Российская благотворительность, лихая и непредсказуемая, появилась в начале 1990-х, когда после развала большой страны перестали работать социальные институты. Постепенно и крупные бизнесмены начали оформлять свои отношения с филантропией, к середине 2000-х у многих участников списка Forbes были благотворительные проекты. Cейчас, по оценке бизнес-школы «Сколково», государство, частные лица и бизнес тратят на благотворительность 400 млрд рублей в год. Исполнительный директор Форума доноров Александра Болдырева говорит, что проекты появляются каждый год и профессионализм менеджеров фондов растет. «Развивать собственный фонд непросто в силу многих факторов: личных обстоятельств, динамики богатства, ситуации в стране и в мире, — отмечает советник Центра управления благосостояниями и филантропией «Сколково» Вероника Мисютина. — Но при этом растет число попыток заниматься филантропией и делать это системно». По данным исследования «Российский филантроп», проведенного «Сколково» совместно с банком UBS, вовлеченность владельцев капитала в благотворительность почти в полтора раза выше, чем у населения в целом. Более 90% крупных бизнесменов за прошедшие 12 месяцев принимали участие в тех или иных проектах, а у 45% пожертвования носят запланированный характер. Их средние траты на благотворительность превысили 3 млн рублей в год, однако общий масштаб помощи эксперты называют очень низким, менее 1% личного состояния.
В 2018 году в Англии вышла книга Элизабет Шимпфессль «Богатые русские: от олигархов к буржуазии» — масштабное исследование нравов первого поколения богатейших людей России. В ней собраны интервью с 80 предпринимателями от Петра Авена до Ильи Сегаловича, и одна из глав посвящена филантропии. Автор утверждает, что для состоятельных людей (особенно в первом поколении) благотворительность важна для оправдания легитимности их богатства, но в то же время помогает им найти новые интересы и задачи. Поэтому крупные бизнесмены занимаются коллекционированием, открывают музеи и галереи, поддерживают значимые учреждения культуры. Кто-то добился успеха в бизнесе и пробует социальную сферу, кто-то хочет остаться в истории, кому-то тема важна по личным причинам.
В мире традиционно больше всего помогают детям, и российские филантропы не исключение. Вот еще три популярных направления: малоимущие, церковь и религия, высшее образование и наука. Анализ работы частных фондов миллиардеров подтверждает эту статистику: большинство организаций занимается образованием, детьми и культурой. С юридической точки зрения частные фонды не отличаются от корпоративных. Разница лишь в источнике средств: частные фонды финансируются в большей степени учредителями, корпоративные — компанией. Хотя границы не всегда четкие, и часто отследить происхождение денег сложно.
«Благотворительная и социальная деятельность может осуществляться через разные структуры: собственные фонды, контролируемые бизнесы, иностранные благотворительные трасты и другие образования, — перечисляет Вероника Мисютина, — а также денежные и неденежные инструменты: прямая помощь благополучателям — физическим лицам через попечительство в отношении других НКО, вклады в эндаументы НКО и т. п.». Поэтому наш рейтинг не претендует на полноту охвата. Несколько фондов было, например, у оставшегося за его рамками Романа Абрамовича, многие из них уже закрыты. В феврале 2019 года стало известно о новом проекте — фонде развития российского кино «Кинопрайм», где Абрамович — единственный учредитель. Нет в рейтинге и Рубена Варданяна: у него десятки проектов, но все они не в формате фондов.
Частные фонды без лишней бюрократии могут быстро решать многие вопросы. С другой стороны, жизненные обстоятельства основателя могут измениться, и это мгновенно отразится на работе фонда. Зиявудин Магомедов, например, со страстью начинающего филантропа развивал фонд, названный в честь его матери «Пери», теперь он в СИЗО, а в Дербенте стоит недостроенная школа, и из многих начатых им проектов работает только один. Фонд «Династия» в 2015-м признали иностранным агентом, и учредитель его закрыл. Несколько лет назад заметными были проекты владельца «Уралсиба» Николая Цветкова. За 10 лет фонды «Мета» и «Виктория» получили от него около $300 млн. Сейчас лишь «Виктория» продолжает работу, но на частные и корпоративные пожертвования.
Грамотно устроенные фонды уже давно помогают не просто так, даже если их деятельность базируется на предпочтениях учредителя. Во многих организациях действуют системы оценки социальной эффективности помощи и долговременности финансируемых программ. «Когда-то все начинали с адресной помощи, — говорит директор фонда «Абсолют-Помощь» Полина Филиппова, — но постепенно все организации приходят к системной работе и вопросу: «Какой долгосрочный эффект достигается?»
Как мы считали
Мы учли только фонды, которые учредили и финансируют участники списка богатейших Forbes. Рейтинг складывается из двух показателей: эффективности работы фонда и его бюджета.
Для оценки эффективности (вес 70%) мы использовали три критерия. Это стратегия: следование выбранной модели и наличие системы измерения результатов, в том числе социального эффекта. Команда: участие менеджеров фонда в тематической деятельности (экспертные советы, мероприятия и пр.). И прозрачность: доступность и полнота информации о работе фонда (финансовые показатели и отчеты). Оценивая бюджет (вес 30%), мы учли данные о расходах за 2017 год (к моменту подготовки номера не все фонды сдали отчетность за 2018-й). В рейтинге фонды ранжированы по числу полученных по двум показателям баллов (максимальный балл — 100).