Современная мировая политика — причудливая смесь действительного с вымышленным. Объективные параметры (военные возможности, экономическая состоятельность) окутывает туман манипуляций («мягкая» сила, пропаганда). Конечный результат все равно определяет реальное соотношение потенциалов: плетью пиара обуха настоящей мощи не перешибешь. Но создать дымовую завесу иногда можно. Наблюдения за российской внешней политикой приводят к заключению, что именно этим Москва и занимается.
Если воспользоваться избитой формулировкой канцлера Горчакова, Россия снова сосредотачивается. Постсоветское время, когда курс на международной арене сводился к тому, чтобы доказать всем, что Россию рано вычеркнули из числа мировых игроков, закончилось. Что могли — доказали, в ряды тех, кого нельзя игнорировать, вернулись. Но стало понятно: Россия не Советский Союз, и она никогда больше не будет глобальной сверхдержавой в том смысле, в котором ею был СССР. Задача на следующий период — сужение горизонта, трансформация во влиятельную, но региональную державу. Правда, очень крупного охвата, ведь наш регион — это вся огромная Евразия, где надо находить свою нишу.
Перемена пространства, на котором разыгрывается партия, — процесс болезненный. С одной стороны, есть психологический аспект: за ХХ век российское сознание привыкло ощущать свою страну вершителем мировых судеб — и в идеологическом, и в геополитическом плане. Резкий отказ от этого статуса может вызвать непредсказуемую реакцию вплоть до всплесков реваншизма. С другой стороны, демонстративный выход из «большой игры» станет добровольным отказом от инструментов, которые применимы и для обеспечения благоприятных условий в региональной политике. Например, сохраняя рычаги влияния на глобальном уровне, можно разменивать конструктивную позицию по другим вопросам на невмешательство крупных стран в сферу жизненных интересов России.
Политика Москвы сегодня — это, по сути, умелая имитация стремления к глобальному статусу, дабы не бросалось в глаза сужение и уточнение той самой сферы непосредственных интересов. Вот три примера такой имитации.
БРИКС — остроумно используемая конструкция, которая позволяет окутать всю российскую политику флером нового глобализма. Формализация альянса пяти входящих в него совершенно разных по всем критериям стран невозможна. Но этого и не нужно, поскольку сам факт любой совместной активности нескольких крупнейших государств, проводящих не зависимую ни от кого политику, привлекает встревоженное внимание. С БРИК (изначальное название) / БРИКС удивительный парадокс — сама идея принадлежит инвестиционной компании Goldman Sachs, которая почти 10 лет назад изобрела ее в сугубо прикладных целях для рекламы собственных услуг на развивающихся рынках. С тех пор инвестиционный смысл утратился, зато сами причисленные к аббревиатуре страны охотно за нее ухватились и наполнили ее совершенно иным смыслом — геополитическим. Секрет успеха формата, искусственно придуманного банкирами и подхваченного политиками, не в его жизнеспособности, а в том, что он олицетворил подспудный, но растущий страх Запада утратить глобальное лидерство. Для России, которую в экономическом смысле грозным «бриксом» никто уже не считает, это прекрасная возможность заявить себя в качестве потенциального архитектора нового мирового порядка, даже если она и не собирается его созидать.
Сирия — дипломатическая коллизия, цель которой совсем не в том, в чем кажется. Москва не защищает свои экономические и геополитические позиции на Ближнем Востоке. На деле она, похоже, уходит из региона, где без социалистического идеологического наполнения и советской геополитической жадности России делать, в общем-то, нечего. Эта часть света превращается в непредсказуемый пороховой погреб, который США и Европа, в отличие от России, покинуть не могут, несмотря на риски: у них там сфера жизненных интересов. Кремль напоминает о том, что без его содействия ничего не решить, так что на будущее имейте в виду. Ну а если Новый и Старый Свет там завязнут, тем лучше: меньше будет сил и времени соблазнять территории, откуда Россия уходить не собирается.
Наконец, Евразийский союз. Название лукаво, на самом деле ни об «особом пути» по бескрайним степям, ни о восстановлении империи речь не идет. Скорее уж образец — европейская интеграция в ее изначальном виде середины прошлого века. Единственная страна, вступление которой экономически целесообразно и политически выигрышно, — это Украина, то есть совсем не Евразия. Центральноазиатским государствам мягко дают понять, что их пока не ждут. Зато само словосочетание ласкает слух, поскольку навевает грезы о большом проекте.
Под аккомпанемент отвлекающих пассажей Россия формулирует новую международную идентичность. Переход в региональную лигу (кстати, в глобальном дивизионе остается всего полтора участника, США и Китай) — это встряска. Играть там не легче и не сложнее, но делать это надо по-другому. Кремль и Смоленская площадь виртуозно разыгрывают комбинации в Совбезе ООН или на переговорах по сокращению стратегических наступательных вооружений. Зато, чтобы приструнить Таджикистан за арест российского самолета с летчиками, приходится задействовать самые топорные средства наподобие главврача Онищенко. А конфискация активов отечественной компании в Узбекистане (об этом см. стр. 234) и вовсе ставит всех в тупик. Впрочем, если отвлечься от эмоций, траектория постсоветского развития во внешнеполитической сфере вполне естественна. И это дает надежду на то, что нужные навыки со временем появятся.