Новое облако в штанах: как звезда «Слова пацана» Никита Кологривый играет Маяковского

Режиссер и автор инсценировки «Маяковский. Я сам» Семен Шомин пошел по пути пересказа биографии с показом отдельных сцен из жизни поэта, для чего населил спектакль различными персонажами — от Лили и Осипа Брик, поместив  в центр повествования «любовный треугольник», до пса по кличке Щен. Композиция начинается и заканчивается самоубийством поэта. 

Никита Кологривый, прославившийся ролью уголовника Кощея в сериале «Слово пацана. Кровь на асфальте» и эмоциональными высказываниями в адрес российских коллег и медийных персонажей,  — актер, безусловно, наделенный мощной энергетикой и, что особенно важно, большими амбициями. Без них браться за Маяковского невозможно, ведь его поэзию со сцены читали величайшие актеры, герои своего времени. В Театре на Таганке в постановке Юрия Любимова «Послушайте!» 1967 года образ поэта воплощали пятеро актеров: Владимир Высоцкий, Вениамин Смехов, Валерий Золотухин, Борис Хмельницкий и Владимир Насонов. Сегодня их декламацию можно услышать в записи. Для любого современного актера выйти на сцену и прочитать после Высоцкого: «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» — это уже поступок. 

Владимир Маяковский в исполнении Никиты Кологривого — наш современник с ухватками рэп-исполнителя, творящего поэзию из действительности и на ходу. Увы, проявляется это не сразу, а только когда муторное повествование наконец доходит до первой крупной поэтической формы. Актер читает фрагмент «Облака в штанах»  — и срывает аплодисменты в зале. Но до этого Кологривому еще нужно изобразить Маяковского-подростка, затем поучаствовать в комической сценке «Маяковский-бунтарь арестован и дерзит тюремщикам, а те обижаются, словно дети» и сыграть еще много всякой «бытовухи». 

В спектакле даже визуализировано воспоминание Маяковского, как писатель Горький, послушав «Облако в штанах», «обплакал ему жилетку». Советский классик изображен трогательным старичком, хотя на момент написания «Облака» ему было только 45 лет. Актеру эти метания от шуточек на потеху публике к драме даются непросто. Переходя от поэзии к комедии, Никита Кологривый вольно или невольно речью разделяет «бытового» и «поэтического» Маяковского: в стихах у него эталонно звучащий русский язык, но, когда начинаются «разговорчики», он местами глотает гласные в словах, что придает образу поэта подворотную брутальность. 

Маяковский у Кологривого — романтический герой, а другие исполнители существуют в уютном мирке комедии положений. Понятно, что поэт тут же вступает в диссонанс с другими фигурами знаменитого любовного треугольника Лиля — Володя — Ося. Лиля Брик как персонаж режиссеру Семену Шомину откровенно не нравится, и он заставляет актрису Авелину Квасову, исполняющую эту роль, бесконечно кривляться и жеманничать, произнося противным голосом слова об «удовлетворении половых потребностей», от чего сцены любви и измены невозможно смотреть без чувства неловкости.

Шомин выстраивает сюжетную линию любви к Лиле, будто ставит «Клопа» Маяковского. Его муза здесь, словно «нэпачка» из стихотворения «Стабилизация быта» 1927 года, желает лишь мещанского  счастья — лежать в теплой ванне и на чистых простынях. Именно поэтому, а не для того, чтобы встряхнуть и подогреть градус гениальности поэта, и мучает Маяковского, а заодно и Осипа Брика, изменяя обоим с заместителем наркома финансов Краснощековым. Слова из письма Лили Брик Маяковскому актриса декламирует, пританцовывая танго с любовником, словно бьет наотмашь каждым па. 

Время романа Брик и Краснощекова — 1922 год. На этой отсечке в спектакле прекращаются «живые картины» из жизни Маяковского. А чтобы зритель не потерял нить биографии поэта, на сцену выходит некий персонаж и зачитывает по тетрадке все оставшиеся  ключевые вехи в формате энциклопедической справки. Когда доходит до поездки за границу в 1928 году, добавляет деталь: Лиля потребовала купить ей автомобиль, что и было сделано. Не удержался режиссер Семен Шомин и пнул Лилю Юрьевну еще разок.  

Далее  Маяковский-Кологривый существует на сцене почти один — и это лучшая часть спектакля, где звучат только слова самого поэта: дневник-исповедь добровольного заточения 1923 года, фрагменты «Про это». Актеру удается убедительно озвучить голос боли, ад личного одиночества, где холодную воду под ногами он «сам наплакал». Несмотря на то, актер неоправданно энергично мечется по сцене, эти сцены окрашены особой сумрачной эмоцией. Кажется, что Никите Кологривому в его отношениях с образом Маяковского не нужны сопутствующие персонажи, и в будущем он вполне мог бы вытянуть моноспектакль, тем самым оправдав название «Маяковский. Я сам».