт религий, или конфликт Кавказа с другими частями России, на мой взгляд, нет оснований. Чеченский ислам, на сегодняшний день, в силу разных исторических обстоятельств, достаточно обособлен от ислама соседних северокавказских регионов. Это видно и на управленческом уровне – муфтият Чечни недавно вышел из состава Координационного центра муфтиев Северного Кавказа, и на уровне более локальном: например, во многих селах соседних с Чечней регионов, где чеченцы живут вместе с другими народами, нередко есть отдельная «чеченская» мечеть. Так что вряд ли мечеть в Грозном могла бы стать символом всего российского ислама. Если отвлечься от религии, есть сомнения и в том, что архитектурное чудо, сотворенное в чеченской столице, сразу делается символом всего Северного Кавказа. Чечня в других республиках СКФО, бесспорно, вызывает интерес, причем в первую очередь как раз архитектурный: например, представители махачкалинского среднего класса на выходных любят ездить в Грозный, как на экскурсию. Но все же не как в «столицу всего Кавказа». Просто Чечня сильно отличается от «всего Кавказа» по своему историческому пути, особенно постсоветскому.
Итак, поводом для глобального конфессионального конфликта конкурс стать не мог.
Тем не менее, организаторы запустили механизм, который очень похож на «национальное квотирование». Он в России далеко не нов.
Его, например, активно использовали большевики в 1920-е годы. Нащупывая пути управления Кавказом, они выбрали схему диалога центральной власти с отдельными этническими общинами. При этом проведенная сверху «нарезка» этих общин была иногда весьма причудливой. Например, кабардинцы оказались отделены от черкесов, одним из «колен» которых они в действительности являются. Если в одну автономию входило несколько народов, скрупулезно расписывалось разделение между ними различных «портфелей». В первые постсоветские годы на Кавказе «нацквотирование» активно поддерживалось в той же самой сфере распределения постов. Сейчас оно там существует скорее по инерции: когда в последние годы в некоторых кавказских республиках принятая схема рассадки представителей ключевых этносов на постах главы региона, премьера и спикера нарушалась, массовой негативной реакции на это не было. Видимо, власть отдалилась от населения на ту дистанцию, при которой распределение постов уже мало интересуют обычных жителей.
Однако в других сферах жизни Юга России идея межэтнического распределения различных ресурсов сохраняется и даже крепнет. К примеру, на Ставрополье сейчас активно обсуждается вопрос о создании «казачьего земельного фонда». Сторонники этой идеи озабочены прежде всего ситуацией на востоке края, где в сельском хозяйстве заметную роль играют выходцы из Дагестана. Вряд ли здесь уместно обсуждать все детали происходящего на этой непростой территории, зато можно заметить следующее: в том же Дагестане попытки решить земельные конфликты, опираясь на «права народов» на землю, вычерчивая этнические границы, ни разу пока не привели к прочному согласию. Тем не менее, методы, дискредитировавшие себя в одном регионе, настойчиво переносятся в другой.
Набирает силу идея «национальных квот» и в местном самоуправлении. Новые национальные районы (Абазинский, Ногайский) во второй половине нулевых были созданы в Карачаево-Черкесии. Как признаются местные жители, жизнь после этого заметно не изменилась – да и вряд ли могла при нынешних межбюджетных отношениях, поддерживающих бесправие муниципалов. Тем не менее, требования создать «свой» район для того или иного народа звучат сейчас в других республиках.
Если на федеральном уровне будут тиражироваться методы «нацквотирования», то на местах их возрождение пойдет еще быстрее.
С той разницей, что там речь не о виртуальных призах, а о вещах гораздо более осязаемых, затрагивающих интересы большого числа людей в тех сферах, где смена единожды установленных правил, пусть и неформальных, идет очень нелегко – даже если эти правила оказываются неэффективными.