Роберт Мугабе, безусловно, один из самых колоритных политических лидеров современности. В 89 лет он в седьмой раз стал президентом, победив в напряженной избирательной кампании. Теперь, если ничего с ним не случится, руководитель Зимбабве с марта 1980 года будет заниматься этим непростым делом еще пять лет.
Восторженно принимаемый мировыми СМИ в 1980-м как апостол свободы Южной Родезии, в последние полтора десятка лет Мугабе превратился для тех же медиа в мирового изгоя, коррумпированного злобного тирана, приведшего Зимбабве к экономическому коллапсу. И действительно, гиперинфляция в 11 200 000%, из-за которой выпускали стомиллиардные банкноты, а затем и вовсе отказались от национальной валюты, — не лучшее достижение независимости.
Впрочем, о безумствах престарелого вождя написано преизбыточно.
Однако именно он остается правителем и прочно удерживает власть в своих руках, причем секрет его политического долголетия не в одних только репрессиях.
Его основной соперник — премьер-министр Морган Цвангираи, вовсе не фрик и не подставная фигура (как это принято в России), и получил он не 2-3%, как реальные оппозиционеры в Белоруссии, а 35% голосов. Такие цифры означают, что Мугабе сохраняет широкую базу поддержку среди избирателей. Да и при всех натяжках выборы в Зимбабве были настоящими выборами, а не профанацией, как у нас.
Мугабе — яркий пример того, что одиозный имидж в масс-медиа, среди интеллектуальной тусовки и за границей — вовсе не причина для размывания популярности и поддержки среди рядовых граждан и что упование на саморегуляцию демократических институтов чаще всего оказывается блефом.
Мугабе пришел к власти вовсе не путем ее вооруженного захвата — его буквально вознесли в кресло премьера англичане. До 1979 года Мугабе, лидера партизанской группировки ЗАНУ, вообще почти никто не знал. Миру было известно имя Джошуа Нкома — его соперника, руководителя партии ЗАПУ, имевшей куда лучшее паблисити. Однако Маргарет Тэтчер настояла на том, чтобы умеренное правительство епископа Абеля Музоревы — первого черного премьер-министра, проводившего осторожную и конструктивную политику, было распущено и чтобы радикалы Мугабе и Нкомо приняли участие в избирательной кампании.
Априори считалось, что всеобщие выборы — наилучшее из решений.
Результат не замедлил себя ждать — Мугабе, опиравшийся на этническое большинство шона, убедительно победил, а прославленный Нкомо остался у разбитого корыта и быстро потерял всякие остатки влияния.
Мугабе в своей борьбе опирался на поддержку маоистов Китая и Пхеньяна и был их примерным учеником. Обученные северокорейцами элитные подразделения зимбабвийской армии провели операцию «Гукурахунди», истребив десятки тысяч потенциально недовольных из этнического меньшинства ндебеле. Обещания, данные Лондону, сохранить собственность белых фермеров и обеспечить их безопасность выполнялись лишь несколько лет — до полной консолидации власти.
Затем Мугабе развернул громкую кампанию по изъятию земель у белых и передаче их в руки ветеранов освободительной борьбы. И чем сильнее возмущался Запад «беззаконием», тем сильнее становилась поддержка президента внутри страны. Мугабе показал, что сомнительные экономически, но популярные политически решения имеют долгосрочный эффект. Он не пошел по пути Нельсона Манделы, но именно потому что ясно понимал: в его стране, где белые составляли 1% населения, путь ЮАР не пройдет и та же оппозиция будет играть на «предательстве» интересов африканцев. И потому он решил опередить оппонентов, выбивая козыри из их рук.
В 2008-2009 годах казалось, что Мугабе удалось «дожать» — в экономике начался коллапс, до трех миллионов зимбабвийцев бежали из страны, против деятелей режима были введены международные санкции, а на парламентских выборах правящая партия не получила большинства. После напряженных переговоров и вмешательства зарубежных сил, в первую очередь африканских посредников, в 2009 году было сформированное коалиционное правительство во главе с лидером оппозиции Морганом Цвангираи. За последующие четыре года экономическая ситуация несколько улучшилась, а в марте 2013 года успешно прошел референдум по новой конституции, разработанной всеми тремя основными партиями правительства, и нынешние всеобщие выборы прошли именно в рамках недавно принятого основного закона.
Однако итоги правления коалиционного правительства оказались обескураживающими для оппозиции в политическом плане, Мугабе уже в первом туре получил 61%, а в парламенте его партия завоевала больше двух третей мест.
Протесты оппозиционеров не будут иметь значения, ибо Африканский союз признал выборы «свободными и честными». Кстати, примерно та же самая ситуация сложилась и в Камбодже, где всеобщие выборы состоялись тремя днями ранее, — там опять победила партия премьера Хун Сена, бывшего полпотовца, правящего с 1985 года. Соперники попротестовали немного, но затем успокоились ввиду бесперспективности дальнейшей борьбы.
Ситуация для российской оппозиции (раз уж мы начали проводить параллели) куда безнадежнее, чем для оппозиционеров в Зимбабве. Режим, безусловно, популярнее, его лидеры моложе и энергичнее, социально-экономическая ситуация на порядки лучше. У оппозиции нет ни той народной поддержки, ни признанных вождей, и уж точно, ее руководителей никто не допустит до правительственных постов и вступать с ними ни в какие переговоры по этому поводу не будет.
Как показывает опыт Мугабе, авторитарный режим способен выживать даже в самых неблагоприятных внешних и внутренних условиях. Его способность к адаптации обуславливается долгосрочными тенденциями, бытующими в данном обществе. Даже введение демократических институций и правил мало что меняет в этом отношении. Напротив, оппозиция может многое потерять, пытаясь интегрироваться в него.
Для России это означает, что первым и самым важным шагом оппозиции должен стать отказ — публичный и искренний — от любых иллюзий.
Только точная и честная оценка ситуации может быть основой для эффективной работы в будущем. В рамках нынешнего политического режима и конституции никакой переход власти в руки несистемных сил невозможен в принципе. Упование на чудо, на то, что вот-вот стабильность рухнет и случится нечто, как в феврале 1917-го, во-первых непродуктивны, во-вторых, показывают безответственность позиции, ибо сограждане всегда предпочтут стабильность и определенность. Нам уже «предсказывали» проблемы для режима в связи со вступлением России в ВТО, обещали массовые протесты — где они? Да и стратегия «чем хуже, тем лучше» всегда морально ущербна и отталкивает от себя избирателей.
Самое печальное в современной России заключается, наверное, в том, что в имитационную демократию играет не только власть, но и ее оппоненты. Режим имитирует проведение выборов, имитирует свободные СМИ, принимает вроде бы демократические законы. Но те, кто все это отвергает и над этим смеется, сами поддерживают имитацию, принимая участие в ролевых играх а-ля выборы в Координационный совет оппозиции или «оккупай Абай». Эффект от них либо нулевой, либо негативный (ужесточение карающего законодательства), но создается имитация политики, в конечном счете выгодная Кремлю, ибо энергия его оппонентов направляется в безопасное для него русло.
Необходимо признать: «как на Западе» может быть построено, когда общество устроено, как на Западе. Зимбабве с его трайбалистской системой, с популистскими ожиданиями, с колоссальным социальным расслоением между белой верхушкой и черными низами, было не готово к моментальному переходу к многопартийной демократии. В России шок от 1990-х еще долго будет главным мотивирующим фактором электоральных предпочтений и общественного поведения. Поэтому демократию «по-западному» здесь тоже не удастся внедрить в обозримом будущем. Осознание этого не означает неизбежности фрустрации, эмиграции и прочего эскапистского поведения. Напротив, освобождение от иллюзий всегда является стимулом к успешной деятельности, к постановке исполнимых целей.