После отъезда из России я решил перестать писать колонки в российских СМИ. Мой отъезд привлек слишком много внимания. Поэтому писать о серьезных вещах, не связанных с моим отъездом, стало трудно — в восприятие того, что я пишу или говорю, так или иначе вмешивается призрак моих личных обстоятельств. Тем не менее редакция Forbes попросила меня написать еще одну, прощальную колонку.
Для меня колонка в Forbes — это очень важная часть моей жизни.
Я хорошо помню, как начал писать ее в 2006 году. Я не смог отказать в просьбе тогдашнему главному редактору Forbes Максиму Кашулинскому. Это был трудный момент для Максима — он как раз подал заявление об отставке, не согласившись с решением издателя отступить от профессиональных принципов в истории с Еленой Батуриной (некоторые молодые читатели спросят: «Кто это?»). К счастью, его отставка не была принята. За эти годы я написал как минимум четыре разные серии колонок — про последние достижения экономической науки, про «послезавтра» России, про полезные теоретические знания и про вопросы текущей экономической политики. И в последней колонке я постараюсь написать не только о себе.
К сожалению, мой личный опыт общения с российскими правоохранительными органами подсказал мне грустную тему. Я увидел непосредственные подтверждения того, о чем раньше читал в газетах.
Как и в делах ЮКОСа, Навального, Pussy Riot, я наблюдал своими глазами, как взрослые, рациональные люди осознанно принимают беззаконные и аморальные решения.
Перед тем как уехать, я пытался понять, насколько высоки мои риски, насколько может человек, который ничего плохого не сделал, быть уверен в своей безопасности. Я пытался разобраться в стимулах и моделях поведения российских следователей и судей. Я пытался выяснить, до какой степени беззакония и аморальности они могут дойти, насколько их может остановить очевидный — и мне, и им — факт, что я не нарушил закона и абсолютно ничего плохого не сделал ни для них, ни для России.
Очень многие (хотя и не все) мои коллеги сказали мне, что не стоит надеяться на нормы закона и приличия. В сегодняшней России гарантий нет ни у кого. Для меня вероятность быть арестованным ниже, чем для менее известного человека, но и в моем случае она существенно отличается от нуля.
Коллеги привели мне ряд примеров, как и в их случаях следователи, прокуроры и судьи без колебаний нарушали закон — с ясным пониманием незаконности своего поведения. В каждом из этих случаев я спрашивал себя и коллег: «О чем думают эти люди? Неужели они не понимают, что такое положение дел не может продлиться вечно? Неужели они не боятся моральной или юридической ответственности за свои откровенно преступные действия?»
Я всегда получал один и тот же ответ: «Они об этом не думают».
После отъезда из России я посмотрел фильм «Ханна Арендт» — про ключевой эпизод биографии великого политического философа Ханны Арендт. В 1961 году она писала для журнала New Yorker репортаж о процессе над Адольфом Эйхманом, одним из руководителей СС, отвечавшим за «окончательное решение еврейского вопроса». На основании этих репортажей Арендт написала свою самую знаменитую книгу о «банальности зла».
Арендт пыталась понять, почему этот человек, не производивший впечатления социопата, фанатика или даже антисемита, совершил такие ужасные преступления. На суде Эйхман говорил, что он всего лишь делал свою работу и выполнял приказы. Ключевой разгадкой для Арендт стали как раз слова Эйхмана о том, что он не думал о том, что он делает. Арендт написала, что многие преступления — в том числе и страшные преступления против человечества — были совершены нормальными людьми просто потому, что они «отказались думать». Именно в этом и заключается «банальность зла».
Работа людей, отказавшихся думать, имеет серьезные долгосрочные последствия для нашей страны. Я много писал о том, насколько для развития экономики и общества важен так называемый социальный капитал — насколько люди готовы сотрудничать друг с другом, действовать в интересах других людей и всего общества. Основной показатель социального капитала — доверие к незнакомым людям. До допросов я всегда разговаривал с людьми, пытаясь понять, что мы могли бы вместе сделать, чем мы могли бы помочь друг другу. Именно из такого общения и возникают новые идеи и проекты.
На допросах надо вести себя совсем наоборот.
Напротив вас сидит процессуальный противник, допрос — это игра с нулевой суммой. Все то, что хорошо для него, — плохо для вас. Ни в коем случае нельзя говорить больше того, что спрашивают, пытаться помочь собеседнику. Допросы — лучший способ разрушить доверие. Неудивительно, что десятилетия советской жизни создали общество, которое всего боится. Поэтому страшно, что допросы и обыски становятся нормой в России. Это удар по нашему социальному капиталу, который будет иметь долгосрочные последствия — поколение людей, которые будут считать нормой недоверие и страх. Даже после того как репрессивная машина рухнет, недоверие и страх исчезнут не сразу — нам еще долго придется учиться доверять друг другу.