Небо над Сиднеем: Михаил Зыгарь о путешествии в Австралию специально для Forbes
Итак, 25 декабря я написал заявление об увольнении с «Дождя». Жизнь длиною в пять с половиной лет закончилась. Через два дня я сел на самолет и полетел на другую планету. Почти на другую. Десять часов до Пекина — и еще пятнадцать от него.
Поэт Лев Рубинштейн когда-то рассказывал мне, как ему предложили поехать в Австралию, но он заявил, что не поедет, потому что Австралии не существует и все это выдумки. Я же считал, что Австралия хоть и существует, но это страна бездельников. Все, кому есть чем заняться, из Австралии бегут. Взять хотя бы Руперта Мердока или Николь Кидман, дуэт «Би-2» и Костю Цзю. Как только австралиец начинает заниматься чем-то всерьез, его немедленно обступают кенгуру и выгоняют с континента, чтобы не мешал безделью и серфингу. С этой мыслью я и поехал: став безработным, самое время ехать в Австралию. Сойдешь за своего. После пяти лет бешеного драйва три недели тишины — то что надо.
Тишина и скука, впрочем, закончились уже в самолете. В Сидней на Новый год приезжает 3 млн человек. Оказалось, что это (а не Великий Устюг) главное место в мире для встречи Нового года. Он тут наступает раньше всего на земле (раньше только в Новой Зеландии, но там совсем уж хоббиты и деревня). А Сидней устраивает такие фейерверки, что на них уходит годовой бюджет небольшого африканского государства.
Билеты на лучшие обзорные площадки (в том числе обычные городские набережные) раскупают примерно за полгода. Можно забронировать место за $400 (в ботаническом саду, на той стороне бухты), и за $800 (в кафе у оперного театра), и за $1700 (на террасе отеля Four Seasons).
31 декабря мы в бешеном московском темпе зашли на все возможные сайты и позвонили по всем номерам, лишь бы найти последние оставшиеся билеты на сиднейский фейерверк. Но нет, три миллиона туристов все скупили заранее. Sold out.
Австралийское счастье пришло само. Не надо быть как бешеные туристы из Северного полушария, надо делать, как местные жители, решили мы. А сиднейцы приходят на набережную у моста, чтобы увидеть все бесплатно, с самого лучшего ракурса. Есть один важный лайфхак: нужно быть на месте до шести вечера, потому что потом доступ на набережную перекрывают во избежание давки. Затем по всей набережной можно свободно перемещаться, заходить в кафе, лежать на газоне и болтать с окружающими. Никакой толкучки. Суета, нервы и очереди остаются там, где толпятся жадные до впечатлений пришельцы из Северного полушария, раскупившие билеты за полгода.
А фейерверк и правда стоящий. Южные звезды, паруса Сиднейской оперы и ощущение полной свободы, которая не требует покупки билета.
Культурные животные
Я всегда не любил слово «турист» и старался не быть туристом. Есть масса очевидных различий между «туристом» и «путешественником». Турист пользуется услугами турфирм, путешественник — никогда. Но это банальность. Есть более изощренные правила. Путешественник не должен жить в отелях и минимально ездить на такси. Турист — пугливый чужак, который всего боится и сторонится, ему нужна помощь, он не может без провожатых. Путешественник смотрит изнутри, он пытается почувствовать себя местным жителем, влезть в его шкуру, снимает дома через Airbnb, арендует машины, ездит на велосипедах.
В Сиднее Airbnb превзошел себя. Наше желание почувствовать себя местными жителями обеспечила вилла неподалеку от легендарного сиднейского пляжа Бондай. Мы поселились в доме художника и коллекционера, украшенном картинами, венецианским хрусталем и персидскими коврами, с фонтаном и небольшим тропическим садом во внутреннем дворе.
Каждое утро мы бегали через парк к Bronte-Bondi Coastal Walk, скалистому и извилистому побережью океана. Приезжие из Северного полушария здесь ходят с фотоаппаратами и селфи-палками, громко охают, кряхтя, карабкаются по лестницам, натыкаясь друг на друга. Сиднейцы бегают в наушниках, ловко огибая туристов.
Местные и чужаки различаются соотношением жира и мышц на животе — сиднейцы почти поголовно в хорошей форме.
Когда-то люди думали, что по ту сторону земли все вверх дном и местные жители ходят на головах. Сегодня Австралия и правда кажется полной противоположностью всему, к чему мы привыкли. Не только потому, что там лето, когда у нас зима, но и во всем остальном: темп и стиль жизни, бытовая культура, восприятие чужаков и отношения между незнакомыми людьми — все здесь расслабленно, просто, сдержанно и дружелюбно.
Распорядок дня в «стране бездельников» устроен необычно — в восемь утра люди уже в офисах и на встречах. Не позже пяти вечера работа заканчивается. После этого они берут под мышку серф, детей, пиво и барбекю и отправляются к морю (в Сиднее, например, 50 пляжей). Сиднейцы оказались первыми известными мне приморскими жителями, которые регулярно ходят на пляж — чтобы купаться. («Вы в Москве, наверное, в Большой театр тоже не каждый день ходите», — говорят, к примеру, жители Сочи или Тель-Авива.) Австралийцы не игнорируют море, наоборот, они все время идут или к нему, или от него. Они с радостью пользуются тем, что им дала природа.
Впрочем, австралийцы далеко не всегда ходят в плавках и шлепанцах. Особенно девушки. По вечерам (после пляжа) они надевают привычные московскому глазу каблуки и короткие платья и отправляются в бары, рестораны или театры.
В сиднейском драматическом идет «Король Лир» с Джеффри Рашем в главной роли. Оперный театр готовит премьеру — «Мадам Баттерфляй», которая будет поставлена не внутри легендарных бетонных парусов театра, а прямо на воде рядом с ними — зрителей рассадят в импровизированном амфитеатре на берегу. Мало кто знает, что Австралия — это страна с богатыми театральными и кинотрадициями. У Кейт Бланшетт и ее мужа здесь собственная театральная компания (о билетах стоит позаботиться сильно заранее). Отсюда родом едва ли не половина актеров, которых мы считаем голливудскими: это еще и Рассел Кроу, и Наоми Уоттс, и Хит Леджер, и Гай Пирс, и Хью Джекман.
Кстати, искусство под открытым небом — австралийский тренд. Напротив нашего сиднейского дома обнаружился культовый открытый кинотеатр Moonshine Cinema. Пугая летучих мышей, хорошо одетые сиднейцы, прихватив по бутылке холодного вина в bottle shop за углом, рассаживаются на пуфики и обсуждают шансы «своих» на предстоящем «Оскаре». Станет ли австралийский блокбастер «Безумный Макс» лучшим фильмом и победит ли австралийка Кейт Бланшетт в номинации «Лучшая актриса»? Совсем не похоже на бескультурное захолустье, страну диких кенгуру.
Тасманский дьявол в деталях
Природа в Австралии важнее урбанистики, и это особенно справедливо в отношении Тасмании.
Однако есть один достойный повод задержаться в Хобарде, столице Тасмании, перед тем как отправиться к оглушительной красоты заповедникам, пляжам, скалам и высокогорным озерам. Этот повод — MONA, музей старого и нового искусства, — самая оригинальная коллекция современного искусства в Австралии, да и во всем Южном полушарии.
При въезде на парковку вас встречает машина всмятку, втиснутая между бетонных плит, с парковки дорога ведет к ресторану, за ним — лужайка, за лужайкой кафе и каркас то ли грузовика, то ли готического храма из ржавого металла. Дальше — залив. Вот, собственно, и все. «Где же музей?» — недоумевает с трудом припарковавшийся посетитель. Это первая шутка, которую с ним здесь шутят, потому что музей — внизу, в лабиринте, выдолбленном в глыбе древнего песчаника.
В этом музее замечательно все — от его хозяина до последнего экспоната. Дэвид Уэлш, 54-летний владелец «Моны» и всех окрестных земель, начал свою коллекцию с античного искусства, которое было вложением денег, выигранных в казино. Он вместе с партнером в течение 30 лет профессионально играл в казино по всему миру, оттачивая алгоритм выигрыша, который принес им не одну сотню миллионов долларов.
pagebreak
К 2007 году коллекция Уэлша разрослась настолько, что он закрыл свою небольшую галерею и отстроил MONA, вложив в стройку $75 млн. Музей стал меценатским проектом, способом отплатить миру за удачу в той сфере, которая сама по себе, по словам Уэлша, «не приносит ничего хорошего». Тем более что выигрыши в Австралии не облагаются налогом. В 2012 году, однако, австралийская налоговая решила, что в случае Уэлша выигрыш — это основной источник дохода, и выставила счет за все предыдущие годы в размере $41 млн. К тому моменту MONA уже пять лет как была построена и прославилась на весь мир. Например, инсталляцией Cloaca Professional Уима Дельвуа, которая грубо и зримо превращает еду в экскременты — поэтапно, с присущими процессу звуками и запахами.
В ответ на претензии налоговой Уэлш пригрозил закрыть галерею и распродать коллекцию, и за коллекционера вступилось гражданское общество — начались протесты местных жителей. В октябре 2012 года спор разрешился в досудебном порядке на никому не известных условиях.
Зачем было строить подземный музей? Во-первых, чтобы сохранить нетронутыми доставшиеся вместе с землей два модернистских дома работы Роя Гранудса, известного австралийского архитектора начала XX века. Во-вторых, чтобы максимально сохранить виноградники винодельни Мурила, на территории которых и стоит музей. Здесь, как и полвека назад, делают сезонное вино. Сам Уэлш говорит, что вынес три основных этажа экспозиции под землю, потому что хотел, чтобы здание «пресмыкалось перед человеком, вместо того чтобы широко о себе заявлять». В этом вся суть музея: «Мы сами проще, чем все, что мы выставляем» — это лукавое сообщение сквозит во многих мелочах.
Лукавое, потому что музей, как и почти все в Австралии, намного глубже и серьезнее, чем прикидывается. В экспозиции предметы древнеегипетского и ассирийского искусства умело перемешаны с лучшими образцами современного искусства, работами Херста, Офили и Нолана. На стенах нет ни одной таблички: при входе каждому вручают айпод, который у каждого экспоната выдает и название, и отрывок из аудиоинтервью с автором, и даже неплохую журналистскую статью — трактовку смысла. Последняя иронично называется art wank («эстетское дрочево») и снабжена пиктограммой-фаллосом.
Каторжники и другие свободные люди
Есть миф, что все австралийцы — потомки преступников, сосланных из Англии. На самом деле намного больше людей приехали сюда по своей воле. Но начиналось все действительно с уголовников.
В XVIII веке британцы начали осваивать новый континент, а в XIX — стали отправлять туда каторжников. Осужденных, в том числе за самые невинные преступления вроде кражи ложки из ресторана и даже женщин и детей, грузили на корабли и отправляли на край света.
Были среди них и политические заключенные, борцы за независимость Ирландии, приговоренные к смертной казни, но помилованные. Большинство политических, отбыв свой срок, сразу возвращались обратно — на свободу, в Британию, продолжать работу. Поэтому некоторые вскоре получали новый срок.
Другие остались в Австралии навсегда, выбрав свободу нового сорта. «Мы оставили нашу страну ради блага нашей страны», — написал поэт Джордж Баррингтон, которого осудили за то, что он в театре Ковент-Гарден стащил табакерку у графа Орлова. Он никогда не вернулся на родину, остался в Сиднее, став сначала полицейским, а потом известным общественным деятелем.
Сидней — самый праздничный город Австралии — начинался с каторги. В память о начале истории на углу Гайд-парка стоит Barracks Museum, бывшее СИЗО, куда помещали осужденных, только привезенных из Северного полушария. Позже здесь был дом для душевнобольных, а теперь — современный интерактивный музей, поднимаясь по лестницам которого ты путешествуешь во времени — с каждым этажом на век глубже. Наверху в большой комнате с гамаками, в которых осужденные спали по очереди, из-за стен доносятся их голоса, а в архиве посетитель может проверить свою фамилию — не было ли среди его предков каторжника, который здесь сидел.
Но самый мощный мемориал австралийским каторжникам — это Порт-Артур на острове Тасмания, куда ссылали провинившихся уже в ссылке. Бараки заключенных стоят здесь рядом с домами надсмотрщиков, священника и коменданта. Для свободных граждан по единственной улице ходил трамвай, запряженный каторжниками: их здесь перевоспитывали в основном тем, что использовали как тягловый скот. Примерно через 30 лет после основания Порт-Артура эксперимент был признан неудачным и закрыт, а в XX веке потомки свободных жителей, устыдившись образа жизни своих родителей, окончательно покинули эти места. Сегодня целый город является музеем под открытым небом.
Здесь, между руинами бараков и опрятными домиками тюремщиков, все сложные вопросы — о свободе, правах, человеческом достоинстве по обе стороны тюремных стен — кажутся простыми и ясными. В Австралии ответы на них найдены сотню лет назад. Тяжелый опыт подробно изучен, отрефлексирован и даже выставлен в музеях, чтобы у будущих поколений не возникало соблазна поспорить, например, о том, что все-таки лучше — свобода или стабильность?
Австралийцы ответили перед собой не только за раннюю историю, но и за все, что было после. Так, 28 мая 2000 года в Сиднее прошла прогулка примирения: 250 000 человек вышли на сиднейский мост, чтобы попросить прощения у коренного населения Австралии за жестокое обращение. Это была общественная инициатива, ответ на отказ премьер-министра Джона Говарда принести извинения от лица государства (официально власть признала жестокое обращение и попросила прощения у аборигенов только через восемь лет после прогулки примирения).
Еще совсем недавно на этом материке не было ничего: пока не нашли глину и не начали делать кирпич, первые поселенцы и каторжники жили в землянках и скальных пещерах на берегу (теперь это район Рокс, заполненный модными ресторанами). Прошло 200 лет, и в 2012 году Австралия, обогнав Норвегию и США, заняла первое место в рейтинге Better Life Index, ежегодно составляемом Организацией экономического сотрудничества и развития. Но еще большим достижением кажется вот это умение не только в сжатые сроки построить страну для лучшей в мире жизни, не только гордиться ею, но и помнить ее цену и особенно просить за нее прощения.