Читая опубликованные Минэнерго «Основные положения энергетической стратегии до 2035 года», четко понимаешь, что наши чиновники за прошедшие десятилетия ничему не научились. Автор этих строк участвовал в разработке различных проектов государственной энергетической стратегии начиная с конца 1990-х годов, так что прочтение новых версий стратегии, помимо ностальгии, вызывает желание дать ее разработчикам несколько, возможно, небесполезных советов.
Совет первый — любая энергетическая стратегия должна начинаться с признания того, что Россия за последние 15 лет проспала все основные мировые тренды развития энергетики — несмотря на то, что большое количество специалистов без устали просчитывали какие-то там сценарии, как делают и сейчас. Мы полностью проспали технологическую революцию в добыче неконвенциональных нефти и газа в Северной Америке, которая уже закрыла рынок США для импорта газа, а к 2020 году, как прогнозирует ряд экспертов, может сделать США нетто-экспортером нефти (!). Еще в 2005 году разница между собственным производством нефти и импортом в США составляла 14 млн баррелей в сутки, сейчас — 8,4 млн. Ножницы сжимаются.
Мы полностью проспали тренд на замещение продуктов переработки нефти на транспорте в крупнейших странах-потребителях — США, Китае, ЕС. Пока мир активно разворачивал перевод транспорта на газ, биотопливо, электроэнергию, мы были заняты таможенно-тарифной защитой нашего старого автопрома. Полностью проспали рост мирового рынка СПГ — по объемам поставок на этот рынок мы на 8-м месте в мире (уступая даже Тринидаду и Тобаго), и то лишь благодаря единственному заводу СПГ на Сахалине, в свое время полностью построенному иностранцами, Shell и японскими компаниями.
Наши собственные проекты СПГ выйдут на рынок только ближе к концу десятилетия, когда отставание усугубится.
Мы полностью проспали превращение газового рынка в глобальный и конкурентный, продвигая милые сердцу «Газпрома» долгосрочные контракты «бери или плати», этот стремительно устаревающий рудимент госплановского мышления. Наконец, мы полностью проспали утрату мировой роли атомной энергетики — ее доля в потреблении первичной энергии упала с почти 8% в 2000 году до всего 4,5% сейчас и продолжает падать, в то время как мы продолжаем носиться по миру с идеей строительства новых АЭС.
Все эти глобальные тенденции, выпукло проявившиеся в последние 10-15 лет, в состоянии в будущем серьезно подорвать наш статус крупного мирового игрока на энергетическом рынке. Общие выводы из описанных тенденций — зависимость крупнейших мировых центров спроса на энергоресурсы от их импорта резко снижается, рынки прежде неконкурентных товаров (природный газ) становятся все более конкурентными, привычные нам инертные и капиталоемкие пути выхода на рынок (строительство дорогих газопроводов, АЭС) становятся все менее актуальными. Никакой перспективы разворота этих трендов нет. Это значит, что в будущем наши возможности на мировых энергетических рынках будут становиться все более периферийными. Если мы не придумаем то, что позволит вписаться в эти тренды.
Понятное дело, что, открыв Энергостратегию-2035, разрабатываемую Минэнерго, вы не увидите там вступления, описывающего эти ключевые тенденции мировой энергетики и наше от них отставание. Напротив, все то же «достижение целевых индикаторов» по производственным показателям добычи отдельных видов энергоресурсов — как будто мы в 1980-м году живем, а не в 2014-м. В 1980-м, кстати, тоже в упор не видели глобальных изменений в поведении стран ОЭСР после арабского нефтяного эмбарго 1973 года — тогда Западу удалось резко снизить зависимость от импортной нефти, что внесло свой вклад в обрушение мировых цен во второй половине 1980-х, из-за которого наша страна в прежнем виде в буквальном смысле слова перестала существовать.
В 1980-х в документах ЦК КПСС по развитию энергетического сектора тоже в основном шла речь о «достижении целевых индикаторов», а не о сути дела.
Есть еще о чем поговорить по сути дела. Например, о том, что в «нулевые» в российской энергетике произошла глобальная ренационализация, результатом которых стало резкое замедление темпов роста нефте- и газодобычи (до самых низких уровней, не считая кризиса пятилетней давности — в прошлом году рост добычи нефти в России составил 0,9%, рост добычи газа «Газпромом» — 0,1%). Госкомпании не смогли ни приступить к полномасштабному освоению шельфа, ни на рынок СПГ выйти (не считая отобранного у Shell). «Газпром» потерял европейский рынок из-за неумения конкурировать с привозным СПГ и сланцевой революции в Америке, и теперь болтается на объемах экспорта на 20-30% ниже пикового 2008 года, не имея реалистичной надежды туда вернуться. Газовый рынок СНГ потерян катастрофически. Скептики, все эти годы критиковавшие огосударствление, оказались исторически правы. Воспевавшие роль государства в ТЭК — глобально ошиблись: темпы роста упали до нуля, рынки потеряны, шельф не разработан, мировые тенденции проспаны.
Вот об этом всем — о глобальных последствиях огосударствления ТЭК — стратегия должна была бы говорить в первую голову. Огосударствление и замедление на фоне неприятных для нас глобальных трендов, делающих наши энергоресурсы менее востребованными — немного пугающая диспозиция, не так ли? Вместо этого нам предлагается набор неких технократических рассуждений, за которыми полностью теряется главное — все ровно как в 1980 году. И аналогии не заканчиваются: тогда неспособность отвечать на вызовы, связанные с исчерпанием возможностей легкого наращивания нефтедобычи, обернулись сначала замедлением темпов ее роста, а с 1988 года — обвальным падением.
К сожалению, главная проблема Энергетической стратегии — ее всегда писали технократы, а не визионеры.
Технократы неплохие, грамотные. Но их, в духе советской бюрократической традиции, отучали от глобального мышления — государственной машине не были нужны мыслители, ей были нужны исполнители. Ну, дальше вы знаете.
Я бы искренне советовал разработчикам нынешней стратегии выбраться на белый свет из огромной кучи цифр «целевых индикаторов», в которых они слегка закопались. На этом фоне не хочется даже обсуждать содержащуюся в проекте стратегии конкретику, хотя там есть и весьма вредные вещи — например, давно проталкиваемая Минфином и лично замминистра Сергеем Шаталовым идея введения налога на дополнительный доход (сверхприбыль) при добыче углеводородов. НДД будет прежде всего налогом на эффективные компании, снижающие издержки, в то время как транжиры, нанимающие избыточный персонал и наращивающие затраты на бурение и эксплуатацию скважин, будут от налога освобождены, а их прибыль будет просто перекачана подрядчикам. Ничего себе стимулы для нефтегазовой индустрии будут созданы таким налогом, правда? Одно дело — вводить налог типа НДД в западных странах, где корпоративная культура такова, что частные акционеры тебя съедят за каждую лишнюю копейку, и никаких налоговых инспекторов не надо, чтобы контролировать твои издержки. Другое… Ну, вы все поняли.
Хотелось бы, конечно, прочитать Энергостратегию, где содержались бы хотя бы приблизительные ответы на описанные выше глобальные вызовы. Однако то, что мы видим перед глазами — ярчайший пример того, насколько неадекватна мировым реалиям насаждавшаяся все эти годы Владимиром Путиным ненавязчивая реставрация советской культуры государственного управления. Эта культура не работает и не способна породить ничего не только по-настоящему прорывного, но и хотя бы элементарно отвечающего требованиям международной конкурентоспособности страны.