Режиссер Борис Хлебников — Forbes: «Осуждение другого — самая глупая позиция»

Режиссер Борис Хлебников больше всего известен широкому зрителю как автор «Аритмии», однако в последние годы он также выступает как продюсер в студии LOOKFILM и преподает режиссуру в киношколе «Студия 24». Его новый фильм «Снегирь» основан на книге «Три минуты молчания» Георгия Владимова, которая была написана еще в 1969 году. Хлебников и сценарист Наталия Мещанинова, с которой он вместе работал на многих фильмах, значительно переделали сюжет и перенесли его в наше время. Картина рассказывает о рыболовецком траулере, который уходит в очередной рейс в Северном море. На этот раз к команде присоединяются два студента (одного из них и играет сын режиссера — Макар Хлебников), которым нужно пройти летнюю практику. Шеф-редактор Forbes Life Екатерина Алеева поговорила с Борисом Хлебниковым о подвиге, стремлении взрослых поучать молодежь, работе режиссера в 2023 году и продюсерских удачах. 

— Вы говорили, что основная мысль фильма заключается в том, что русский человек способен на краткий момент подвига, а к приличной долгой жизни — гораздо меньше. Как вы думаете, почему? Была ли у вас эта мысль изначально, когда вы решили снимать фильм, или она трансформировалась со временем?

— Эта мысль изначально заложена в самой книге. И если с сюжетом мы обошлись достаточно радикально, то идеи сохранили на 100%. Мне эта мысль показалась очень точной, но почему у нас все именно так, я не знаю. 

— Но вы чувствуете, что так было и в 1969 году, и сейчас?

— Я думаю, так было всегда. Если даже взять только русскую художественную литературу, то воспевание подвига и презрение к быту в ней всегда было абсолютным. 

— С одной стороны, их подвиг — это короткий момент в судьбе, но с другой, они ведь действительно спасают людей. Вы спорите с идеей, что этот подвиг и спасенные четыре жизни могут перекрыть то плохое, что они сделали до этого?

— Для себя самих они точно все перекрыли: сделали мерзость, этим подвигом себя обелили, а потом снова сделали мерзость, потому что коллективно наврали, чтобы защититься. Но у себя в голове они в итоге молодцы.

— А если экстраполировать эту историю с одного корабля на страну. Вы думаете, что это верно для всей России?

— Я не снимал философскую притчу, я рассказал одну идею. А до каких размеров она разрастется в голове у зрителя — это уже личное дело каждого человека. Не мне рассказывать, как про это кино думать в таком широком масштабе. Наверное, в разное время оно может по-разному работать — иногда как обобщение, а иногда и нет. 

— Ваши персонажи в «Снегире» кажутся такими инфернальными, то есть и не хорошими, и не плохими. Это касается и взрослых, и детей. У них будто нет системы координат.

— Во-первых, молодые и не обязаны иметь систему координат, потому что они только знакомятся с жизнью, что-то выбирают. Они не обязаны после школы сразу знать, куда поступят, в какой институт. Они очень аккуратно открывают для себя большой мир, а взрослые должны все это уже понимать и помогать детям. Но они обычно только мешают, потому что начинают поучать, говорить «вот мы в ваше время». 

Во-вторых, безусловно, то, что показано в фильме, — это еще и эффект любого закрытого мужского коллектива. С дедовщиной, с издевками, с абсолютным отсутствием памяти о том, что год назад над тобой точно также издевались, — это такая круговая порука.

— Но если герой Тимофея Трибунцева — совсем трикстер, то отец Геннадий все-таки старается помочь. У него есть отеческое желание защитить, но в итоге он с этим тоже не справляется. Получается, круговая порука сильнее? 

— Он проецирует образ главного героя на дочерей примерно такого же возраста, поэтому Никитос его и злит. Хотя девочки скорее его просто не понимают, потому что он их не слушает, не видит в них самостоятельных людей с самостоятельными мыслями. Он может только приказывать, учить, но не слышать и не учиться у них. 

— То есть, на ваш взгляд, двое молодых ребят в фильме лучше, чем старшее поколение? Но герой Макара не поступает в институт, просаживает все деньги, обманывает маму. Тоже не самый приятный человек.

— Мне кажется, как раз очень приятный, потому что именно так и надо молодость проводить, а не по совету родителей поступать в тот вуз, который вам сказали. В молодости надо бросать институты, надо пробовать жизнь, изучать ее каким угодно способом, даже самым опасным и радикальным. Это единственное время, которое можно так проводить, потому что потом будет поздно. 

Я не верю во всех этих мальчиков, которые поступили в институт и покорно учатся, как будто в 17 лет они действительно поняли, чем будут заниматься всю жизнь Большинство из них лет в 30 очухаются и поймут, что занимаются чем-то вообще не тем, им скучно, их жизнь бессмысленна и так далее. Люди, которые все хватают, пытаются попробовать и ищут ключ к себе, потом и добиваются всего в жизни.

— У вас же свой режиссерский курс, где вы учите студентов. Как вы выстраиваете с ними отношения?

— Я никаким образом не лезу в их творчество. Я пытаюсь заниматься исключительно практикумом, то есть мы говорим только о технических вещах, потому что в кино на самом деле много профессиональных навыков. Их мы и изучаем. Я не их Учитель, я просто преподаватель, который отдает свои знания. Секта — это совсем не мое.

— Но, наверное, они у вас спрашивают, что бы вы сделали здесь, как бы вы показали такую эмоцию?

— Да, но я очень стараюсь не вбить им в голову свое видение, а помочь открыться. У каждого из них свой талант: кто-то хочет делать яркие, коммерческие фильмы, кто-то — комедию, а кто-то — авторское кино. Заставлять их делать то, что нравится мне самому, — это максимально глупый план. 

— Вы сейчас еще и продюсируете много проектов, причем достаточно успешных. Вы осознанно решили, что хотите начать взаимодействовать с этой стороной кинопроизводства, или так сложилось постепенно?

— Во-первых, съемками фильмов особо не заработаешь, а у меня семья, которую нужно как-то кормить. Продюсирование приносит деньги. Во-вторых, я особенно и не поменял профессию. Студией LOOKFILM мы занимаемся вместе с партнером Александром Плотниковым, который изначально ей владел и пригласил меня работать. 

В финансовую сторону, например, я совсем не лезу, потому что мне не очень интересно. По сути, я работаю как художественный руководитель. Я помогаю авторам редактировать сценарии, с режиссерами мы обсуждаем кастинг, как и что можно снять, потом сидим на монтаже. 

— Получается, вы выбираете те сценарии, над которыми вам хочется поработать?

— Тут два момента. Сценарий должен нравиться самим авторам — это условие нашей студии, то есть никто из-под палки не выдумывает какой-то странный сюжет, который почему-то его заставили делать продюсеры. Наоборот, к нам почти всегда приходят с той идеей, которую авторы хотят реализовать, а мы уже думаем, интересно ли это нам.

Получается, нам всем просто интересно работать — это главный принцип. По сути, мы вообще не думаем о зрителе, потому что это всегда очень фальшивый путь, когда что-то делают специально для какой-то аудитории. Во-первых, такая позиция очень высокомерная, что ты якобы знаешь, что понравится всей стране. Это чушь собачья. Во-вторых, единственное, чем можно, правда, заинтересовать людей, — это искренностью и энергией собственного интереса. Такие вещи как раз выстреливают. 

Когда к нам пришли авторы «Почки», они сразу же рассказали, как хотят ее  делать. Мы поняли, что это очень круто, хотя им уже отказали много очень талантливых продюсеров, которые говорили, что народ это смотреть не будет — слишком жесткий сценарий и противная героиня. Наверное, риск был большой, но мы видели, как они это хотят сделать, — и получилось абсолютно блестяще.

Про сериал «Обычная женщина» тоже говорили: «Какой ужас! Семья, она содержит бордель, это невыносимо будет смотреть». Валера Федорович и Женя Никишов (продюсеры и создатели независимой кинокомпании «Место силы». — Forbes Life) были единственными, кто откликнулись, и вместе с ними мы это сделали. Получился сериал про новый мир, про главенство женщин, про инфантильность мужчин, про распределение ролей в семье, а все было просто увлекательным фоном.

«Пингвины моей мамы» — абсолютно авторский проект, который придумали Зака Абдрахманова и Наташа Мещанинова. Сначала они писали коротенькие серии по 5–7 минут для YouTube. Но я их уговорил сделать полноценный сериал. На мой взгляд, это один из самых интересных наших проектов, мы его очень любим.

— При этом в вашем продюсерском портфеле есть и якутский фильм «Нуучча», который, кажется, выбивается из остальных проектов?

— С Володей Мункуевым после «Нууччи» мы сняли уже второй фильм, который называется «Кончится лето». Я очень надеюсь, что он выйдет в большой прокат после фестивалей. Это очень сильное кино, потому что, на  мой взгляд, Володя — большой режиссер и абсолютно лидер своего поколения. «Нуучча», на самом деле, тоже очень современный фильм, поэтому он нигде и не вышел. И ни одна платформа его не взяла. 

— Если вернуться к «Пингвинам моей мамы», то его создатели Наталия Мещанинова и Зака Абдрахманова работали с вами и над «Снегирем»?

— Мы с Наташей писали сценарий, а Зака собирала для нас материал. Она ходила в рейс в январе в Баренцево море на две недели и привезла уникальный материал, который нам очень сильно помог.

— Насколько для вас важен такой устойчивый тандем? Вы же и актеров часто снимаете одних и тех же?

— С Наташей мы ближайшие друзья и не только на работе, но и в жизни. Нам просто очень весело вместе работать. Когда мы собираемся что-то писать, то, кажется, что половину времени мы болтаем, веселимся, и из трех часов работы, может быть, час попишем. 

— Когда вы пишете, вы сразу видите каких-то ваших актеров? 

— Не всегда. В «Снегире» я видел всех, кроме Тимофея Трибунцева, потому что мне казалось, что его герой должен быть сильно младше, около 30. Я позвал Тимофея попробоваться на роль капитана, а он сказал: «Хочешь, я сыграю капитана, но, конечно, Юрий очень интересный». 

Я сначала скептически отнесся, а потом я вдруг понял, что он абсолютно прав, потому что, если бы тридцатилетний человек делал все то, что делает Юрий, можно было бы списать это на молодость. А здесь такой пятидесятилетний придурок — и у его поведения уже совершенно другой окрас. Так что я согласился и абсолютно не пожалел.

В итоге единственный человек, кроме детей, у которого в фильме есть рефлексия, — это отец Геннадий, герой Александра Робака. А про остальных мне принципиально хотелось, чтобы это были люди без нее. Они существуют на азарте, на скуке. Кто-то за деньги. Но в целом это абсолютное отсутствие желания думать хотя бы о каком-то смысле своей жизни.

— Дебют вашего сына Макара Хлебникова был в сериале «Пингвины моей мамы». Он рассказывал, что его на роль пригласила сама Наталия. А вы как-то участвовали, насколько эта история получилась «семейной»?

— Наша подруга работала с компанией Валеры Тодоровского. Как-то она пришла и говорит: «Макар, а ты не хочешь пойти на пробы?» Он согласился. Я никогда в жизни его не рассматривал с этой точки зрения. Поэтому спустя какое-то время попросил подругу посмотреть его пробы и удивился, как он классно все сделал. Но в итоге не прошел. 

И когда Наташа начала говорить про главного героя, я предложил попробовать его, потому что он действительно показался мне интересным, я уже сам тогда хотел с ним поработать. Она его попробовала одним из первых, потом пробовала еще полгода — и в результате остановилась на нем. Что, мне кажется, большое счастье для Макара, потому что иметь первым режиссером Наташу — это очень круто и очень правильный опыт вхождения в профессию.

— И когда сейчас вы писали «Снегиря», вы тоже сразу про него думали?

— Я честно пробовал многих других ребят, но я не думаю, что, если я вам скажу, что это был абсолютно объективный выбор, это будет правдой. Мне хотелось познакомиться с ним в работе. 

— И как?

— Очень круто. Для нас обоих это был большой опыт. Я лучше стал понимать, насколько он ответственный, работоспособный, командный. На меня большое впечатление произвела его взрослость, которую я не видел в повседневной жизни.

— Получается, это его подтолкнуло учиться в Московской школе кино. У вас не было сомнений, что, условно, не нужно связываться с киноиндустрией?

— Мои родители мне в жизни ничего не советовали, в том числе и куда поступать. И когда я бросил институт через полгода, они тоже не сказали мне ни слова. Я им за это дико благодарен, потому что считаю, что влезать советами в такую важную вещь, как выбор себя, — это просто невозможно. 

Детям я тоже много раз повторял, что не нужно бояться бросать то, что вы делаете — институт, профессию, что угодно. Это очень советская установка, что у тебя есть институт и потом целая жизнь только с ним будет связана. Когда ты живешь в состоянии того, что сделал что-то нехорошее, если ты ушел откуда-то, — это очень губительная вещь, просто глупость.

— А есть какой-то возраст, когда нужно уже перестать уходить?

— Я не знаю. Например, моя жена Юлия Баталова была очень успешным архитектором, до 35 лет она зарабатывала в три раза больше, чем я. Но потом она сказала, что ей скучно, все бросила и стала режиссером монтажа. Сейчас на рынке она одна из самых успешных. Но больше всего я горжусь тем, что в 35 лет она, добившись очень много в архитектуре, смогла все бросить, потому что поняла, что ей уже не так интересно. 

Получается, профессия у нее стоит на первом месте, а это огромное счастье, когда ты основную часть дня счастлив, а не ждешь, когда он закончится. Это просто как бизнес-план круто, потому что вы отдыхаете только два часа вечером, а с утра снова идете работать. Если они приносит удовольствие, то это обеспечивает вам счастливую жизнь.

— Вы представляете, что когда-нибудь могли бы бросить кино и заняться чем-то другим? 

— Может быть, когда-нибудь я буду только продюсировать, но пока у меня нет ощущения усталости. Я еще хочу многое сделать как режиссер. 

— Но быть режиссером в 2023 году в России, в общем, не самое легкое занятие. 

— Абсолютно с вами согласен. Сейчас найти и вообще понять какие-то смыслы просто невозможно. Есть это ощущение апатии и бессмысленности каких-либо высказываний. С другой стороны, сейчас не может быть и объективного мнения, потому что, например, все самые лучшие фильмы про Вьетнам были сделаны лет через пять после окончания войны. Кино — это не журналистика, оно требует осмысления и постпонимания любого события. 

— Несмотря на вашу позицию, «Снегирь» открывал в этом году ММКФ, возглавляет который Никита Сергеевич Михалков.

— Это была не моя идея, но, с другой стороны, может быть, это как раз та самая публика, которой полезно посмотреть фильм. Вообще, когда я приступаю к работе, я подписываю документы об отчуждении прав. Я уже просто нанятый работник и не могу принимать подобные решения. Это огромные деньги, и за них несет ответственность продюсер, который поступает, как он считает нужным. Это абсолютно правильно. 

Эмоционально у меня могут быть совершенно другие решения, но если ты занимаешься кино, как бизнесом, то ты должен принимать те решения, которые полезны. Других площадок сейчас уже и нет. 

«Снегирь» и так был огромным риском для Сергея Михайловича Сельянова (продюсер, руководитель кинокомпании СТВ. — Forbes Life). Он понимал, что это некоммерческое кино, вложил туда очень много личных денег, потому что ему нравился сценарий. Как и Роман Абрамович. Все это частные деньги, которые люди должны отбить.

— То есть точка зрения, что можно участвовать в том, что пока еще идет и существует, даже если площадка вызывает какие-то вопросы, для вас оправдана? 

— Сейчас каждый должен решать сам за себя, я не буду критиковать ни одного человека. Самое отвратительное, когда критикуют людей, которые хотят жить. Я в это не верю, это вранье. Жизнь так устроена, что люди хотят жить. И продолжать читать книжки, и кино смотреть. Осуждение — это самая глупая позиция. Очень эмоциональная и бессмысленная.

— Вы говорили ранее, что нельзя осуждать молодых за их решения, сейчас — что не нужно осуждать людей в принципе. Зрителю вы тоже не хотите ничего вложить? Он должен сам решить, какие смыслы в ваших фильмах?

— А зачем что-то вкладывать? Если ты хочешь что-то вложить, то можешь написать статью или дать интервью, где сказать обо всем, что хочешь. А кино, как и литература, — это такой момент, когда ты держишь в голове мысль, а потом начинаешь прятать ее внутри сюжета. 

Человеку намного интереснее — более того, это намного продуктивнее работает — не навязанная мысль, а им самим понятая и продуманная. Когда ему вкладывают идею, он не всегда ее присвоит. А если сам до чего-то додумается и родит собственный смысл, то это сработает намного сильнее.