Представьте себе такой диалог: «Тебе нравятся Володя и Феликс?» Ответ: «Мне нравится Володя». Как вы понимаете этот ответ? Вы понимаете, пожалуй, две вещи: во-первых, человеку, с которым вы разговариваете, нравится Володя, а во-вторых, не нравится Феликс. А как вы это понимаете? Откуда возникает информация о том, что этому человеку не нравится Феликс, если прямо он ничего такого не сказал?
Наука, которая изучает информацию такого рода, — называется прагматика.
Это часть лингвистики, которая исследует значения и смыслы, прямо не закодированные в том, что говорится. Когда я говорю, что мне нравится Володя, я буквально говорю только то, что он мне нравится, но вы понимаете больше, чем сказано. Изучение того, откуда приходит это понимание, и есть предмет прагматики.
Смысл, который вы извлекли, когда я сказал «Мне нравится Володя», называется импликатура. Импликатура — это утверждение, которое прямо не содержится в том, что мы говорим, и не является его логическим следствием. Из того, что мне нравится Володя, не следует, что мне не нравится Феликс. Как возникают импликатуры?
Представьте себе, что в ходе диалога у вас есть определенные ожидания насчет моего поведения как ответственного участника коммуникации, который хочет ответить на ваш вопрос максимально полно и информативно. Когда вы спрашиваете: «Тебе нравятся Володя и Феликс?», в том случае, если мне нравятся оба, полный информативный ответ будет: «Мне нравятся оба». Если я говорю: «Мне нравится Володя», значит, это максимум того, что я могу сообщить. Это самое информативное высказывание, которое я могу сделать. А раз это информативный максимум, значит, я не имею в виду сказать, что Феликс мне тоже нравится. «Значит, — заключает мой собеседник, Феликс ему не нравится». Рассуждения такого рода происходят бессознательно, мы не выстраиваем их явным образом. Но именно такие рассуждения позволяют нам понимать больше, чем прямо говорится. И главное в этом понимании — представление о том, как ведут себя ответственные участники коммуникации, стремящиеся достичь ее главной цели — эффективного обмена информацией.
О поведении участников коммуникации как ответственных целеполагающих субъектов мы знаем благодаря Полу Грайсу, американскому философу и лингвисту, сформулировавшему постулаты речевого общения. Мы соблюдаем их, когда вступаем в диалог с другим человеком, и ожидаем, что он ведет себя так же. Грайс изложил их в виде нескольких максим. Это максима количества («Говори столько, сколько требуется, не больше, не меньше»), максима качества («Утверждай то, что ты считаешь истинным, не ври»), максима релевантности («Говори то, что имеет отношение к делу, не уклоняйся от темы»), максима способа («Выражайся ясно, коротко и однозначно»). И когда мы интерпретируем то, что слышим, мы исходим из того, что коммуникативное поведение нашего собеседника соответствует этим принципам. Мы понимаем, что собеседнику не нравится Феликс именно потому, что, если бы он ему нравился, собеседник, стремящийся говорить правдиво и информативно, выразился бы об этом прямо. А раз он, будучи правдивым и информативным, этого не сделал, значит, это не так.
quote_block node/275489Импликатуры — это относительно слабые компоненты смысла. В чем их слабость? Если мы отрицаем их явным образом, ничего ужасного не происходит. На вопрос «Нравятся ли тебе Володя и Феликс?» мы можем ответить: «Мне нравится Володя, — а потом немного помолчав, добавить, — и Феликс тоже». Мы не вступаем сами с собой в противоречие. Просто та импликатура, которую наш собеседник уже, возможно, построил, отменяется. Импликатуру всегда можно взять обратно: «Я такого не говорил, а ты просто неправильно меня понял». Если же мы отрицаем те компоненты смысла, которые составляют основное содержание высказывания, возникает противоречие. Мы не можем сказать «Володя в Нью-Йорке, но Володя в Москве», если мы говорим про одно и то же время.
Еще один пример. Если мы слышим предложение типа «Володя был добрый и щедрый» вне контекста, мы начинаем подозревать, что Володя покинул этот мир. Откуда берется такой компонент смысла? Он возникает благодаря все тем же прагматическим принципам. «Добрый и щедрый» — это такие качества, которыми человек обладает на протяжении всей жизни. Если мы говорим, что эти качества относятся к прошлому, то собеседник наш понимает: видимо, нет оснований утверждать, что человек обладает ими сейчас. Если бы он обладал ими сейчас, так прямо и было бы сказано. Но поскольку доброта и щедрость характеризуют человека на протяжении всей жизни, похоже, что и сама жизнь находится в прошлом. Так возникает понимание, что тот, о ком мы говорим, мертв. Это тоже импликатура. Мы можем отрицать ее: «Володя был добрый и щедрый. Собственно, он и сейчас такой же, с течением жизни такие качества не меняются», и понимание того, что Володя умер, тут же уйдет. Импликатура легко поддается отмене, и легко исчезает, если мы хотим, чтобы она исчезла.
Импликатуры придают языку очень большие выразительные возможности и оставляют говорящему очень большое пространство для маневра.
Именно импликатуры позволяют нам передавать информацию посредством молчания. Представьте себе, что в отдел кадров пришел наниматься молодой человек и его потенциальный работодатель звонит на предыдущее место работы и спрашивает: «Вот мы хотим его нанять в нашу компьютерную фирму, что вы можете сказать?» «Ну, — отвечает предыдущий работодатель, — рисует он хорошо». Что понимает в этот момент новый работодатель? Он понимает, что, видимо, этот парень не очень хороший компьютерщик. Если максимум релевантной информации, которую предыдущий работодатель мог сообщить, — это то, что он хорошо рисует, а о его профессиональных качествах предпочел не распространяться, то, видимо, эти профессиональные качества либо отсутствуют, либо очень скромны. Не сказав о человеке ровным счетом ничего плохого, мы даем нашему собеседнику возможность извлечь много информации из того, о чем мы умолчали.
Очень часто импликатуры прячутся в самых неожиданных местах. Каково, например, значение числительного? Когда мы говорим «четыре», что значит «четыре»? Большинство носителей любого языка скажет, что «четыре» — это ровно четыре. Действительно, «у меня четыре сына» — это значит, что их не три и не пять. Но почему тогда, когда мы видим объявление, например: «Всякий, кто имеет четверых детей, может получить скидку в нашем магазине», мы понимаем, что человек с пятью детьми, шестью и так далее тоже имеет право на скидку?
Такого не должно быть, если «четыре» значит ровно четыре. Отцу пятерых детей не на что было бы рассчитывать.
Получается, что в этом предложении «четыре» — это «четыре или больше». И семантисты предположили, что на самом деле все числительные и значат «один или больше», «два или больше», «три или больше», «четыре или больше» и так далее. Значение «ровно четыре» — импликатура.
Как она возникает? Если я хочу сказать, что у меня четверо детей, у меня есть несколько возможностей это сделать. Я могу сказать «один». Поскольку «один» значит «один или больше», то к моей ситуации это числительное подходит. Я могу сказать «два». Поскольку «два» значит «два или больше», то и оно подходит. Годится и «три» и, естественно, «четыре». «Пять» — уже нет. «Пять или больше» — это не о моей семье. Если я хочу быть максимально информативным и при этом не преувеличивать собственную многодетность, то какую из возможностей — «один», «два», «три», «четыре» — я предпочту? Я выбираю самый точный и самый информативный вариант — «четыре». Слушающий догадывается, что у меня нет оснований для более сильного утверждения — «пять», потому что иначе я бы так и сказал. И именно поэтому «четыре» мы понимаем как «ровно четыре». И только в некоторых контекстах, где, как в случае с объявлением в магазине, информативность работает немного по-другому, подлинный облик числительных выходит на свет. И мы видим, что «четыре» — это «четыре или больше».
Импликатуры, таким образом, ждут нас практически везде. Трудно себе представить, как выглядело бы наше общение, если бы они из него вдруг исчезли. Спасибо Полу Грайсу, мы теперь многое знаем о том, как они устроены и что можно с ними делать. Мы лучше понимаем, как наши собеседники пытаются обворожить нас, манипулируют нами или передают информацию, которую мы должны извлечь, не обращая внимания на то, что говорится прямо.
