Издательство Института Гайдара выпустило очень интересную, но чуть ли не вредную в нынешней российской ситуации книгу. Ее автор — известнейший гарвардский экономист турецкого происхождения Дэни Родрик, специалист по экономике развивающихся стран и институциональным реформам. Родрик, конечно, «левый» экономист. Он уверен, что в свободной торговле минусов нередко больше, чем плюсов, что недавно Грецию, а 17 лет назад Малайзию и Таиланд довела до кризиса скорее финансовая глобализация, чем неразумная политика их собственных правительств.
И наконец, Родрик полагает, что полноценная глобализация экономики и финансов невозможна, пока в мире существуют национальные правительства, а не единое глобальное.
Понятно, что мысли Родрика могут быть с благодарностью взяты на вооружение сторонниками финансовой и экономической изоляции России, тотального импортозамещения и создания национальных (а то и государственных) продуктов во всех критически важных отраслях хозяйства.
Такого удела Родрик явно не заслужил. Но лучше, если знакомство русскоязычного читателя с его творчеством началось бы не с «Парадоксов глобализации», вышедшей в конце 2011 года на английском, а с предыдущих книжек («В поиcках процветания», 2003, или «Одна экономика, много рецептов», 2009). В этих работах Родрик удачнее, чем в последней книге, показывает сложность путей развития. Почему институты, разработанные в развитых странах и импортируемые развивающимися, не часто приживаются на новой почве и нередко вырастают в искривленном виде? В предыдущих книгах и докладах Родрик очень четко показывал, что «хорошая одежка не всем к лицу». А выбирать развивающимся странам следует не лучшую, а наиболее для них подходящую (теория second best — второго по качеству, но более подходящего для местных условий варианта). Из российских экономистов эту теорию хорошо пропагандирует Виктор Полтерович (ЦЭМИ РАН, в 2000-х — проректор РЭШ), особенно в книге «Элементы теории реформ».
Несмотря на очевидные «левые» симпатии, Родрик менее всего склонен оправдывать протекционистскую, изоляционистскую политику национальных правительств или их безоглядное стремление прибегнуть к госвмешательству и подстегиванию экономического роста за счет господдержки. В своих колонках на Project Syndicate он периодически ругает Россию за склонность к политическому авторитаризму и дирижистскому управлению экономикой. Родрик вообще не склонен смотреть на развивающиеся страны —предмет своих многолетних исследований — через розовые очки. В каждой он трезво видит препятствующие экономическому росту внутренние сложности и не спорит с тем, что заимствования у развитых стран демократии, открытости и принципов ответственной макроэкономической политики полезны. Только всего этого для экономического развития недостаточно, уверен гарвардский экономист.
Позиция Родрика оппонирует либеральным экономистам гораздо тоньше: свободная торговля, глобализация, финансовые инновации не являются безусловным благом, а госвмешательство не есть безусловное зло. Он вообще рассматривает рынок и государство не как антагонистические противоположности. Рынки, говорит он, не возникают сами по себе и «неспособны сами себя регулировать, стабилизировать и легитимировать».
Успешная рыночная экономика — не абсолютно свободный от вмешательства государства чистый рынок, а определенное сочетание умных госинтервенций и свободного рынка.
Отсюда и проблема на пути глобализации: для функционирования рыночной экономики государство необходимо, но оно же в определенный момент становится стеной на пути создания глобальных рынков. Потому что глобальным рынкам нужно глобальное, а не национальное регулирование, что в принципе выталкивает национальные правительства из сферы экономического регулирования.
Многим государствам, разумеется, не повредило бы, если бы регулированием их экономики (о прочих функциях мы не говорим) занималось бы не национальное, а глобальное правительство. Но в ближайшие десятилетия этот подход едва ли имеет шансы на успех во всем мире (Евросоюз — редкое и пока не вполне счастливое исключение).
На пути глобализации оказывается «политическая трилемма», которую Родрик формулирует по аналогии с трилеммой денежной политики, запрещающей нацбанкам одновременно регулировать более двух сущностей из трех (курс национальной валюты, транснациональные потоки капитала, процентные ставки и тем самым инфляцию). Политическая трилемма показывает, что невозможно одновременно поддерживать экономическую глобализацию, демократию и национальное самоопределение. «Если мы хотим сохранять и укреплять демократию, нам придется делать выбор между национальным государством и международной экономической интеграцией, — пишет Родрик. — Если нам нужна более глубокая глобализация, следует отказаться от национального государства или демократической политики, а если приоритет — национальное государство, то нужно выбирать между углублением демократии и глобализации». Преследовать все три цели одновременно можно, только когда мир сможет позволить себе создание глобального политического сообщества — намного более амбициозного, чем то, с которым мы сталкиваемся сейчас. Приходится выбирать.
Мир с глобализированной экономикой и демократией потребует отказа от части экономического суверенитета — повсеместного выравнивания стандартов качества, регулятивных процедур, мер промышленной политики, трудового законодательства, одинаковых правил спасения корпораций-банкротов и «слишком больших, чтобы рухнуть» банков и т. д. Примерно по этой дороге движется Евросоюз. Но для находящихся за его пределами стран характерно еще большее разнообразие в уровнях экономического и институционального развития, им нужны разные регулятивные нормы. Их выравнивание приводит к тем ошибкам в экономической политике, через которые недавно прошла Греция. Да и Европа пока прошла путь экономической интеграции в лучшем случае наполовину. Наконец, глобальное экономическое правительство столкнется с множеством проблем — от национальной идентичности до соответствия стандартам на международном уровне.
Вывод Родрика сложно изложить в двух словах, и с ним, конечно, хочется спорить. Рынки не могут регулировать сами себя, они должны опираться на функционирующие при участии государства суды, систему обеспечения прав собственности и «умное регулирование», пресекающее злоупотребления и приходящее на помощь в трудных ситуациях. Поэтому национальные государства пока живы, хоть их положение пошатнулось.
Пытаясь уже сейчас построить систему глобального управления, мы можем оказаться без управления вообще, поэтому национальным государствам рано отказываться от своих внутренних социальных договоренностей, правил и институтов.
Гибкость правил — отсутствие стремления стричь все рынки и страны под одну гребенку — сделает глобализацию менее агрессивной, более «умной» и тем самым приемлемой для национальных государств.