Очередная попытка Москвы и Вашингтона договориться по Сирии получит свой шанс на осуществление 27 февраля 2015 года. С этого дня начнет действовать режим прекращения огня, который впрочем, по понятным причинам, не будут соблюдать ни «Исламское государство» (террористическая группировка, запрещенная в РФ), ни «Ан-Нусра», ни прочие организации, которые Совет Безопасности ООН признал террористическими. Кстати, с первой из них в нашей стране решили «покончить» еще до начала перемирия — на минувшей неделе Роскомнадзор призвал именовать ИГ на арабский манер: ДАИШ.
Необходимость прекращения огня уже неоднократно фигурировала в переговорах между Джоном Керри и Сергеем Лавровым. О нем упоминалось и в резолюции Совбеза, принятой в конце декабря 2015 года. Перемирию должны были способствовать переговоры противоборствующих сторон в Женеве. И вот, наконец, о нем объявлено официально. Однако при этом нет никаких гарантий того, что режим прекращения огня будет соблюдаться.
Во-первых, разобраться в том, какая из многочисленных воюющих группировок под чьими знаменами сражается, не представляется возможным.
А так как в районе Идлиба и Алеппо концентрация этих группировок наиболее высока, провокации, скорее всего, будут делом обыденным. Вопрос лишь в том, у кого и в какой момент переполнится чаша терпения.
Во-вторых, перемирие в настоящее время играет на руку оппозиции, которой требуется пауза в борьбе с сирийской армией.
Более того, в обнародованном американо-российском заявлении ни слова не сказано о прекращении поставок вооружения противоборствующим сторонам. А значит, противники Асада смогут пользоваться всеми возможностями для восстановления своих сил, что вызывает сомнения в заинтересованности сирийского руководства в соблюдении перемирия.
В этой связи было бы не лишним вспомнить, что начавшиеся с третьей попытки переговоры в Женеве оказались сорванными. Оппозиция покинула Швейцарию в знак протеста против наступательных действий Асада в то время, когда стороны уже договорились сесть за стол переговоров. На первый взгляд может показаться, что Россия, как и сам Асад, от этого только выиграли, завоевав на время военно-стратегическое преимущество и продвинувшись в сторону Алеппо. При этом и Москва, и Дамаск сделали вид, будто ничего не произошло. Дескать, велась повседневная борьба с терроризмом, которая участников переговоров в Женеве никоим образом не должна была коснуться. Остается только догадываться, как у представителей сирийского режима и российского МИДа эта мысль уживается с отношением ко всем, кто сражается с правительственными войсками, как к террористам, с которыми переговоры вестись не должны.
Ключ к пониманию того, с кем все-таки вели переговоры представители сирийского режима, а с кем в это же самое время воевали под Алеппо, дал Сергей Лавров во время своего турне по аравийским монархиям. Рассуждая о возможности участия группировок «Джейш аль-Ислам» и «Ахрар аш-Шам» в женевской встрече, российский министр предположил, что они будут участвовать там «в личном качестве». Видимо, аналогичной логикой руководствуется и сам Асад, экстраполируя ее на всю вооруженную оппозицию: встречаемся в Женеве с абстрактными сирийцами, временно никого не представляющими, а здесь у себя на родине ведем борьбу со структурами, их делегировавшими.
Вот только руководствуясь сиюминутной выгодой, Россия (об асадовской Сирии в данном контексте уже говорить не приходится) рискует закрепить за собой имидж страны, не выполняющей достигнутых договоренностей. Что было очень наглядно продемонстрировано фактом единодушного обвинения Москвы в срыве Женевских переговоров. Что также подтвердилось в ходе очередной международной конференции по безопасности в Мюнхене, когда главы российского правительства и внешнеполитического ведомства подверглись единодушной критике со стороны представителей участвовавших в ней государств за внешнюю политику России. Нам еще раз дали понять, что исповедуемые нами цели и принципы в отношении урегулирования сирийского конфликта не разделяет ни одно развитое государство. Мы становимся все менее понятными для мирового сообщества, когда сперва добиваемся исключительно политического выхода из сирийского тупика, а как только стороны усаживаются за стол переговоров, начинаем потакать Асаду в том, что он сводит счеты с оппозицией.
Ситуация усугубляется еще и бескомпромиссностью, которую начал проявлять Асад после того, как почувствовал себя под крылом Москвы, что вызывает сомнения в способности режима к переменам. Если еще не так давно из президентского дворца в Дамаске звучали заявления о том, что Асад открыт к диалогу со всеми заинтересованными сторонами и даже готов уйти, если это положит конец кровопролитию, то недавно сирийский лидер начал делать куда более свойственные для него заявления о конституционном порядке, легитимной власти и одностороннем прекращении огня.
Конечно, Асада можно понять.
Воспользовавшись удобным случаем и слабостью своих оппонентов, официальный Дамаск решил действовать здесь и сейчас, взяв инициативу на алеппском фронте в свои руки, не дожидаясь результата переговоров. Но, говоря прямо и без лишней дипломатии, мы начали нашу операцию в Сирии не для того, чтобы помочь Асаду удержаться у власти. В противном случае наши ВКС с куда большим успехом выполнили бы эту задачу еще в первые годы сирийского кризиса. Наше военное вмешательство в Сирии началось в тот период времени, когда все остальные темы для обсуждений с Западом были исчерпаны. И в этом отношении российские действия себя оправдали. Владимиру Путину удалось дважды повстречаться с Барком Обамой, а Сергей Лавров и Джон Керри за 2015 год более 20 раз обсуждали положение дел в Сирии. После каждой встречи у Москвы оставалось приятное «послевкусие», когда можно было во всеуслышание заявить о том, что несмотря ни что, на нас все еще есть спрос, к нам прислушиваются, и американская политика изоляции в очередной раз потерпела полное фиаско.
Однако, игнорируя достигнутые договоренности, Россия рискует оказаться в ситуации, когда любые соглашения с ней (а соответственно и с Асадом в ее лице) начнут считаться на Западе абсолютно бессмысленными. И как бы в этом случае не пришлось искать еще одно легитимное правительство, нуждающееся в нашей поддержке. А потому Москва должна четко определиться со своими приоритетами в сирийском конфликте, сделав все необходимое, чтобы не допустить провокаций и срыва перемирия со стороны сирийских властей.
Безусловно, при Асаде Россия может и дальше беспрепятственно продолжать «учения» своих ВВС, «давно не имевших практики ведения боевых действий в военных условиях», успокаивая себя при этом еще и мыслью о том, что они совершаются в полном соответствии с нормами международного права. Однако будущее нынешнего сирийского режима выглядит весьма туманно. А без него — и наше присутствие в Сирии, на чем, по всей видимости, активно акцентирует внимание Асад в переговорах с Москвой, которой следовало бы уже научиться отличать блеф от реальной политики. В противном случае мы рискуем оказаться инструментом в руках сирийского режима, решающего за наш счет свои локальные задачи.
Российскому руководству следовало бы, наконец, в самой жесткой форме дать понять Асаду, кто от кого больше зависит. Те, кто садится с нами за стол переговоров по урегулированию ситуации в Сирии, ждут от нас прежде всего способности повлиять на сирийское руководство. Не будем забывать, что в подписанном документе, провозглашающем начало перемирия в Сирии, мы, как и США, значимся в качестве «гарантов» его беспрекословного соблюдения.
Сейчас настало время определиться, от кого на самом деле исходит инициатива в связке Москва-Дамаск. В случае если она будет исходить от последнего, наша «посредническая» миссия попросту потеряет всякий смысл, а мы будем вынуждены свыкаться с ролью «великой державы», отстаивающей интересы стран третьего мира в ущерб своим собственным.