Почему «запасной вариант» в лице Европы помешает отношениям Москвы и США

Первые шаги Дональда Трампа указывают на то, что превратившийся в политика предприниматель намерен выполнять свои предвыборные обещания — по крайней мере, наиболее заметные из них. «Нормализация» отношений с Россией несомненно попадает в список приоритетов, и резонансные назначения указывают на то, что президент предпримет попытку «перезагрузки». Станет ли она успешной, нужна ли она России и какие тренды сложатся в отечественной внешней политике в ближайшие годы?

Крайне высока вероятность того, что новая администрация попытается предложить Путину ряд компромиссов, в том числе и касающихся важнейших проблем — Украины и Сирии. Однако, мне кажется, американская дипломатия столкнется с трудностями — просто потому, что Кремль, несмотря на все заявления, не слишком заинтересован в достижении прорывных договоренностей. На Украине целью Путина является не урегулирование, а затягивание конфликта до тех пор, пока страна не окажется в полной мере недееспособной, и поэтому переговоры, получив новый толчок, скоро снова зайдут в тупик: хотя на Западе стремление помогать Киеву уже не столь сильно, как прежде, отдавать Украину России никто не станет. В Сирии возможные уступки и того меньше — в первую очередь потому, что США воспринимают сирийскую проблему в том числе и как желание Ирана создать себе на Средиземном море плацдарм, а в отношении Тегерана Трамп намерен занять намного более жесткую позицию, чем его предшественник. Однако, повторю, американцы искренне попробуют вывести отношения из тупика. В отличие, на мой взгляд, от Путина.

С одной стороны, Кремль заинтересован в диалоге с США. Диалог показывает, что Россию уважают, однако дружба с Америкой противоречит пропагандистской установке о том, что весь мир ополчился против России. Путин не может позволить себе не иметь внешнего врага, а США как нельзя лучше подходят на эту роль. Поэтому провозгласить себя другом Трампа он может, но сделать Россию союзницей Америки не в его планах. Так что взаимной симпатии президентов будет недоставать политического основания.

С другой стороны, Путин привык, что его воспринимают как божество. Он считает себя вправе занять какую-то позицию, а потом сменить ее; обещать нечто и забыть об этом. Поэтому Ангела Меркель не раз сетовала на то, что Путин откровенно врет своим партнерам. Но в отличие от европейских лидеров Трамп — предприниматель, а не политик; для него слово «сделка» священно, и он будет более болезненно и жестко реагировать на путинские вольности. При отсутствии глубоких причин сотрудничества это может разрушить личные отношения президентов, а с ними и «перезагрузку».

Такой сценарий, на мой взгляд, тем более вероятен, что Путин полагает, будто у него всегда остается «запасной вариант» в лице Европы. Почти неизбежная победа на майских выборах во Франции путинского симпатизанта — будь то Франсуа Фийон или Марин Ле Пен; начало выхода Великобритании из ЕС; перспективы поражения Меркель на выборах и нарастание поддержки ультраконсервативных сил в большинстве стран ЕС создадут в Кремле уверенность, что Россия сможет «переиграть» Америку, и попытка такого рода с высокой степенью вероятности будет предпринята. Однако у ведущих европейских держав не будет серьезного повода противостоять Америке, и их доверие к России будет слишком низким, чтобы они могли счесть Москву союзницей. Поэтому все усилия Путина по продвижению консервативной повестки дня в Европе хотя и помогут правым партиям утвердиться у власти, все же не обеспечат Кремлю серьезного влияния в Брюсселе, Париже или Берлине.

События 2017–2018 годов на внешнеполитическом фронте в России могут, на мой взгляд, повторить происходившие в 2001–2005 годах, только разворачиваться они будут, скорее всего, быстрее. Как Буш-младший в Словении в 2001-м, так и Трамп в 2017-м на первой встрече с Путиным посмотрит ему в глаза и увидит в них блеск ему самому присущего популизма и мачизма — с этого начнется их дружба, такая же недолговечная, как и с другим республиканским президентом, избранным на свой пост столь же неординарным образом.

Вскоре, однако, выяснится, что Путин не принимает всерьез джентльменские соглашения, предложенные американским лидером, даже несмотря на возражения, сделанные против них и сенаторами, и его собственными министрами. К тому времени в Европе сменится несколько наиболее критично относящихся к политике Кремля глав государств, но продолжит расти скепсис в отношении самого Трампа. Как следствие, ситуативное мышление Путина подтолкнет его к европейцам — тем более что они в новой ситуации могут оказаться более восприимчивыми к российской политике в отношении Украины. На некоторое время новая entente cordiale покажется устойчивой — особенно если учесть, что с уходом Великобритании раздражение европейских политиков их англосаксонскими партнерами приблизится к максимуму. Однако рано или поздно новое обострение в Сирии или Украине, демарши Ирана, рост напряженности вокруг Прибалтики или иные экзотические внешнеполитические инициативы Кремля продемонстрируют европейцам бесперспективность выстраивания прочных и долговременных отношений с Москвой.

Иначе говоря, наступит очередной период разочарования всех всеми. При этом в 2020 году Трамп не будет переизбран на свой пост; европейские политики, как с ними часто случается, найдут центристские точки консолидации; на Украине к власти придут менее коррумпированные силы, которые смогут активнее продвигать проевропейскую повестку дня; Асаду так и не удастся добиться серьезных военных успехов, а Россия устанет от нового Афганистана. В итоге Путин четвертого срока будет очень похож в своей внешней политике на Путина времен второго президентства — окончательно разочаровавшийся в Западе, с почтением принимаемый только в Пекине, он повторит в виде фарса то, что на заре его карьеры воспринималось как многообещающая геополитическая многоходовка.

Сближение России с Западом выглядит не более чем попыткой Путина подружиться с новыми лидерами Америки и Европы, на появление которых у власти он надеялся как на условие разрушения «единого антироссийского фронта» (не будем вспоминать в связи с этим исторические аналогии). Однако, заходя на второй круг в истории современной российской внешней политики, следует помнить, что и 15 лет назад Кремлю практически ничего не удалось достичь, лавируя между двумя частями атлантического мира, а сегодня шансы на успех заведомо ниже, потому что и популисты в США и Европе идеологически стали ближе друг к другу, а сотрудничать с Россией стало совсем уж дурным тоном. Именно поэтому, мне кажется, новый маневр закончится гораздо более жесткой посадкой. Хотя, быть может, ее хотя бы ненамного смягчит то, что высота полета в этот раз не чета прежней…