Как развивать инновации в России? Не хочу выглядеть советчиком, понятно, что я покинул страну 20 лет назад, но по итогам своих поездок и встреч в последние годы могу сделать несколько наблюдений. В России все понимают, что продавать ресурсы — тупиковый путь. Нужно использовать интеллектуальный потенциал, тем более что он есть, даже несмотря на прошедшую утечку мозгов.
Опыт Израиля здесь может быть полезен. В 1950-х главным экспортным товаром страны были апельсины. Сейчас 11% ВВП Израиля — продукция хай-тек, из $70 млрд экспорта больше половины приходится на высокотехнологические товары. В маленькой стране работает 4000 стартап-компаний — примерно как в США. Это называют «израильским чудом».
Добиться этого удалось отчасти благодаря притоку специалистов из других стран, в том числе и из России, отчасти — благодаря правильной инновационной политике. В Израиле научились доводить разработки ученых до состояния рыночного продукта. В том числе, кстати, и в сельском хозяйстве. Известные во всем мире помидоры черри вывели в лаборатории Еврейского университета в Иерусалиме в начале 1970-х. Созданная при университете компания получила в итоге сотни миллионов долларов прибыли.
Как и в любой цивилизованной стране, коммерческая деятельность университетам в Израиле запрещена. Но при каждом университете есть компании технологического трансфера. Там, где они работают 15-20 лет, они приносят прибыль. Компания Ариэльского университета пока убыточна, хотя она уже зарабатывает миллионы долларов. Университет каждый год инвестирует какую-то сумму, понимая, что это вложения в будущее.
Не ставится вопрос, мы вам дали $500 000, а вы их нам к концу года верните или дайте $505 000. При таком подходе компания погибнет раньше, чем встанет на ноги.
Роль государства в израильской системе трансфера технологий довольно велика. Основную роль играют Министерство обороны и Министерство промышленности и торговли. Там есть специальные подразделения — Офисы главного ученого, отвечающие за инновационную политику, сформированы фонды для поддержки новых разработок. Часть средств распределяется по конкурсу, когда все желающие подают свои заявки. Израильская бюрократия мало чем уступит российской, но организовано все прозрачно и профессионально. Я как ректор университета и член всевозможных советов не могу повлиять на принятие решений. Если мои проекты участвуют в конкурсе, меня отсекают от всех советов. Заявки обязательно проходят анонимное рецензирование международных экспертов. Бывает, что отзывы положительные, но проект отклоняют — просто не хватило денег. Проект не вошел в число лучших. Таким мы можем помочь из средств университета.
Есть отбор без конкурса. Подается заявка, причем у претендентов обязательно должен быть партнер из бизнеса. У министерства промышленности есть разные программы поддержки. Например, существует программа для проектов в ранней стадии, которая не требует реализации продукта, а только промышленное предприятие, заинтересованное в проекте. Программа годовая: 10% вкладывает предприятие, 90% — фонд. Доведение технологии до стадии производства может занимать 2-3 года.
Еще один путь — знаменитые израильские технологические «теплицы». Во всем мире и в России пытаются повторить эту технологию, но не додумывают до конца. Идея проста: государство полностью предоставляет инфраструктуру для разработчиков. Программа создавалась в основном для приехавших из бывшего СССР специалистов, которые не могли обеспечить софинансирование, но сами нуждались в помощи. В итоге многие «теплицы» стали основой для успешных частных компаний. Рядом с нашим кампусом есть завод, который занимается выращиванием монокристаллов (KTP-кристаллы, которые используются, например, в телевизионной технике, в приборах ночного видения) и на десятки миллионов долларов продает продукцию в Японию, Китай, Тайвань. Предприятие начиналось в теплице, основателем был специалист, приехавший из Средней Азии. До сих пор рассказывают, как русский выращивал кристаллы в «самоваре» — это был самодельный прибор, теперь там самое современное оборудование.
Почему не удаются попытки создать подобные «теплицы» в других странах? От авторов требуют найти софинансирование, и все глохнет. Чтобы найти финансового партнера, нужны люди, которые умеют это делать. Сам изобретатель этого не сможет. В Израиле государство берет это на себя, отдача от успешных проектов компенсирует то, что было потеряно на неудачных. Условие открытия проекта — команда из пяти исследователей и обязательно сопровождающий от «теплицы».
Я вхожу в высший совет по технологическим «теплицам»: я там единственный представитель вузов, в основном там бизнесмены. При обсуждении проектов часто возникает дилемма: видно, что проект прекрасный, но когда смотришь на команду, то не веришь, что эти люди смогут его реализовать. Проект не проходит, нужно найти специалистов, которые могут его довести до ума. Бывает обратная ситуация, когда люди подходящие, а проект на грани. Вот тогда его разрешают. У нас нет такого вопроса: какова вероятность реализации проекта?
Нельзя рассуждать, что 90% шансов против и только 10% — за.
Никогда нельзя сказать, что вот это сыграет. Иногда нужно разрешить проект с высоким уровнем риска. А решать должен специалист.
В России, на мой взгляд, как раз чрезмерный государственный контроль. У нас ученые не так боятся всевозможных процедур и проверок. Меня немного пугает, когда я слышу: «Мы поставили задачу создать в следующем году 60 стартап- компаний», «К 1 января повысим инновационный уровень университета». Как можно ставить такие задачи? Можно мечтать, можно хотеть. А ставить такие задачи – создавать ложные стимулы, провоцировать показуху. Лучше поменять действующее в России таможенное законодательство, законы о поддержке малого бизнеса, чтобы они соответствовали современным требованиям. Это очень важно для инновационных компаний.
Даже самый высокий администратор не может давать указания университету, чем нужно заниматься ученым, или приказывать бизнесмену, какой поддержать проект. Можно приказать государственным компаниям: дать туда деньги. И деньги уйдут в трубу. Сотни проектов прошли через мою лабораторию, но лишь в единичных случаях инвесторы вложили деньги. Они говорят: мы верим в то, что вы хорошо сделаете, но нам нужно еще верить, что это кто-то купит.
У нашего университета есть особенность: Сенат избрал русского ректора. Высокий процент русскоязычных среди преподавателей и учеников университета мы считаем конкурентным преимуществом. Во время последней поездки в Россию я читал лекции в МИСИСе, Российском университете управления, встречался со своими бывшими студентами и аспирантами. Сейчас, при поддержке Российского еврейского конгресса, мы создаем Общество друзей университета, куда войдут бизнесмены, ученые, общественные деятели. Такие общества у нас уже есть в США и Англии. Это поможет реализации проектов, авторами которых могут быть как россияне, так и израильтяне, поможет перенести в Россию опыт внедрения научных разработок.
Сейчас у нашего университета есть два проекта, которые финансируются Фондом «Сколково». Авторы — наши молодые ученые, к ним подключились исследователи из Уральского федерального университета и из Москвы. Один проект — это навигатор, который может работать в закрытых помещениях, где сейчас недоступен GPS. Другой — развитие технологии Wi-Fi, создание возможности практически до бесконечности расширить каналы доступа. Речь идет о применении принципа телевизионной станции, когда сигнал выбрасывается в эфир и никого не интересует сколько антенн его принимают. Судьба этих проектов во многом зависит от того, насколько свободно будут развиваться инновации в России.