Давно уже угрозы для бюджетной стабильности не были столь масштабными и реальными, как сегодня. Прежде всего, текущая цена на нефть на 30% ниже, чем заложенная в бюджет. Вслед за падающей стоимостью барреля пересматриваются прогнозы его стоимости на будущий год, и никто не знает, на какой отметке они в итоге остановятся.
При средней цене в будущем году $40 за баррель (что сегодня выглядит более правдоподобно, чем официальный прогноз $50) федеральный бюджет, по нашим оценкам, недосчитается примерно триллиона рублей.
Если правительство попытается, несмотря на это, сохранить все намеченные расходы, то ему придется увеличить дефицит с 2,4 до 3,4 трлн рублей.
На первый взгляд может показаться, что это не дает оснований для излишних переживаний: даже возросший дефицит составит лишь 4,5% ВВП, многие страны годами живут с такими дисбалансами. Но здесь на сцену выходит следующая кардинальная проблема: у нас реально имеется лишь один источник, из которого можно покрыть потерю бюджетных доходов – Резервный фонд. Заимствования на внешних рынках в условиях санкций для нас недоступны. Впрочем, и без санкций дополнительные внешние займы были бы очень ограниченными и все равно не решали наших проблем. Российская банковская система не только не способна существенно увеличить финансирование бюджетного дефицита, но, напротив, сама нуждается в подпитке, поглощая все новые государственные средства для спасения тонущих банков. В результате даже при цене на нефть $50 за баррель более 90% дефицита федерального бюджета по плану покрывается за счет Резервного фонда, и к концу 2016 года от него в результате должно остаться лишь около 1 трлн рублей. При более дешевой нефти Резервный фонд несколько возрастет благодаря тому, что его средства вложены в иностранные облигации (те, кто жестко критиковал за это правительство, охотно делят дополнительные поступления в бюджет, не останавливая свою критику). Тем не менее, если не резать расходы, Резервный фонд к концу следующего года окажется почти полностью исчерпан.
Запасов Резервного фонда могло хватить, если бы нефть подешевела ненадолго: на год-полтора, как это было во время прошлых кризисов – в 1999 и 2009 годах. Но сейчас мы перешли из повышательной фазы нефтяного суперцикла (продлившейся с 2000 по середину 2014 года) в понижательную, которая, боюсь, будет такой же долгой.
Теперь перед нами стоит выбор из двух равно болезненных вариантов.
Если цены на нефть не восстановятся, то власти придется либо провести масштабное сокращение расходов, либо потратить большую часть Резервного фонда. И на то и на другое особенно трудно пойти на пике политического цикла. Технически легче всего сократить социальные расходы (например, зажимая индексацию зарплаты бюджетников и пенсий) – но как Думе решиться на это накануне выборов? Тем более что на некоторые жертвы уже пришлось пойти для того, чтобы свести концы с концами в 2015 году – дальше с каждым годом придется распространять режим экономии на все более чувствительные расходы.
С другой стороны, если покрывать все потери за счет Резервного фонда, то бюджет останется без страховки как раз накануне президентских выборов. А мы помним, каким болезненным тогда бывает кризис – ведь в ходе дефолта реальная величина зарплаты за два кризисных года (1998-1999) упала на треть, реальная величина пенсий – более чем на 40%. Естественно, никому не хочется повторять тот опыт. Президентские выборы ставят под сомнение и другой способ финансирования бюджетного дефицита – покупку гособлигаций Центральным банком. Проведение таких операций в больших масштабах неизбежно приведет к всплеску инфляции точно перед президентскими выборами – по понятным причинам этот путь тоже не слишком привлекателен.
Каждая из перечисленных проблем была бы сама по себе разрешима, но все вместе они выглядят крайне опасными.
Приятно было распределять растущий приток нефтедолларов, но оборотная сторона этого удовольствия – необходимость при дешевеющей нефти забирать обратно розданные «пряники». Уже сейчас видно, какую жесткую критику вызывает повышение пенсионного возраста, а это лишь одна из множества непопулярных мер, которые придется принимать.
Что можно сделать в такой ситуации? Боюсь, что это как раз тот случай, когда легкого решения не существует и приходится выбирать из трудных и очень трудных (примерно как в Греции, где плохо и сохранять бюджетный дефицит, и сокращать госрасходы). Мы сами загнали себя в угол тем, что, во-первых, так и не смогли создать даже базовых условий для развития несырьевой экономики, во-вторых, без всяких оснований поверили в то, что высокие цены на нефть даны нам навсегда и поэтому не очень усердно откладывали деньги «на черный день». В такой ситуации основной водораздел будет проходить между ориентацией на текущую политическую конъюнктуру и ориентацией на долгосрочные задачи экономического развития.
Первый путь – сведение в бюджете концов с концами, исходя из задачи минимизации электорального ущерба. Признак этого пути – преобладание «разовых» решений, негативные последствия которых проявятся за пределами предстоящих выборов.
Второй путь – очищение бюджета от «балласта», не работающего на долгосрочное развитие, принятого под влиянием лоббистов и скрывающего неэффективность работы крупных компаний и целых секторов. Выбрав этот подход, необходимо устранять потери из-за завышенной стоимости госзакупок, избыточного числа чиновников, расточительного распределения субсидий и т. д. Такой путь труднее, но он дает шанс на то, что наша экономика выйдет из кризиса окрепшей, как это было в 1999 году.