Глеб Фетисов: "Уже сам факт покупки банка приравнивается к мелкому хулиганству"

Этот текст Глеба Фетисова — часть нового рейтинга Forbes “Тюрьма и бизнес” из свежего номера журнала, который поступит в продажу 23 июня. Рейтинг посвящен участникам списка Forbes — фигурантам уголовных дел.

Наверное, только в нашей стране кампания по привлечению инвестиций в экономику сопровождается

привлечением инвесторов к уголовной ответственности. В цивилизованном мире такой способ работы с бенефициарами назвали бы форменным грабежом. У нас же предпочитают говорить об индивидуальном подходе к каждому инвестору: если и сажают, то не всех, остальным дают заработать. Игра слов оборачивается суровой реальностью — посадками в СИЗО и отъемом собственности.

Возможно, все дело в особенностях национальной филологии. Слово «инвестиции» нашим чиновникам очень нравится, слово «инвестор» уже вызывает легкую неприязнь. А слово «бенефициар» и вовсе воспринимается не иначе как ругательное, словно бенефициар — это не конечный собственник или выгодоприобретатель, а мошенник, теневой воротила, скрывающийся от правосудия под корпоративной вуалью.

Хотя на деле российские бенефициары прятались за спину иностранных корпораций не потому, что они преступники, а из-за отсутствия на тот момент в стране справедливой судебной защиты, из-за произвола чиновников и силовиков.

Сейчас мало что изменилось, но кампания по выводу бенефициаров на чистую воду побудила многие компании раскрыть своих конечных владельцев в надежде на улучшение отношений с регуляторами, министерствами и ведомствами и в расчете на потепление инвестиционного климата. Я хорошо помню, как это было, поскольку на тот момент через подконтрольную иностранную компанию считался собственником российского банка «Мой банк». Наш банк одним из первых раскрыл своих бенефициаров, тем самым показав, что мы добросовестные инвесторы.

quote_block node/268435Я намеренно не делаю различия между бенефициарами и инвесторами. В бизнесе, как и во власти, действует принцип разделения ответственности во избежание конфликта интересов. У инвесторов — одна зона ответственности, у наемных менеджеров — другая, у регулятора — третья. 

Побудив компании раскрыть своих бенефициаров, власти взяли в оборот уже самих конечных собственников, относясь к ним как к живым мишеням. И вот уже бенефициары становятся крайними, ответственными за нарушение арендаторами противопожарной безопасности (казанский торговый центр «Адмирал»), за теракт (аэропорт Домодедово), за вывод средств вкладчиков: на всех документах стоят подписи руководителей банка, а судят бенефициара. Никто из инвесторов не захочет покупать и развивать бизнес в России на условиях тотальной ответственности за ошибки исполнителей.

quote_block node/313641Засуживая бенефициаров, власть отказывается от базовых корпоративных принципов, которые сама же внедряла все эти годы, — в частности, от принципа ограниченной ответственности собственника за действия топ-менеджеров компании. Есть законы, запрещающие собственникам напрямую вмешиваться в деятельность предприятия, подменяя собой правление. Хочешь контролировать компанию, делай это законным способом — путем принятия решений на совете директоров, на общем собрании акционеров или участников.

В банковском бизнесе все еще строже: собственник без одобрения и шагу ступить не может. Практически всех ключевых топ-менеджеров банка назначает Банк России. Если следовать логике ужесточения ответственности за действия, приводящие к банкротству банка или отзыву у него лицензии, тогда надо наказывать всех. И представителей Банка России (у каждого банка из первой сотни есть специальные кураторы из ЦБ, призванные держать руку на пульсе), ведь они настолько запустили ситуацию в проблемном банке, что после отзыва лицензии дыра в капитале превысила 60 млрд рублей. И топ-менеджеров таких банков. И владельцев предприятий-заемщиков, которые подсунули кредитному комитету недостоверную отчетность ради желанного кредита.

Почему сразу не идут с этими документами в правоохранительные органы? Почему продолжают требовать от бенефициаров миллионных зарплат?

Только за последние два года Банк России направил в следственные органы почти сотню заявлений, по которым возбуждено как минимум 43 уголовных дела. И это не просто много, это чрезвычайно много! Для сравнения: с 2004 по 2010 год Банк России направил в правоохранительные органы 97 заявлений о наличии признаков уголовно наказуемых деяний в деятельности руководства и собственников кредитных организаций. В среднем по 14 заявлений в год. По результатам рассмотрения этой информации правоохранительными органами возбуждено 33 уголовных дела, к уголовной ответственности привлечены бывшие руководители шести банков.

Похоже, что Банк России разуверился в эффективности разрешения споров хозяйствующих субъектов посредством арбитража либо вовсе потерял доверие к российским и иностранным арбитражным судам. Впрочем, какой бы ни была истинная причина, она явно имеет сомнительный характер. Трудно поверить, что уровень криминала в банковской сфере не просто в разы, а в десятки, если не в сотни раз превышает аналогичный показатель в любой другой отрасли российской экономики.

Если верить Банку России, каждый десятый банк в стране — криминальный! Почему столь высокий уровень преступности наблюдается исключительно в банковской сфере с самым жестким отраслевым надзором, в котором работают десятки тысяч человек? Был бы настоящий шок, если бы Министерство промышленности заявило, что в деятельности руководителей каждой десятой промышленной компании нашлись признаки противоправных деяний.

Решение проблем банковского сектора силовым путем вредит экономике страны. Охота на бенефициаров и подмена корпоративного права уголовным преследованием отбивают желание всерьез вкладываться в российский банковский сектор. Зачем, если уже сам факт покупки банка приравнивается к мелкому хулиганству, а продажа кредитной организации и классический банкинг тянут на мошенничество в особо крупном размере?