Общеизвестно, что Россия зависит от экспорта нефти и газа. Менее известно то, насколько постоянна эта зависимость. По данным российской статистики, и в 200-м, и в 2014 году примерно три четверти экспорта составляли четыре группы сырьевых товаров: нефть и газ, металлы, древесина и драгоценные камни. При этом доля машин и оборудования снизилась с 7% в 2004 году до 4,6% в 2014 году. Экспорт сельхозтоваров и продовольствия сократился с 3,3% до 2%. Химическая промышленность все это время сохраняла свою долю экспорта на уровне около 5,5%. Вклад транспортных услуг, прежде всего в авиационной отрасли, вырос с 2% до почти 4%. Продукция IT-cектора составила лишь около 1% от общего объема экспорта в прошлом году. Эти цифры показывают, как мало диверсифицирован российский экспорт.
Между тем дискуссия о диверсификации экспорта началась более десяти лет назад.
Тогда министр экономического развития и торговли Герман Греф сетовал: «В начале 1990-х годов на высокотехнологичную продукцию приходилось более 25% общего объема российского экспорта. К 2002 году эта доля сократилась до 12%. Другими словами, мы потеряли половину нашего высокотехнологичного экспорта»*. Для решения проблемы предлагалось: увеличить налоги на сырьевой экспорт, обеспечить государственную поддержку инновационных технологий (авиапром, нанотехнологии), создание кредитных бюро, чтобы помочь новым частным предприятиям в получении доступа к финансированию. «Без решительных мер, без диверсификации экономика будет идти по инерции»,** — указывал тогда Греф.
Перенесемся на десять лет: налоги на экспорт энергоносителей остаются низкими и в последнее время были дополнительно сокращены из-за падения глобального спроса. Схемы импортозамещения, представленные Минэкономразвития в 2014 году и предназначенные для преодоления последствий западных санкций, ориентированы преимущественно на низкотехнологичные отрасли, такие как пищевая промышленность и сборка автомобилей. Высокие процентные ставки банков закрыли малым предприятиям доступ к кредитам.
Как следствие, российский экспорт все более концентрируется на сырьевых товарах, в первом полугодии 2015 года их доля достигла почти 70%. В общем, это и есть инерция.
Описанные здесь явления не новы и не специфичны для России. Экономистам известна «голландская болезнь», как правило, она является результатом отсутствия политической воли: если казна регулярно пополняется деньгами от сырьевого экспорта, то зачем утруждать себя развитием других отраслей? Другими словами, самым большим препятствием на пути диверсификации российского экспорта является неспособность правительства реализовать необходимые реформы — в том числе те, которые перечислены выше. Но есть повод для оптимизма. Слабый рубль и низкие цены на сырьевые товары являются хорошими стимулами к переменам. Слабая валюта помогает компаниям-экспортерам, особенно тем, которые используют местную рабочую силу и материалы. Низкие цены делают более выгодным производство и экспорт услуг.
Но это внешние позитивные факторы. Для диверсификации нужны активные действия правительства, например прямые инвестиции в ориентированные на экспорт несырьевые предприятия и отрасли, и при этом отказ от неэффективной политики импортозамещения.
Примерами могут послужить действия государства в Южной Корее, а позднее — в Чили.
Вместо субсидирования целых отраслей ради замены импортных товаров отечественными правительству стоит помогать отдельным компаниям, которые экспортируют большую часть своей продукции (например, более 60%). Программы могут пересматриваться раз в год, и те, кто не справится с экспортными показателями, должны лишаться поддержки.
Такие программы могли бы помочь развитию сравнительных конкурентных преимуществ России в отдельных отраслях. К участию в программах поддержки должны быть допущены и государственные, и частные компании. Такой селективный подход к поддержке экспорта давал положительные результаты в других странах и, конечно, может работать в России.
* Victoria Lavrentieva, “Gref Says It's Time to Squeeze Big Oil,” Moscow Times, February 20, 2003.
** Anna Smolchenko, “Gref Urges Diversity to Preserve Growth,” Moscow Times, July 11, 2006.