Изоляция или интеграция: китайский и советский пути для современной России
Преодоление зависимости от импорта в промышленности стало одной из приоритетных тем для российского правительства. И действительно, высокая доля импорта в структуре отечественного потребления приводит к ряду существенных минусов: на территории страны не производится добавленная стоимость, не создаются рабочие места, в случае санкций срывается решение важных для государства и общества задач.
Совершенно не зависеть от импорта невозможно: даже в СССР точные станки и измерительное оборудование для оборонного комплекса приобретались за границей, а США для производства сверхзвукового стратегического самолета-разведчика SR-71B Blackbird покупали титан в Советском Союзе.
Тем не менее снизить зависимость от импорта ― задача решаемая.
И для этого существует два пути. Первый путь ― закрытие внутреннего рынка и ориентация собственной промышленности преимущественно на него (назовем этот путь модным ныне словом «импортозамещение»). И второй путь ― интеграция в мировую систему разделения труда и создание глобально конкурентоспособных поставщиков, ориентированных изначально на рынки всех стран, а не только России (назовем этот путь «глобальная интеграция»).
Эти два пути во многом противоположны друг другу и требуют совершенно разных мер со стороны государства и бизнеса. При этом каждый имеет свои преимущества и недостатки, речь о которых пойдет далее.
Импортозамещение означает, что мы закрываем собственный рынок как от финальной иностранной продукции, так и от комплектующих. Мы ориентируем наши компании на удовлетворение внутрироссийских потребностей «от болта» ― начиная с материалов и завершая конечными товарами и услугами промышленности. Этот путь, безусловно, более привлекателен для государства в краткосрочной перспективе, поскольку так мы увидим быстрый и заметный эффект: раньше покупали самолеты Boeing, а теперь Ту-204СМ, раньше бульдозеры Caterpillar, а теперь ЧТЗ. Другим преимуществом этого пути является простота реализации ― надо лишь ввести заградительные пошлины или прямой запрет.
Однако недостатки этого пути огромны и, на наш взгляд, делают его невозможным для выбора в качестве целевого в долгосрочной перспективе.
Во-первых, российский рынок сейчас и в перспективе 10-20 лет по большинству позиций будет составлять не более 1-3% от мирового, он значительно уступает даже рынку СЭВ, которым обладал СССР. Поэтому глобальные игроки всегда будут иметь масштаб производства в десятки раз больший, чем наши отечественные компании. В результате российский бизнес никогда не сможет обрести необходимый во многих отраслях эффект масштаба, достаточный размер денежного потока для инвестирования в НИОКР и защищенность от региональных рисков.
Во-вторых, закрытие рынка отсечет российские компании от мировой сети научных разработок, без которых в наше время невозможно представить инновационные отрасли. Сегодня новая продукция и технологические прорывы рождаются не в отдельных конструкторских бюро компаний, а в постоянном взаимодействии их собственных исследовательских центров с университетами, независимыми лабораториями, государственными научными институтами. И это взаимодействие глобально, оно не привязано к какой-то одной стране. Российский ЦАГИ рассчитывает аэродинамику для Boeing, а китайские станки проектируются инжиниринговыми компаниями из Швейцарии. Компании, которые оказались вне этой сети, никогда не смогут совершить научного прорыва аналогичного тому, что регулярно совершают глобальные игроки.
Схожая ситуация и в области комплектующих: все мировые производители сложной финальной промышленной продукции концентрируются лишь на маркетинге, разработке, дизайне, производстве уникальных ключевых компонентов, финальной сборке и послепродажном обслуживании. Все остальное ― компоненты и необходимую для этого субинтеграцию ― они передают поставщикам 1-4-го уровней. Это вызвано постоянно возрастающей сложностью, инвестиционной емкостью и рискованностью присутствия на каждом из переделов. Финалист сегодня просто не может себе позволить все делать сам.
Ярчайшим примером этой логики являются истории Ё-мобиля и Tesla.
Tesla пошла именно по указанному выше пути, создав сеть альянсов с мировыми производителями отдельных компонентов, узлов и систем, сама же сосредоточилась лишь на разработке автомобиля и его финальной сборке, включая продажу, продвижение и построение сети сервиса. Разработчики Ё-мобиля выбрали путь создания всего «сам и сразу». Ожидаемо, что сложность, комплексность такой задачи неизбежно привели к росту себестоимости, инвестиций, неудачам в разработках, задержке по срокам и, как результат, к отмене проекта. Закрывая рынок, мы лишаем себя возможности работать с лучшими мировыми поставщиками компонентов. И в результате вся наша финальная продукция рискует повторить путь Ё-мобиля.
Важно и то, что эта зависимость производителей финальной продукции от поставщиков 1−4-го уровней ударяет и по самим производителям комплектующих. Ведь пока они ориентируются лишь на внутренний, искусственно поддерживаемый спрос, они никогда не достигнут такого масштаба, как их глобальные конкуренты. И что более важно, они будут крайне зависимы от успеха ограниченного числа отечественных компаний. Так, у производителей мировой авионики (Rockwell Collins, Thales, Honeywell) в качестве ключевых потребителей выступают более 10 мировых производителей самолетов и вертолетов. В то же время наши прибористы зависят лишь от успеха ОАК и «Вертолетов России», который более чем на 70% определяется государственным оборонным заказом и высокополитизированным экспортом вооружений. И если завтра в связи с ограничениями бюджета военное производство будет сокращено, то пострадают не только финалисты ― рухнет вся цепочка отечественных производителей компонентов под ними (как это случилось с комплектаторами АвтоВАЗа во время кризиса 2008 года). Противоположный пример ― частные компании (скажем, НПО «Наука», которая производит теплообменники для самолетов Boeing и Airbus и сможет самостоятельно выжить, даже если наш оборонный заказ будет сокращен).
Наконец, последним существенным недостатком ориентации на закрытие внутреннего рынка является подрыв долгосрочной конкурентоспособности промышленности — в силу ее переориентации с потребностей покупателя на лоббирование. Ведь на таком пути побеждает тот, кто получит лучшие преференции от государства, тот, кто лучше оградит свою нишу от конкурентов. А интересы потребителей и способность конкурировать на равных уходят на второй план. В долгосрочном плане такие компании обречены на постепенную, но неизбежную деградацию и постоянное отставание от мирового уровня (вспомним хотя бы нашу отечественную бытовую электронику и легковые автомобили конца 1980-х годов).
Второй путь ― интеграция в мировую промышленность и создание глобально конкурентоспособных поставщиков ― привлекателен, во-первых, тем, что позволяет избежать всех указанных минусов первого пути. Ориентируясь сразу на мировой рынок и встраиваясь в него, мы обеспечиваем достижение требуемого масштаба, диверсифицируем риски, получаем доступ к необходимым комплектующим и технологиям, новым рынкам сбыта.
Во-вторых, именно в рамках этого пути, конкурируя глобально, компании вольно или невольно будут вынуждены ориентироваться на потребности клиентов, учиться побеждать на равных.
Все мы понимаем, что государственная поддержка в любом случае будет необходима и что во всех странах-лидерах она осуществляется. Не стоит наивно полагать, что Boeing или Samsung не получают поддержки от собственных правительств. Однако, в конечном счете, именно Lufthansa и Ryanair выбирают, купят ли они Airbus или Boeing, а, например, мы с вами выбираем между смартфонами Apple и Samsung. И никакая государственная поддержка не заставит потребителя приобрести на внешнем рынке неконкурентоспособный продукт. Таким образом, этот путь изначально ориентирует компании на целенаправленное лидерство по качеству, цене, уникальности предложения, а не на развитие навыков хождения по коридорам власти.
Однако и этот путь имеет недостатки.
Во-первых, встраивание в мировой рынок ведет к зависимости от него. Хотя пример Китая показывает, что эта зависимость двусторонняя. Встроившись и научившись производить конкурентоспособный товар, мы сделаем цену нашей изоляции слишком высокой для потенциальных недоброжелателей. Сегодня мы видим, что даже не слишком встроившаяся еще в мировую экономику Россия уже сильно влияет на европейский бизнес, который встал горой против санкций, предлагаемых США. Поэтому ориентация на долгосрочную и успешную интеграцию в мировую экономику защитит нас от санкций гораздо лучше, чем самая жесткая самоизоляция.
Во-вторых, нельзя не признать сложность реализации этого пути. Ведь интеграция не означает открытия всего и вся одномоментно. Это все равно что на ринг с Валуевым выпустить начинающего боксера. Государству необходимо умело управлять пошлинами и другими сложными мерами поддержки промышленности, чтобы постепенно, шаг за шагом продвигаться к новым и новым рубежам. Необходимо научиться фокусироваться ― выбирать не только то, что мы хотим делать сами (например, профессиональная радиоэлектроника B2B), но и то, от чего мы должны отказаться (например, бытовая электроника за исключением локализации финальной сборки). Здесь опять же есть чему поучиться у Китая.
Сегодня мы находимся на распутье. Куда мы пойдем? Выберем ли мы самоизоляцию или глобальную интеграцию? Каждый из этих путей может привести к снижению зависимости от импорта. Однако, на мой взгляд, устойчивое и долгосрочное развитие промышленности России возможно лишь по интеграционному пути. Примеры результатов развития СССР (самоизоляция) и Китая (интеграция), как мне представляется, говорят сами за себя.