Хоть последний прогноз Центробанка России и обещает инфляцию 10%, по итогам года она все же окажется ближе к 12%, точнее — 11,8%. Это если экстраполировать на 9 дней, оставшиеся статистикам до Нового года, результаты минувшей, 50-й недели (0,9% прироста), как раз совпавшей с «веселыми» движениями валютных курсов и процентных ставок.
Инфляционные результаты трех недель декабря видны на графиках и не нуждаются в особых комментариях. Правда, Росстат еще не включил последнюю неделю (на момент составления этой заметки) в базу данных, а в релизе представлено главным образом продовольствие и административно регулируемые тарифы на услуги (не дорожавшие в декабре), к тому же цены на бытовую электронику и автомобили, вероятно, еще не успели среагировать на потребительский ажиотаж. Посему медианный показатель инфляции «по всем товарам и услугам» (таковых, для которых можно сопоставить данные с прошлым годом, в еженедельном мониторинге Росстата набралось 62) без последней недели выглядит еще вполне пристойно, ниже 10% в годовом сопоставлении.
Теперь два слова о будущем, хотя предсказания — обычно признак непрофессионализма для экономистов, с этим лучше к астрологам или политикам. Предположим, что ежемесячная сезонно скорректированная базовая инфляция (т. е. очищенная от колебаний цен на плодоовощную продукцию и подверженных административному воздействию тарифов на услуги и цен на водку и бензин) в январе повторит декабрьский результат (примерно 2,75% в месяц), а затем будет угасать всю первую половину года по полпункта в месяц. Это вполне реально, если курс доллара «подмерзнет» в диапазоне 50-55 рублей.
В таком случае пик базовой инфляции составит 18-20% в годовом сопоставлении и придется, может быть, на апрель-май.
В дальнейшем, если социальный протест не примет к весне массового характера и власти не начнут реагировать на него дополнительной индексаций доходов, инфляция могла бы сократиться (при максимальном напряжении прогнозного оптимизма), скажем, до 0,1% в месяц из-за рецессии и падения реальных доходов населения. Близкие показатели можно было наблюдать осенью 2009 года, когда показатель месячной базовой инфляции опускался в среднем до 0,2% (и даже до 0,15% в октябре), что соответствует более привычному годовому показателю 2,5%. В результате базовая инфляция по итогам 2015 года могла бы остаться на нынешнем уровне — чуть больше 11% в год.
Если же говорить о более привычном показателе хэдлайн-инфляции, включающей все товарные группы, а не только ее «монетарную» составляющую, то в мае-июне тяжелый удар по ней нанесут плоды и овощи, особенно импортные (продуктовые санкции к тому времени, вероятно, отменят, если не предполагать у властей совсем уж суицидальных наклонностей, поскольку упавший курс рубля отсекает импорт лучше любой таможни). Но в июле правительство, напуганное перспективой массовых социальных протестов, может заморозить повышение тарифов ЖКХ, а в августе хороший урожай, если с ним повезет, даст дефляцию взлетевших к тому времени до космических высот цен на растительную еду, и снова увидим картошку и капусту дешевле 70 рублей за 1 кг (в Москве, соответственно, дешевле 100).
С учетом всего этого траектория инфляции может повторить, хотя и с гораздо меньшей амплитудой, движение после «дефолта» 1998 года, когда инфляция в годовом сопоставлении достигла максимума в мае 1999-го (124,7% — между прочим, за год до этого, в мае 1998-го, аналогичный показатель составлял лишь 3,2%), но уже через год снизилась в шесть раз — до 20% в годовом сопоставлении. В общем-то, при довольно пассивном участии властей и даже, возможно, отсутствии у них понимания того, что происходит (например, бюджет 2000 года составлялся с грубейшими просчетами, давшими в итоге колоссальный его профицит).
Гораздо больший тогдашний инфляционный всплеск, чем теперь, при сопоставимом обесценении рубля к «твердым» валютам объяснялся необходимостью насытить с помощью эмиссии бюджет и капитал госбанков (негосударственные крупные банки тогда поспешили закрыться, также предоставив государству решать проблемы с их кредиторами, хоть госгарантий по вкладам еще не было). Сегодня положение и госбюджета, и банков выглядит гораздо прочнее — необходимость спасения последних любой ценой вполне осознается властями, а для бюджета инфляция является лучшим балансирующим лекарством, позволяющим (почти) сохранить доходы и обесценивающим расходы, если удается выдержать социальный натиск и избежать пропорциональной их индексации.
Если говорить о влиянии инфляции и обесценения доходов и зарплат населения на реальный сектор, то многие также усматривают аналогии с «постдефолтом» 1999 года, когда снижение издержек позволило быстро вытащить экономику из рецессии. Действительно, на пике тогдашнего спада в марте 1999-го средняя зарплата составляла $51 в месяц, а пенсия — $17, что примерно в двадцать раз скромнее зарплаты среднего российского трудоустроенного еще в первой половине нынешнего года. Однако тут следует помнить, что тогда огромный рост физических объемов чистого экспорта и отток частного капитала, достигавший 20% ВВП, заместили катастрофически упавший внутренний спрос, по сути дела сыграв роль кейнсианского (фискального) стимула.
Сегодня эти факторы, конечно, тоже будут действовать, но уже в гораздо меньшем масштабе.
Экспорту расти некуда, а капитал, конечно, будет утекать, хотя бы в виде выплат по внешнему долгу, но его утечка будет компенсироваться разблокированием валюты из резервов ЦБ. К тому же ситуация на рынке труда иная — не только нет и не предвидится крупной безработицы, какая была накануне дефолта 1998 года, но из-за обесценения рубля мы, скорее всего, утратим ставший обычным приток трудовых мигрантов. Посему всплеск инфляции, урезав реальные зарплаты, может быть, и не сыграет в этот раз той оздоровляющей роли, как тогда.