Обнародование доказательств того, что спецслужбы США ведут масштабную слежку за жителями и учреждениями других стран, и прежде всего союзников, вызвало там не столько шок и возмущение, сколько досаду и уныние. Причина проста: непонятно, что с этим делать. Америка слишком важна, чтобы можно было заморозить отношения с ней, и чересчур сильна, чтобы потребовать разъяснений или компенсации. На следующий день после того, как президент Франции Франсуа Олланд потрясал кулаками, Париж по требованию Вашингтона закрыл воздушное пространство для самолета президента Боливии из-за подозрения, что тот везет разоблачителя Эдварда Сноудена.
Нелюбовь к Америке — явление в мире широко распространенное, но сегодня она переходит в новое качество. Как верно заметил один мой американский коллега, «однополюсный мир» с самого начала был иллюзией. Когда не стало СССР и коммунистического блока, а они составляли противовес Америке и ее союзникам, образуя двухполюсную систему холодной войны, вакуум быстро заполнился. Но не другой сверхдержавой, а глобальным антиамериканизмом, растущим стремлением самых разных игроков и сил сопротивляться американской гегемонии.
Международная система отвергла заявку одной страны на то, чтобы ею управлять.
США пришли в недоумение. Непонятной казалась причина. Прежде за антиамериканской деятельностью стояла конкурирующая идеология, однако после краха коммунизма никакой альтернативы не провозглашалось. Придумать ее пытались сами американцы, чтобы хотя бы себе объяснить, с чем бороться. Политический ислам и «авторитарный капитализм» по очереди фигурировали в качестве кандидатов на роль системного противника, но не справились с ней.
Американская политика органично сочетает веру в исключительность США, уверенность в благотворном влиянии их на остальной мир и предельный эгоцентризм. Свои интересы, особенно когда это касается безопасности, Америка отстаивает, не обращая внимания ни
на кого. Кампания по борьбе с терроризмом, объявленная после 11 сентября 2001 года, — квинтэссенция этого подхода. Оказалось, что угроза жизни американцев может исходить откуда угодно, из мест, о которых подавляющее большинство граждан Соединенных Штатов даже не слышали. И руководство страны рассудило, что и меры безопасности должны приниматься во всемирном масштабе. И не только военно-полицейские, но и идеологические — ведь известно, что демократии не воюют друг с другом: чем больше демократий, тем безопаснее. Тотальная слежка, доказательства которой обнародовал Сноуден, из той же категории — Америка готова полагаться только на себя и свои данные, когда речь идет о ее безопасности.
Но тут и оказывается, что в отсутствие идейного врага, каким был СССР, нормальные для американцев действия (мотивация и привычки спецслужб были такими же и 50 лет назад) выглядят совсем по-иному. Когда лидер свободного мира защищает свободный мир от экзистенциальной угрозы, союзники и партнеры готовы на многое согласиться.
Но если угрозы нет, те же самые меры становятся вмешательством в дела других для решения эгоистических задач.
История со Сноуденом, которого нигде не хотели принять, показала, что желающих лишний раз связываться с США нет, но раздражение растет. И это более серьезная проблема для Вашингтона, чем показной антиамериканизм Чавеса, Ахмадинежада или закомплексованной части российского истеблишмента. Сила Соединенных Штатов всегда базировалась на том, что значительная часть мира признавала за ними право претендовать на статус универсального лидера. Сейчас оно поставлено под вопрос — с моральной, политической и экономической точек зрения. В бесспорном активе у Америки остается военное и технологическое преимущество, но для его реализации все равно потребуется идейная упаковка. А из чего ее делать — непонятно.