На прошлой неделе правительство поддержало поправки, которые призваны сделать действенной доселе дремлющую «антимонопольную», 178-ю статью Уголовного кодекса. Сейчас эта статья допускает уголовное преследование предпринимателей, только если их действия привели к неблагоприятным последствиям для конкуренции, однако новая редакция требует преследовать и тех, кто просто договорился о совместных действиях, даже без последствий.
Картели не любит никто, но, как и в «деле Pussy Riot», вопрос вовсе не в симпатии.
Вопрос в том, за что допустимо сажать в тюрьму? Каковы пределы уголовного права?
Лично я разделяю принцип, который когда-то предложил Джон Стюарт Милль и который является одним из самых емких изложений либерализма как такового: государство может применить к человеку силу, только «чтобы предупредить с его стороны такие действия, которые вредны для других людей». Согласно этому принципу, нельзя применять силу, чтобы предотвращать оскорбление чувств, нанесение вреда себе или совершение безвредных плохих поступков — каждый из этих трех вопросов стал предметом отдельного тома в классических «Моральных пределах уголовного права» Джоэля Фейнберга, который, впрочем, готов в некоторых случаях допустить преследование за оскорбление чувств.
Границы уголовного права, которые очертили авторы Уголовного кодекса, не столь строги, как предложенные Миллем или даже Фейнбергом. Они не строги вообще. В понятие преступления как «общественно опасного деяния» (ст. 14 УК) без особого труда можно поместить очень многое. Насколько далеко можно зайти в понимании «общественно опасного деяния», показывает как раз «антимонопольная» статья УК. Наш законодатель готов считать общественной опасностью не только ущерб, который наносит окружающим насильник или грабитель, но и всего лишь недостаточно большую пользу от покупки у «избыточно рентабельного» монополиста.
Разницу между ущербом и недостаточной пользой увидеть нетрудно. Мы предпочли бы, чтобы наши пути не пересекались с путями насильников и грабителей. Однако когда речь идет о производителе лекарств, который назначал высокую цену, мы хотим иного — более выгодного сотрудничества, а не того, чтобы полиция вовсе оградила нас от него. Отождествлять столь разные ситуации подобно тому, как уравнивать грабителя и того, кто сделал слишком маленький подарок (по сравнению с тем, который мы ожидали, хотели или считали заслуженным).
Хотя авторы статьи 209 УК РСФСР («статьи о тунеядстве») думали иначе, сегодня мало кто спорит с тем, что каждый имеет право ничего не производить и не продавать — скажем, уйти в монастырь или вести натуральное хозяйство. Никто не считает это поведение «общественно опасным», по крайней мере, настолько опасным, чтобы быть уголовно наказуемым.
Очевидно и то, что если кто-то решит предложить потребителю товар по любой цене, это будет для потребителя как минимум не хуже, чем отсутствие товара. «Не хуже» значит «так же» или «лучше». Никакой дополнительной опасности по сравнению с монахом!
Следовательно, нужно признать, что нет особенной опасности в тех, кто продает товары «слишком дорого».
Они делают больше, чем обязаны, и, делая это, приносят нам благо. И если мы не считаем общественно опасными людьми, «преступниками», тех, кто, не нарушая антимонопольных законов, ничего не производит и не продает, мы тем более не должны считать таковыми «монополистов». Если же мы не готовы обойтись без применения силы в ответ не на вред, а на всего лишь недостаточно большую пользу, придется признать, что у нашего уголовного права, по всей видимости, пределов нет, что оно беспредельно.