Кризис отличается от остальных состояний экономики и общества тем, что во время кризиса все точно знают, что завтра будет хуже, чем сегодня. И по мере сил готовятся к этому «хуже». 2014 год тоже начался с обвала рубля, но разница ощутима. Тогда мы «сползали» в рецессию и могли еще какое-то время жить иллюзиями. Сейчас точно знаем, что экономического роста долго не будет, что дела будут идти плохо, и знаем это наверняка. Но есть и другие отличия. Самое существенное — плоскость, в которой сегодня идет разговор о выходе из этого кризиса.
Никто не обсуждает программу, план выхода из кризиса в правительстве. Никто не обсуждает их и публично, на людях. Страна вошла в рецессию, ее валюта летит в пропасть, предприятия балансируют на грани выживания, но никаких споров на тему «стимулировать — не стимулировать» нет. Либеральные экономисты отмалчиваются, имея в виду, что без политической перезагрузки страны никакие реформы не помогут. Государственники получили от президента четкие указания — пройдет год или два, цены на нефть вырастут, страна оправится и снова зацветет — и тоже отмалчиваются.
Между этими крайностями («задраим люки и переждем» против «будем долго и мучительно тонуть, пока не случится революция») внезапно появился третий сценарий, озвученный бывшим министром финансов Алексеем Кудрина в свежем интервью РБК.
Вот, тезисно, его мысли: Россия может смягчить кризис или даже преодолеть его собственными силами; это возможно без смены главы государства, но с обязательной сменой команды, это возможно при условии сохранения части санкций, введенных из-за присоединения Крыма. Это, кажется, первая внятная заявка на синтез двух подходов: пресловутого «политического» сценария выхода из кризиса, понимаемого как отставка Путина и перезагрузка страны, и сугубо экономического — «переждем». Отставка президента не нужна, как бы говорит Кудрин. И даже Крым в этой ситуации получится сохранить.
Но небольшая перезагрузка все же потребуется.
В центре рассуждений Кудрина два простых вопроса: возможно ли преодолеть кризис с Путиным во главе государства и возможно ли его преодолеть, несмотря на сохранение большей части санкций, введенных против России в связи с присоединением Крыма. На оба вопроса Кудрин отвечает положительно, но довольно подробно рассказывает о цене, которую придется Путину и государству за это заплатить. В качестве лекарства Кудрин предлагает три средства: возрождение угасающего духа предпринимательства путем постройки забора между бизнесом и жадным до собственности госаппаратом и силовиками, кадровую чистку правительства и госкомпаний от неэффективных и одиозных государственников, сокращение бюджетных расходов и, вероятно, смену приоритетов бюджетной политики страны.
Субъектом всех этих перемен Кудрин, вероятно, видит сильное и автономное от Кремля правительство, экс-министр не говорит это прямо, но перечисленные им реформы предполагают, что кто-то сможет взять за них на себя ответственность.
Очевидно, что этот кто-то — это не президент Путин, а, опять же вероятно, сам Кудрин в роли премьера.
Эта умозрительная конструкция по сути возвращает нас в ельцинские времена: отдавший экономику правительству на откуп президент и премьер, смело пробующий себя на поприще главного политика страны. Именно поэтому, но не только поэтому, конструкция эта невозможна и первый кудринский тезис — победить кризис и выйти из него сильными без отставки президента — выглядит утопично.
Против кудринской стратегии работают три простых факта.
Первый — Путин не привык сожительствовать с политически сильными премьерами. Михаил Фрадков был «человеком из ниоткуда», Виктор Зубков был «человеком из ниоткуда», а оба они не были хозяевами в правительстве, которым, говоря откровенно, рулил тогда президент Путин на «совещаниях с членами правительства», которые он во время своего второго срока проводил чуть ли не каждый понедельник. Нынешний премьер Дмитрий Медведев, хоть и имеет пока статус члена растерявшего былой политический блеск тандема, тоже самостоятельным может быть назван лишь с большой натяжкой. Его правительство так же не самостоятельно, как и правительства Фрадкова и Зубкова, а он сам вообще часто грешит невмешательством в проблемные ситуации, которые вместе разруливают его подчиненные и президент.
Второй факт — беззаветная любовь Владимира Путина к «ручному управлению».
Когда во время своей декабрьской «прямой линии» он рассказывал, как именно правительству следует работать с людьми, вызывая на ковер нефтяников и ритейлеров, даже по тону было понятно, что такая работа президенту нравится и самому. Отказать себе в праве работать так, как он привык, Путин не сможет и не захочет, а значит, идея автономного правительства, которое прямо посреди путинской политической системы начнет демонтаж путинской же экономики, немедленно разобьется о желание президента вызвать на ковер олигархов или банкиров и поговорить с ними о жизни, ценах на бензин и ставках по ипотеке.
Третий факт — из области психологии.
Сама постановка вопроса «Сможет ли Россия пережить кризис с Путиным во главе?» подразумевает, что президент таки несет определенную долю ответственности не только за санкции, но и за удручающее положение дел в экономике, которое начало обнаруживаться примерно года полтора назад. Для Путина такая постановка вопроса неприемлема, потому что подразумевает, что он в свое время принял неверные решения, результатом которых и стал кризис. Понимай президент это, он бы давно отменил или заморозил майские указы, вернулся к пылящейся на полке «Стратегии 2020», написанной при активном участии Кудрина, и сам бы атаковал госкапитализм имени себя, чтобы вывести страну из тупика. Но он этого не делает. Значит, не считает ситуацию настолько опасной, не считает, что речь идет о выборе «политическая изоляция, передача власти правительству реформаторов и сохранение себя во власти сегодня или революция завтра». Месседж Кудрина бьет тут мимо цели, потому что получатель месседжа не хочет его получать: возможно, Путин и не верит в нефть по $100 в 2017 году, но делиться властью из-за отрицательных темпов роста экономики точно не будет.
Гипотеза Кудрина неверна, потому что Путин не считает, что ему нужна команда экономических спасателей, которые починят страну, пока он досидит в Кремле до 2018 года. Но дело не только в этом. И угасание предпринимательского духа, и спад инвестиций, и отток капитала из страны — это признаки кризиса доверия, доверия денег, грубо говоря, к власти. У российской власти есть собственные деньги, но суть этого кризиса заключается в том, что все остальные деньги — и русские, и нерусские — от нее отвернулись, перестали ей доверять.
В центре этой системы власти находится фигура Путина, и именно она и генерирует это самое недоверие.
Пока в центре не окажется какая-то другая фигура, которая сможет это доверие возродить, правительство можно вручать хоть Кудрину, хоть чикагским мальчикам, хоть консультантам из Goldman Sachs. В сущности это ничего не изменит, предпринимательский дух не оживит и деньги (и русские, и нерусские) в страну не вернет. А значит, кризис никуда не денется ни через год, ни через два, ни в 2018 году, если только сам Путин не решит, что с него, наконец, хватит.