Если бы не кризис, в который вступила Россия в 2014 году, мы могли бы отметить в конце прошлого года исполнение амбициозного (хотя в итоге ставшего почти анекдотичным) обещания, данного Владимиром Путиным еще до его первого переезда в Кремль. Россия все-таки догнала бы Португалию по среднедушевому ВВП. Обгон не состоялся, но посмотреть на траектории развития двух, казалось бы, совсем не похожих экономик все же стоит. Картина получается любопытная и во многом неожиданная.
30 декабря 1999 года, практически 15 лет назад, в «Независимой газете» была опубликована программная статья Владимира Путина «Россия на рубеже тысячелетий». Она содержала много предложений и тезисов, касающихся всех сфер жизни страны. Причем реализацию их нынешний президент сумел начать уже на следующий день: 31 декабря 1999 года Борис Ельцин объявил о том, что устал, и передал бразды правления преемнику.
Один из самых броских и тиражируемых в дальнейшем тезисов статьи — за 15 лет догнать Португалию по уровню среднедушевого ВВП. На самом деле цитата на эту тему из Владимира Путина выглядит значительно шире: «Вот расчеты экспертов. Для того чтобы достичь душевого производства ВВП на уровне современных Португалии или Испании — стран, не относящихся к лидерам мировой экономики, — нам понадобится примерно 15 лет при темпах прироста ВВП не менее 8% в год. Если сумеем в течение этих же 15 лет выдерживать темпы прироста ВВП на уровне 10% в год, то достигнем нынешнего уровня душевого производства ВВП Великобритании или Франции».
В результате, несмотря на куда менее значительные темпы роста в эти годы, Португалию мы практически догнали.
Правда, данные за 2014 год, которые будут обнародованы в середине нынешнего года, наверняка отбросят нас назад. Но на сегодня по ВВП на душу населения, пересчитанному по паритету покупательной способности (в долларах США), мы догнали одну из беднейших стран «старой» Европы. За это время в Португалии сменилось семь правительств и даже валюта — с 2002 года страна перешла с эскудо на евро. У нас же, по сути, все эти годы у власти было одно правительство — Владимира Путина, и неважно, кто его формально возглавлял.
Стартовые позиции были таковы: $18 904 каждого из почти 10 млн португальцев против $9257,7 на жителя нашей более чем 140-миллионной страны. По итогам 2013 года результаты выглядят практически равными $25 643 и $24 298 соответственно. Это произошло за счет того, что за эти почти 15 лет темпы роста ВВП в нашей стране стабильно опережали португальские примерно в два раза.
Интересно, что структура ВВП в обеих странах менялась схожим образом (см. таблицу). Планомерно снижалась роль в экономике сельского хозяйства, в итоге упав почти на половину в России и на треть — в считающейся аграрной Португалии, что является мировым трендом. Снижение роли индустриального производства в пользу сферы услуг куда заметнее у нашего западного «конкурента».
Это и понятно, ведь основу нашей индустрии составляет добыча нефти и газа. Португалия же этот период своего развития прошла достаточно давно. Сегодня покажется странным, но она успела «посидеть» на сырьевой игле как минимум дважды. Во время второй мировой войны за счет сохранения нейтрального статуса страна активно торговала необходимым для создания вооружений вольфрамом, как с Германий, так и с Великобританией.
Последствия экспортного бума оказались печальными. Начались серьезные перекосы в структуре экономике, связанные с оттоком рабочей силы из сельского хозяйства на рудники. В условиях мировой войны возможности импорта оказались ограниченными, началась нехватка товаров, прежде всего продовольственных. В итоге — сильнейшая инфляция, вызванная резким ростом экспортных доходов в сочетании с отсутствием достаточного товарного покрытия внутри. После войны спрос на вольфрам упал, да и месторождения исчерпались.
Не увенчались успехом и послевоенные инвестиции в сырьевой сектор своих африканских территорий, расходы росли год от года, а эффекта это не давало никакого. И неслучайно Антонио Оливейра Салазар, на протяжении 36 лет в качестве премьер-министра возглавлявший Португалию, на излете своего правления узнав об открытии «большой» нефти в Анголе, пришел в ярость и воскликнул: «Только этого нам не хватало».
Сегодня «экспортным продуктом» Португалии является туризм. Интересно посмотреть, как коррелирует динамика добычи нефти в нашей стране и въездного туризма в Португалии за эти годы.
Если сопоставлять эти показатели, то они окажутся практически одинаковыми, причем на фоне куда более впечатляющей динамики нефтяных цен, определяющих благополучие всей нашей страны, что сегодня очевидно как никогда.
Т. е. без особых предпосылок Португалия сумела обеспечить примерно те же темпы роста «экспортного» потенциала, что и Россия, что выглядит в некоторой степени удивительно.
Во многом португальский «рывок» стал возможен благодаря колоссальному росту государственного долга. Если 15 лет назад его соотношение к ВВП в России практически вдвое превышало португальский показатель, то сегодня картина принципиально иная. Теперь у Португалии долг превосходит размеры национальной экономики, и неслучайно эта страна занимает не ведущее, но стабильное место в списке неблагополучных стран Евросоюза.
Один из немногих показателей, по которому приходится признать португальское первенство за эти годы, — расходы на НИОКР. Уверенное и вполне логичное российское лидерство было упущено еще до кризиса 2008 года, и теперь мы можем констатировать уверенное отставание по инвестициям в обновление экономики. А ведь речь идет не о технологически развитой стране ЕС, а лишь о Португалии. И это, на мой взгляд, перечеркивает практически все победы в 15-летнем заочном споре, о котором на Иберийском полуострове наверняка не слышали, а у нас практически не вспоминали.
От близких в 1999 году к власти людей мне довелось слышать мнение о том, что выбор Португалии в качестве ориентира был неслучайным. В те годы многие в окружении Владимира Путина увлекались идеями «нового государства», сформулированными Салазаром в середине 1930-х годов.
Вообще в современной истории России поразительно много аналогий с Португалией. Правда, не той, которую мы почти догнали, а именно с «новым государством».
Антонио Оливейра Салазар, профессор-экономист Коимбрского университета, ставший диктатором-долгожителем Европы, характеризовал его как «господство интеллекта, мышления, при котором инстинкты (их носителями являются массы) подчинены разуму («образованному классу»)».
В основе лежал культ «вечных и незыблемых истин», традиционно свойственных португальскому народу, — Салазар хочет научить Португалию «жить обыденно», без потрясений — цитата из известного публициста того времени.
Один из идеологов нового государства и авторов конституции 1933 года Марселу Каэтану сформулировал главный его принцип так — разделение свободы гражданской и политической: «Политическая и экономическая свобода касаются главным образом общественной деятельности людей, в то время как гражданская свобода затрагивает естественное достоинство и самое личность человека. Потеря гражданской свободы ведет к рабству — низведению человека до юридической категории «вещи». Потеря или ограничение политической или экономической свободы, напротив, имеют значение лишь постольку, поскольку они ставят под угрозу свободу гражданскую».
Конституция новой республики предоставляла практически неограниченные полномочия центральной власти, которую сам Салазар возглавлял почти 36 лет.
Еще одним явным пересечением является появившаяся уже после второй войны идея создания «лузо-тропического мира», в который должны были войти европейская Португалия, Бразилия, острова Зеленого Мыса, Гоа и португалоговорящая Африка. В основе этого «объединения» должен был лежать язык и накопленная годами общность культур. Напоминает, конечно, нынешнюю концепцию «русского мира».
Экономической основой и «нового государства», и «лузо-тропического мира» призван был стать так называемый «корпоративизм», в основе которого лежали горизонтальные предпринимательские и даже профсоюзные объединения в различных секторах экономики. В идеале должны были быть построены общенациональные корпорации, соединявшие государственный и частный бизнес.
Сам Салазар неоднократно подчеркивал, что это должны быть организации на принципах свободной ассоциации, в которых представлены не только экономические, но и «моральные и культурные интересы». Но создание крупного бизнеса под эгидой государства было скорее добровольно-принудительным, чем добровольным, а эффективность его была явно низкой — Португалия при Салазаре так и не смогла совершить экономического рывка, основанного на национальной идентичности и патриотизме.
Символична и еще одна дата. В 2014 году отмечался юбилей первой в Европе «цветной» революции, которой, кстати, бессменный португальский лидер очень опасался. 40 лет назад португальские военные свергли последователей коимбрского консерватора, а на улицах городов их встречали красными гвоздиками. Сам Салазар до этого дня не дожил. За шесть лет до этого он оказался прикованным к больничной койке и был отправлен в отставку с поста «вечного» премьер-министра. Впрочем, сказать ему об этом никто так и не решился. И еще два года в больничной палате он принимал министров и депутатов и так и не узнал о том, что страной больше не управлял. А после 1974 года Португалия взяла курс на интеграцию в европейское сообщество, отказавшись от идеи развития на принципах национальной самодостаточности. В итоге России пришлось ее догонять.
Стали мы счастливее от того, что догнали Португалию? Если верить исследованиям авторитетных международных организаций, то да. Например, рассчитанный по методике британского исследовательского центра New Economic Foundation Всемирный индекс счастья (The Happy Planet Index) — комбинированный показатель, измеряющий достижения стран мира с точки зрения способности обеспечить своим жителям счастливую жизнь, — показывает, что Португалию мы обогнали. В 1999 году Россия проигрывала 1,35 пункта (5,6 против 4,25), по итогам 2013 года соотношение выглядит иначе — 5,5 против 4,15, но уже в нашу пользу.
Если верить собственным ощущениям (а за эти годы я четырежды был в Португалии), картина выглядит совсем иной. Как минимум десяток моих знакомых из разных сфер жизни перебрались из России в Португалию. Они жалуются на высокие налоги (по показателю налоговых доходов от ВВП Португалия всегда нас опережала и значительно), снижение количества местной рыбы (последствия системы квот Евросоюза), низкий уровень доходов населения, традиционный консерватизм и многие другие, свойственные единой Европе проблемы.
Но при этом никто из них назад в Россию не собирается, т. к. Португалия — очень спокойная и комфортная для жизни и бизнеса (пусть и небольшого) страна.
В обратном направлении с Иберийского полуострова мигрируют разве что португальские (и не только) футболисты с многомиллионными контрактами. Но это чистый бизнес, который в последнее время стал частью экспортного потенциала страны. И неслучайно самым известным в мире португальским брендом является лиссабонский футбольный клуб «Бенфика». Он же, согласно Книге рекордов Гиннеса, является мировым лидером по количеству членов клуба: 226 000 человек в 70 странах мира, каждый из которых добровольно платит от €3 до €15 ежегодно. По подобному показателю нам Португалию явно не догнать, даже за 15 лет.