«Наши мастера не уступают мировым производителям»: Олег Клодт о рынке архитектуры

Архитектор Олег Клодт родился в семье художников, потомков скульптора Петра Карловича Клодта, которые на протяжении многих лет продолжают заниматься искусством. Окончив МАРХИ, Клодт основал архитектурное бюро, которое создает интерьеры как в России, так и по всему миру. В его портфолио входят как частные проекты, так и крупные девелоперские концепции.

Один из недавних проектов архитектора — лобби в жилом комплексе бизнес-класса «Павелецкая Сити». Forbes Life обсудил с Олегом Клодтом различие между российской и зарубежной архитектурой, господство эклектики в дизайне интерьеров и возможности отечественных мастеров.

— Вы — потомок скульптора Петра Клодта. Чувствуете ли вы во время работы определенную связь в творчестве со своим предком? Бывает ли такое, что во время работы вы обращаетесь к его произведениям, вдохновляетесь его творчеством?

— Общая ответственность за то, что я наследую такую фамилию и принадлежу к этому роду, есть. И тут дело не только в Петре Карловиче. Понятно, что он родоначальник творческой династии и человек известный по всему миру. Но и после него было множество знаменитых художников. В нашей семье во всех поколениях после него были такие. Многие работы висят в Русском музее, Эрмитаже и вообще по всей России и Европе. Среди них был и создатель русской деревянной гравюры и так далее. У меня и папа был художником, и дедушка, в общем, все были художниками. Но с точки зрения вдохновения обращаться к работе Петра для меня странно, ведь его главные произведения — это скульптуры, а не интерьеры и архитектура. 

— А кто в целом влияет на ваше творчество? Кто сыграл решающую роль в формировании стиля?

— Сложно сказать. Мой вкус меняется, интерьеры тоже. То, что я делал 20 с лишним лет назад, и то, что я делаю сейчас, — совсем разные вещи. Я не могу сказать, что я слежу за какими-то определенными людьми. Помню, когда только начинал, мне очень нравился Филипп Старк. А сейчас я даже не взглянул бы на его творчество. Раньше мне нравились его работы с точки зрения смелости, а сейчас не нравятся вовсе. Или, например, когда я начинал пользоваться первыми дорогими брендами, часто выбирал марку Becker, тогда еще очень популярную. Сейчас же она считается чем-то довольно низкопробным. Дизайнер Томас Физант был моим кумиром двадцать лет назад. Мебель, свет — все привлекало в его работах. И вот год назад мы с ним пообедали в Париже вместе, и я уже без всякого пиетета с ним спокойно беседовал, на равных. С возрастом увлечения другими людьми в профессии пропадают.

— Как бы вы описали сейчас свой фирменный стиль? Из чего он складывается?

— Если мы говорим именно про названия художественных стилей, то сложно ответить. Когда занимаешься интерьерами, на мой взгляд, всегда актуальный стиль — это эклектика. Его называют по-разному, фьюжен, например. Но, по сути, это смешение нескольких направлений. Сегодня, если ты пытаешься создать что-то в едином стиле: четкую классику, ар-деко или деконструктивизм, получается очень неактуальная работа, безжизненная. Твое дело как автора и художника — создать именно новую, правильную для этого места, для этих людей и обстоятельств энергетическую атмосферу посредством разных художественных приемов. 

Своим стилем в работе я бы назвал чрезвычайное внимание к деталям и неуспокоенность. Любой проект я разрабатываю лично, выверяю каждый элемент — профиль, карниз, ручку. Для меня это всегда интересно и важно. Интерьер таким и должен быть. В нем важна естественная легкость, но при этом максимально продуманная, выверенная незаметно для других. Все нюансы должны быть известны только мне, а люди видят результат как творческую легкость.

— Расскажите, как вообще формировались концепции лобби в жилом комплексе «Павелецкая Сити»? С чего все началось?

— Когда ко мне пришли с этим проектом девелоперы MR Group, мы совместно обсуждали, какие идеи мне нравятся, какие имена использовать в названиях корпусов проекта, даже со мной советовались.  

Точно была известна только архитектура лобби и адресный посыл: Чикаго, Нью-Йорк, Америка XX века. Это была эпоха расцвета кинематографа, знаменитых актеров, появления «Оскара». Тут уже стал возникать в голове четкий образ: 1920–1930 годы, Empire State Building и Chrysler Building. Вообще в Европе таких зданий в то время просто не было, да и масштаб детализации в итоге был совсем другой.

Здесь, в «Павелецкая Сити», у нас все крупное — по высоте, по размеру. Во время разработки концепции мне вспомнился знаменитый центральный вокзал Нью-Йорка с огромным куполом, необъятным пространством. Так и появилась мысль создать все в масштабе американских небоскребов. Вдохновлялись кино, образами, ощущениями того периода. Часть башен получила женские имена, часть — мужские. Ассоциации с актерами и перенос их образов на пространство каждой локации рождали дальнейшие мысли.

— Как вы адаптировали характеры, черты актеров под интерьеры? Как человека преобразить в лобби?

— На самом деле это не так уж и сложно. Возьмем Мэрилин Монро и Марлона Брандо. Их образы четкие. Марлон сразу ассоциируется с мужской красотой, убедительностью, брутальностью, видишь статного мужчину в шляпе с сигарой. Поэтому в лобби, который назван в его честь, появилась роскошная библиотека из темного дерева, например. Когда же мы говорим про Мэрилин Монро, становится ясно, что в проекте должна проявляться женственность, соответствующие цвета. Мы взяли чувственный пыльно-розовый. Подчеркнули этот оттенок серыми тонами, сделали акцент на арт-объекте — такой я ее вижу, яркой, стильной. Вот так незримо актриса присутствует в интерьере. 

— При создании интерьеров приходилось ориентироваться на архитектуру, которую создал Сергей Чобан, автор «Павелецкая Сити». Как вы прочувствовали атмосферу пространств? На что-то опирались?

— Тогда скорее возникло общее впечатление. Частично то, что я уже говорил. Все башни по размерам соответствуют Нью-Йорку столетней давности, в составе много темного кирпича. Это все довольно просто, но очень гармонично. Можно сказать, выходит небоскребный конструктивизм.

А дальше мы рассматривали сами лобби, они уже не похожи исключительно на старую Америку. Есть разница между тем, что делали в прошлом веке и сейчас. Сегодня мы живем в более лаконичном простом мире. В ту эпоху нужно было себя сильно выражать, расцветал стиль ар-деко и ар-нуво, во всем виделась дороговизна исполнения, было много металла, панно, массивных элементов. Особенно старались показать достаток на фоне Великой депрессии, стремились продемонстрировать благополучие. А наша архитектура соответствует сегодняшнему дню, она лаконичная, ненавязчивая. Мы стремились создать простой и современный интерьер, без тяжеловесности, но при этом ассоциирующимся с США 1920 годов.

— У людей сегодня более глубокое восприятие архитектуры и интерьеров, при выборе недвижимости клиенты все чаще обращают внимание на оформление лобби. Как вы думаете, в чем причина такой внимательности потребителей к «порогу» дома, входной группе?

— Это правда важно. Лобби — ключевое пространство, душа здания. Это место становится буфером между внешним миром и пространством квартиры. А учитывая то, что все это происходит в Москве, одном из самых быстрых, энергетически наполненных городов, месте давящих на людей пространств и бешеного темпа жизни, неудивительно, что клиент тщательно выбирает место, которое вскоре назовет домом.

В Москве человек с утра выходит на работу и проживает день на одном дыхании, вернувшись домой, ему нужно успеть «выдохнуть», перезарядиться и снова быть готовым к следующему дню. Лобби и даже лифтовая кабина играет в этом важную роль. Человек в ожидании лифта проводит много времени. Эти пространства очень важны именно для плавного переключения с улицы на домашнюю атмосферу. Благо в столице конкуренция высокая, строится очень много новых ЖК, все должны найти правильный баланс, занять верную нишу и выделиться на фоне конкурентов. Естественно, общественные интерьеры тоже становятся одним из важнейших факторов этого процесса.

— Какие сегодня можно выделить тренды в современной московской архитектуре?

— Мне кажется, в тренде сейчас уникальность. Девелоперы все меньше экономят на своих проектах. Конкуренция, как я уже говорил, настолько высокая, что остальных нужно как-то побеждать, не экономить на решениях, материалах. В «Павелецкая Сити» у нас все светильники и библиотеки авторского дизайна, например. Совершенно по-другому стали относиться к арту, причем во всем мире. Этот тренд в последние годы получил особое развитие. Девелоперы сами начали осознавать его необходимость.

Если еще несколько лет назад, когда я спрашивал, что у нас будет с артом в пространстве, мне не могли ничего ответить, а просто просили сделать «красиво», то сейчас мы перешли на другой формат работы. С самого начала продумываем, как декор связывается с маркетингом и идеей проекта. Девелоперские компании выделяют необходимые деньги на создание арт-концепции.

У частных клиентов 10 лет назад было так: мы создавали интерьеры, и людям было неважно, какие картины наполнят помещения, какие скульптуры в них будут стоять. Требовалась только общая атмосфера. Сейчас все иначе, появился французский тренд, когда каждый предмет становится важным — будь это журнальный столик или диван. Люди почувствовали, что меняется отношение к предмету как таковому, это коснулось и девелоперских проектов. Работать над проектом «Павелецкая Сити» было легко, потому что вся концепция подчинена понятной идее кинематографа, каждая башня посвящена известному актеру или актрисе. Все пространства мы наполняли фотографиями звезд Голливуда, ассоциативными предметами.

Еще в качестве тренда я бы выделил живые растения: девелоперы стараются вносить их в проекты, создают композиции, вдохновленные Азией и Востоком. Раньше побаивались таких решений из-за сложности в уходе: нужно следить за растениями, не допускать появления жучков, обеспечивать регулярный полив.

— Существуют ли определенные особенности, которые отличают московскую архитектуру современных застроек от других регионов? 

— Москва просто является флагманом, все тянутся вслед за ней. Тренды рождаются здесь, а дальше перемещаются в другие города. Даже Санкт-Петербург работает по такой же схеме. Помню, мы делали для Северной столицы ряд комплексов — к нам всегда приходили с техническими заданиями, которые включали московские разработки. Рассказывали, что им нравится в работах коллег, а что нет. Все их референсы связаны с ЖК в Москве.

— А если сравнить российскую индустрию с мировой, есть ли в России какие-то особенности, разница в подходах при создании интерьеров, архитектуры?

— Нет, я бы не сказал. Только одно могу выделить: раньше мы четко следовали каким-то мировым трендам и, естественно, всегда запаздывали. Большинство проектов, которые реализовывались в Москве, создавали с иностранцами. Они, к сожалению, быстро поняв российский рынок, нашу действительность, не очень сильно напрягались. Копировали собственные проекты, реализованные в том же Лондоне или еще где-то. 

Сейчас мы встали на ноги и работаем самостоятельно. Я вообще не знаю другого города в мире, где бы строилось такое количество новых пространств, как в Москве. Мне кажется, что мы в целом очень быстро догнали мировой рынок и уже точно не отстаем от мировых трендов. Понятно, что определенные моменты подглядываем в Гонконге, Сингапуре, Нью-Йорке, Лондоне, но очень быстро это аккумулируем и создаем в собственной интерпретации. Получаются самобытные проекты, которые не уступают международным.

— Если говорить про возможности отечественного рынка, были какие-то сложности в плане комплектации, дизайна интерьера? Смогли ли российские производители заменить зарубежных?

— Уже много лет я насыщаю все свои проекты — как частные, так и девелоперские — авторскими вещами и могу сказать, что в целом наши мастера уже давно не уступают никаким мировым производителям. Более того, если мне, например, надо сделать дорогую высококачественную гардеробную, я даже не подумаю обратиться к итальянцам или другим иностранным производителям.

Наши специалисты в топе. За рубежом делают хуже, исключением могут стать только немецкие бренды. Проблема до сих пор остается в том, что искусство работы с металлом и стеклом было утрачено и не востребовано со времен СССР. Сегодня эти направления постепенно возрождаются, и довольно быстро. Мы активно развиваем собственное производство в России и видим, с какой скоростью и каким творческим подходом люди создают новые коллекции. Для нас это новые технологии, а для французов они были доступны с XVI века. Мы видим непрерывность этого процесса в мире, в то время как нам приходится начинать с нуля. Однако и российский рынок демонстрирует быстрое развитие, основная сложность заключается в высокой стоимости авторских изделий. Они отлично подходят для частных проектов, но не всегда применимы в девелоперских. Это вынуждает нас находить новые дизайнерские подходы чтобы создавать продукты, доступные при вменяемых бюджетах. Так что это единственная проблема, которую приходится решать.

— Когда вы заканчиваете работу, как понимаете для себя, что проект получился таким, каким вы хотели его видеть? Есть ли какие-то внутренние ощущения?

— Вы знаете, у меня довольно естественное восприятие, потому что всегда много проектов в работе. Между моментом задумки и этапом реализации проходит много времени, поэтому я подхожу к оценке результатов абсолютно объективно. Для меня не существует сравнений «до и после», между этими двумя моментами — большая дистанция. Когда я прихожу на объект, сначала просто воспринимаю атмосферу, а затем начинаю вспоминать, как придумывал ту или иную деталь и как она в итоге выглядит в реальности. Просто оцениваю свои внутренние ощущения, доволен ли результатом или нет. К счастью, чаще всего доволен.

— А бывало ли такое, что вы приходили на свой проект после завершения и понимали, что он выглядит не так, как вы бы хотели?

— Нет, такого никогда не было. Когда я сам занимался авторским надзором, я часто вносил изменения в процессе работы. Иногда видел, что какое-то решение было неправильным, и менял его в моменте. Сейчас я анализирую ситуацию на более ранней стадии, внимательно изучаю все чертежи и вношу изменения на этапе эскизного проекта, поэтому мне кажется странным, что я мог бы увидеть собственное творчество и подумать, что вышло плохо. А на примере жилого комплекса «Павелецкая Сити» — я был скорее приятно удивлен, так как у нас в итоге все получилось даже лучше, чем я ожидал.