10 апреля о своей отставке объявил премьер-министр Украины Арсений Яценюк. «Сделав все для стабильности и преемственности курса заявляю о решении передать обязанности руководителя правительства Украины», — заявил Яценюк и добавил, что «рейтинг — дело переменное», а фракция «Народного фронта» на протяжении двух лет показала «единство, ответственность за слово и способность принимать сложные решения». При этом, как он позже написал на своей странице в Twitter, его фракция «Народный фронт» останется в составе парламентской коалиции.
Возможное назначение министра финансов Украины Натальи Яресько новым премьером само по себе вряд ли будет означать переход страны к радикальным реформам, которых заждались и сами украинцы, и их международные партнеры. Откровенно говоря, назначение финансиста-технократа главой правительства проблемной страны кажется не самым лучшим шагом.
Достоинством Яресько ряд комментаторов считают отсутствие аффилированности с конкретными политическими силами, что должно предотвратить торможение реформ в угоду узким интересам (в этом многие обвиняют Арсения Яценюка). Но тут есть и обратная сторона: премьер, не опирающийся на собственную влиятельную политическую силу, представленную в парламенте, заведомо слаб и подвержен давлению различных посторонних групп интересов. У премьера-технократа есть и еще один потенциальный недостаток: он может нормально справиться с выполнением конкретной поставленной руководством задачи (например, Яресько прекрасно проявила себя в переговорах с кредиторами о реструктуризации украинского госдолга), но не с ролью премьера-реформатора, у которого совершенно другая миссия. Он должен не просто выполнять чьи-то задания, а быть визионером, вручную из ничего формировать контуры будущего государства, уметь решительно ломать барьеры, с которыми сталкиваются реформы.
Наличие всех этих качеств у Яресько — огромный вопрос.
Впрочем, у любого политика-тяжеловеса в Украине есть свой шлейф специальных интересов, так что, возможно, у страны просто нет выбора — нужна новая фигура, не отягощенная этим багажом. Возможное назначение Яресько заставляет вспомнить недавнюю российскую историю: в 2000 году премьером был назначен Михаил Касьянов, прежняя роль которого была точь-в-точь, как у Яресько сейчас, — он вел переговоры по реструктуризации государственного внешнего долга в не менее сложных обстоятельствах. В случае с Касьяновым многие поначалу тоже сомневались, сможет ли непубличный финансист-технократ справиться с программой реформ. Однако Касьянов быстро превратился в реального и довольно жесткого реформатора: он лично брал на себя политическую ответственность за многие важные преобразования от снижения налогов до принятия Земельного кодекса. Чего стоит лишь спор с влиятельным министром финансов Кудриным о снижении налоговой нагрузки на экономику — Касьянов на этом настаивал, а Кудрин возражал.
Превратится ли Яресько из переговорщика по долгу в реформатора? Узость ее предыдущей сферы ответственности не дает возможности четко ответить на этот вопрос. Вместе с тем два года, прошедшие после Майдана, демонстрируют, что украинские политики пока так и не поняли ключевой задачи, которая стоит перед правительством, — резко повысить эффективность экономики за счет быстрого сокращения размеров огромного и совершенно нежизнеспособного госсектора. Более того, есть тревожные признаки того, что нынешняя украинская элита и не хочет расставаться с госсектором — наоборот, увлечена в основном рассадкой своих людей по госкомпаниям.
Яркий пример — компания «Укрнафта», мелкий актив с годовой добычей менее 1,6 млн т нефти в 2015 году. Это размер среднего нефтяного месторождения. За прошедшие после Майдана два года его можно было много раз продать, и это нужно было делать как можно быстрее. Ссылки на якобы сдерживающее приватизацию присутствие в числе миноритариев Игоря Коломойского несостоятельны, так как простая рассылка 40-50 международным нефтяным компаниям предпродажного меморандума о намерении приватизировать «Укрнафту», помогла бы выявить компании, готовые купить «Укрнафту» хоть с Коломойским, хоть в условиях войны на Донбассе. Но украинские власти два года разыгрывали вокруг «Укрнафты» натуральный цирк — проводили конкурсы на выбор управленцев, привлекали иностранных менеджеров, вместо того чтобы побыстрее продать мелкую компанию (и, кстати, пополнить трещащий по швам бюджет).
Желание порулить пусть небольшими, но все же денежными потоками от нефти явно превалировало.
Да и весь портфель предполагаемых к приватизации активов на 2016 год не очень серьезен — крупные нефтегазовые, банковские, транспортные активы там отсутствуют. По решимости проводить разгосударствление и демонополизацию можно будет очень быстро понять, превращается ли Яресько в реального реформатора или нет.
Что же касается интересов России в этой ситуации, то здесь следует различать интересы президента Путина и интересы России будущего: для нормальной демократической России, которой наша страна обязательно станет в перспективе, конечно, важен успех украинских реформ. Нам нужен процветающий сосед, который подал бы нам пример европеизации. Для Путина все иначе: судя по всему, нынешние российские власти были бы рады, если бы Украина пошла по молдавскому сценарию — годы нахождения у власти правительств, называющих себя «проевропейскими», при отсутствии реального прогресса привели к масштабному политическому кризису в стране, из которого пока не видно выхода. В этом плане Яресько — слабый технократ для Кремля была бы удобнее, чем Яресько-реформатор. Ясно и то, что условные пропутинские силы в Украине будут всячески торпедировать ее правительство: оппозиционный блок уже негативно высказался о ее кандидатуре, предъявив при этом ожидаемые претензии в том, что Яресько — уроженка США.
Путину Яресько действительно любить не за что: она заняла жесткую позицию, отказавшись возвращать России $3 млрд, взятых в долг Януковичем, демонстративно отказывается публично говорить по-русски, пользуется большим авторитетом среди международных инвесторов и помогла спасти Украину от дефолта, который политически был бы крайне выгоден нынешним российским властям. Дистанция между Яресько и российским истеблишментом несравненно больше, чем у любого из представителей прежнего поколения украинской элиты: она намного более вестернизирована, чем Яценюк.
При этом российско-украинская газовая торговля (традиционная сфера выяснения отношений) сейчас почти на нуле: если лет 8-9 назад Россия продавала Украине более 50 млрд куб. м газа в год, то в 2015 году — только 6 млрд, две трети украинского газового импорта сейчас приходится на поставщиков из Европы. Транзит российского газа в Европу через Украину составил 64 млрд куб. м — также один из наиболее низких показателей за всю историю. Российские чиновники говорят о намерении полностью прекратить транзит уже в ближайшие годы. Трудно как-то дополнительно испортить отношения в газовой сфере, так как Украина освоила инструменты снижения зависимости от российских поставок.
Так что ключевая развилка для Путина лежит не столько в конкретных вопросах экономических взаимоотношений двух стран, сколько в глобальном аспекте: сможет ли Яресько стать успешным реформатором или нет. Если ее назначение принесет слабые результаты (а это очень вероятно, хотя есть и другой сценарий), в Кремле, разумеется, будут потирать руки.