А что все вдруг переполошились? Почему начавшееся после новогодних праздников быстрое обесценение рубля вызывает такое неподдельное удивление и даже ажиотаж?
Да, это несколько непривычно, ведь в последние годы национальная денежная единица по отношению к корзине иностранных валют, наоборот, устойчиво укреплялась (с перерывом на кризис) и в итоге за десятилетие сумела прибавить в стоимости примерно 60%. Но, как известно, деревья не растут до неба, и, не сопровождаясь соответствующим повышением конкурентоспособности несырьевого сектора экономики, процесс укрепления рубля рано или поздно должен был остановиться и пойти вспять.
Бесспорно, рубль по-прежнему котируется намного ниже паритета покупательной способности.
Но вряд ли кто-то при принятии инвестиционных решений будет всерьез руководствоваться вычисляемым еженедельником The Economist индексом БигМака, который сигнализирует о 43%-ной недооценке нашей валюты — уж больно грубая это оценка.
И неужели никто не слышал неоднократно декларировавшееся намерение Банка России перейти к свободному курсообразованию? Завершение в 2014 году «работы по созданию условий для перехода к плавающему валютному курсу» черным по белому зафиксировано в «Основных направлениях единой государственной денежно-кредитной политики на 2014 год и период 2015 и 2016 годов». В том же документе, окончательно одобренном советом директоров Банка России 8 ноября прошлого года, недвусмысленно говорится о предстоящем нарастании гибкости курса рубля и сокращении объемов интервенций Центробанка, направленных на сглаживание рыночных колебаний национальной валюты. Сказано — сделано: 13 января Банк России отказался от фоновых целевых интервенций, оставив в своем арсенале лишь нецелевые, т. е. направленные на противодействие спекулятивным атакам.
Наконец, неужели кто-то всерьез считает, что освобождение рубля в нынешних условиях может привести к его укреплению?
Ведь цена на нефть, уверенно закрепившись за 100-долларовой отметкой, там и застряла и выше уже не идет — восстановление глобальной экономики происходит главным образом за счет развитых стран с их куда менее энергоемким, чем у развивающихся государств, производством. Так что от достигнутых уровней углеводородных котировок гораздо проще представить себе движение вниз, нежели вверх. В результате, несмотря на огромный сырьевой экспорт, российская экономика неожиданно для многих экспертов оказалась совсем недалека от критической отметки — обнуления сальдо текущего счета платежного баланса, причем ближе, чем даже в кризис 2008-2009 годов. Конечно, в такой ситуации укрепление рубля, чреватое дальнейшей утратой конкурентоспособности национальных производителей и экспансией импорта, категорически противопоказано.
Обращает на себя внимание и то, что основным фактором ухудшения текущего счета платежного баланса служит отрицательное сальдо в торговле услугами, увеличившееся за последние три года практически втрое. Услуги как таковые, скорее всего, играют здесь вторичную роль; мы имеем дело с еще одним, скрытым проявлением характерного для российской экономики процесса — хронического бегства капитала. Несмотря на все заверения властей о скорой остановке и обращении вспять массированного оттока денежных средств из страны, никаких признаков этого не видно.
Неужели кто-то всерьез полагает, что долгожданный перелом может обозначиться в результате начавшейся бескомпромиссной борьбы за деофшоризацию и бизнес, построившись рядами и колоннами, понесет деньги в Россию? Ровно наоборот, сам стиль этой кампании дает всем, у кого есть средства за рубежом, убедительный повод их оттуда не возвращать, а иностранцам – воздерживаться от неспекулятивных инвестиций в нашу экономику.
Тем более что время для рынков развивающихся стран и их валют сейчас не самое лучшее: опасаясь факторов неопределенности, связанных с краткосрочной экономической динамикой Китая, а также последствиями предстоящего выхода из режима монетарного стимулирования в США, инвесторы дружно перемещают свои средства в более безопасные гавани. Рубль, каких-нибудь полгода тому назад державшийся на общем фоне довольно надежно, не представил за истекший период каких-либо весомых аргументов в свою защиту и теперь падает вместе с другими уязвимыми денежными единицами — индийской рупией, бразильским реалом, турецкой лирой и южноафриканским рандом.
Как известно, после некоторого затишья на валютном рынке в начале прошлого года Банк России с мая по декабрь продал для стабилизации курса рубля свыше $27 млрд. Казалось бы, не очень много по сравнению с почти полутриллионом золотовалютных резервов страны, но эта огромная на вид сумма включает в себя и СДР, и монетарное золото, а также средства правительственных бюджетных фондов — Резервного и ФНБ. Так что за последние месяцы Центробанк, даже по-кутузовски уклоняясь от решительной «битвы за рубль», лишился, по всей видимости, не менее десятой части своих ликвидных резервов. Долго так продолжаться не могло.
Таким образом, в нынешних условиях движение в сторону свободного курсообразования (то бишь, девальвации) — это неизбежный выбор, продиктованный необходимостью приближения курса национальной валюты к рыночным реалиям.
Осталось прикинуть, сколько нам еще падать.
Для этого вспомним про политико-экономические факторы, действующие в прямо противоположном направлении. Это и потенциальные валютные риски несырьевого в первую очередь частного сектора, обремененного внешней задолженностью; и рост инфляции, прежде всего в крупных городах, безальтернативно зависимых от потребительского импорта; и удорожание и без того стагнирующего инвестиционного процесса, прочно завязанного на поставки оборудования из-за рубежа.
Не забудем и про то, что отечественные кредитные учреждения любят и умеют играть против национальной валюты, особенно за счет предоставляемой им Банком России ликвидности. Самосбывающийся девальвационный прогноз может привести к зашкаливанию обменного курса — такого сценария любой центральный банк, сколь бы ни была сильна приверженность свободному плаванию валюты, должен всеми средствами избегать.
Средства эти пока в распоряжении ЦБ есть. Никуда не делся и огромный фоновый объем российского углеводородного экспорта.
Так что слишком глубоко не провалимся.