«Бремя современности»: почему общество считает поведенческие зависимости опасными
Вокруг проблемы зависимого поведения до сих пор существует множество ошибок мышления, стереотипов, недостоверной информации, непонимания — именно на этом неочевидном, ложном и недостоверном строятся стигматизированные, то есть исключительно негативные, представления.
Высокий уровень стигмы — одна из отличительных черт стресса всех меньшинств, а зависимые люди, безусловно, остаются в обществе социальным меньшинством. Про них часто можно услышать: «это конченый человек», «бывших наркоманов не бывает», «его только могила исправит». Стигматизация происходит и вокруг смежных социальных проблем, например:
- бездомность: «все бездомные — алкоголики, сами заслужили свою жизнь», «небось квартиру тоже пропил/проиграл?»,
- домашнее насилие: «у них созависимые отношения / у нее адреналиновая зависимость, что с них/с нее взять»,
- сиротство: «родители, наверное, алкоголики или наркоманы, поэтому и бросили?»,
- серьезные и социально значимые заболевания: «мать, наверное, пьяница, поэтому ребенок инвалид родился», «ВИЧ бывает только у наркоманов»,
- вовлечение женщин в проституцию: «тебя в карты проиграли?».
Сами люди с зависимостями также могут воспринимать себя через призму аутостигматизации: «Мне ничего не поможет, это навсегда, что с меня взять, я конченый человек».
Внутри сообществ зависимых таких стереотипов может быть не меньше, чем извне. Так, например, пьющий человек будет считать себя более «привилегированным» по сравнению с человеком с наркотической зависимостью и наоборот. Мужчина-сексоголик в глазах окружающих окажется «Казановой», а женщину осудят как «нимфоманку» или «неразборчивую». Девушка с любовной зависимостью — «размазня и тряпка», а с избегающим типом привязанности — «стерва и молодец». Женщина-наркопотребительница — самое «слабое звено», а героиновый наркоман считается выше по статусу, чем «солевой» («соли» — общее название синтетических наркотиков, которые употребляются в виде порошков, таблеток и курительных смесей, — Forbes Life).
Именно стигма приводит к тому, что люди с зависимостями испытывают постоянное чувство вины и стыда. При этом большинство реабилитологов, занятых в работе с аддикциями, считают его преодоление труднейшей частью процесса выздоровления. Эти чувства формируют у человека представление, что проблема зависимости — непоправима и несовместима с «нормальной» жизнью, и становятся одним из серьезных факторов, не позволяющих отказаться от такого поведения.
Три отличия зависимого поведения
В широком смысле зависимость — это состояние, при котором человек испытывает постоянную потребность в воздействии на организм конкретного фактора. Если это алкоголь, никотин, наркотические вещества или лекарственные препараты, речь идет о химической зависимости. Если же это определенная деятельность, например, компьютерные или азартные игры, покупки, секс, работа, спорт, риск, изменение внешности, то такую зависимость называют поведенческой.
Их объединяет общий нейробиологический механизм формирования — выброс дофамина (нейромедиатора, который называют одним из «гормонов радости») в ответ на получение удовольствия. Желание снова испытать прилив дофамина заставляет искать воздействие источника удовольствия вновь и вновь.
В соответствии с биологической теорией эмоций П. К. Анохина, направленность поведенческих реакций полностью определяют наши эмоции. Нейробиолог и генетик Владислав Солдатов разъясняет: «За удовлетворение потребностей организм получает «награду» в виде позитивных эмоций, а за неудовлетворение — «наказание» в виде негативных. По большому счету все, что мы делаем — это избегаем «наказания» (голода, боли, усталости, стыда, социальной и информационной депривации) и гонимся за «наградой» (едой, сексом, признанием, общением). И если какой-то фактор активировал зоны удовольствия, мы непременно это запомним и сформируем мотивацию искать воздействие этого фактора в дальнейшем». Впрочем, далеко не все, что приносит человеку удовольствие, превращается в химическую или поведенческую зависимость.
Поводов для беспокойства нет ровно до тех пор, пока человек остается «хозяином своей жизни», то есть при необходимости имеет возможность совершать повседневные выборы автономно от привычки или привязанности. Такая возможность — это необходимая для выживания адаптивность: «Я могу изменить выбор и поведение, если какое-то действие или какие-то отношения перестают быть безопасными». Если же такая возможность утрачена, поведение становится дезадаптивным.
- Дезадаптивность — это первая особенность зависимого поведения. Впрочем, и здесь не обошлось без эмоций. Владислав Солдатов объясняет: «Помимо того, что зависимость всегда дезадаптивна, степень негативных эмоций, которые возникают при отсутствии воздействия источника аддикции, превышает некоторый терпимый порог. Другими словами, присутствует «синдром отмены».
- «Синдром отмены» — это вторая особенность. В случае химических зависимостей без воздействия веществ организм страдает физически. В случае поведенческих зависимостей боль носит скорее психологический характер, но может быть ничуть не менее, а иногда и более невыносимой, чем физическая. В обоих случаях «синдром отмены» — прежде всего, положительных эмоций — пересиливает здравый смысл и страх небезопасного поведения и формирует перманентную мотивацию к поиску повторения. При этом нарушенный баланс между положительными и отрицательными эмоциями может быть восстановлен только при воздействии именно того фактора, который вызвал зависимость.
- Специфичность — это третье отличительное свойство. В нем кроется основное отличие химических и поведенческих зависимостей: пока «синдром отмены» имеет психологическое происхождение, ее можно преодолеть, задействовав другие способы получить удовольствие. А в случае химических зависимостей, как ни активируй зоны удовольствия, будет необходим тот же компонент.
Что объединяет порицаемые и одобряемые зависимости
Владислав Солдатов прямо указывает на то, что химические зависимости — «тяжелейшее бремя современности». Однако общество оценивает их по-разному. Некоторые могут быть условно приемлемыми, а в определенные исторические периоды или в определенных сообществах даже становиться популярными и романтизироваться.
Например, одно время курение входило в моду у женщин, а подростки, молодежь и сегодня часто воспринимают сигареты как атрибут «я взрослый, я крутой». Употребление наркотических веществ в начале прошлого века ассоциировалось с принадлежностью к элите, бомонду, поощрялось в творческих кругах. Употребление алкоголя и сегодня часто возводится в ранг особой культуры, а алкоголизм интерпретируется как часть культурного кода.
С другой стороны, некоторые даже поведенческие зависимости могут осуждаться, потому что общество оценивает их как социально опасные. Например, клептомания, непреодолимая тяга к совершению краж, даже имеет отдельную кодировку в Международной классификации болезней (МКБ). Зависимость от гаджетов, компьютерных и онлайн игр, социальных сетей и интернета — набирающая обороты проблема. Зависимость от просмотра порно, особенно в подростковом возрасте, пока она только осознается как нарастающая, однако уже понятно, что она может иметь катастрофические последствия.
Любое зависимое поведение, как бы оно ни оценивалось самим носителем аддикции или социумом, наносит ущерб и жизни конкретного человека, и обществу. Если говорить о химических зависимостях, то их негативные последствия более очевидны.
В книге «Без дна. Зависимости и как их победить» Джудит Гризел, сумевшая преодолеть наркотическую зависимость, приводит данные о том, что зависимости (автор говорит преимущественно о наркомании) — главнейшая проблема мирового здравоохранения. Она затрагивает примерно каждого пятого жителя планеты старше 14 лет и обходится в пять раз дороже проблемы ВИЧ и вдвое дороже рака. Для США это означает, что почти 10% бюджета на здравоохранение тратится на предотвращение и диагностику аддикций, а также на лечение людей, страдающих наркоманией.
Марианна Ильина, член президиума Реабилитационного центра «Дом надежды на Горе», который с 1996 года работает в Санкт-Петербурге по проблеме алкогольной зависимости, отмечает: «Алкоголизм приводит к утрате социальных связей человека, к распаду семьи, потере трудоспособности, росту уровня домашнего насилия, социального сиротства и многим другим негативным последствиям, которые можно вложить в короткую формулу «разрушает здоровье и жизнь».
Для поведенческих зависимостей негативные последствия могут быть не столь очевидны, однако не менее серьезны. Например, возвращаясь к одной из осознаваемых обществом современных проблем — зависимости от просмотра порнографии, Гэри Уилсон в своей книге «На порно игле. Порнография и природа зависимости» приводит очень яркие примеры негативных последствий.
У зависимых от порно людей диагностируют низкую самооценку, проблемы с концентрацией, недостаток мотивации, социопатию, депрессию и другие психопатологии. Сами зависимые сообщают об изменениях в сексуальном поведении (например, ухудшается эректильная функция) и даже сексуальной ориентации. Они делятся тем, что у них появились сильные страхи, например, невозможности иметь реальную близость из-за сексуальной дисфункции, и аутостигма, то есть исключительно негативное отношение к самим себе как к «извращенцам». У многих появляются суицидальные мысли.
Исследования связывают трудоголизм с повышенными рисками инсульта. Медиа приводят шокирующие примеры крайней приверженности изменениям тела или фитнесу, а шопоголизм усугубляет экологические проблемы и перепотребление.
Как решать проблему зависимости
В профессиональном сообществе существует консенсус: вопрос, как развиваются аддикции, сегодня изучен значительно лучше, чем вопрос о том, как их преодолеть, и особенно — как не допустить.
Несколько лет назад нейробиолог и профессор психологии развития Марк Льюис в книге «Биология желания. Зависимость — не болезнь» постулировал, что представление о зависимости как о болезни — ошибочно. Эта ошибка усугубляется необъективной трактовкой данных нейробиологии, а также привычкой врачей и ученых игнорировать роль личностных особенностей в развитии патологических состояний.
Однако Льюис не предлагает совсем исключать разговор о биологии зависимости, но приглашает исследовать ее более пристально — в связи с жизненным опытом зависимого. Зависимость, считает автор, — это привычка, которая, как и многие другие привычки, укореняется за счет ослабления самоконтроля, то есть в ответ на личностные и социальные факторы.
Владислав Солдатов также делает акцент на важность социального и личностного компонента в преодолении и профилактике зависимостей: «Как генетик я уверен, что вообще ко всему есть генетическая предрасположенность. Даже кирпичи чаще падают на тех, кто склонен ходить по стройкам. Но это никак не влияет на пользу от профилактического ношения каски. И даже помогает найти тех, кому каска нужна в первую очередь. В некотором смысле понимание механизмов зависимости — это ключ к свободе. Ведь когда знаешь, как именно был завязан узел, легче его развязать».
Но, помимо нейромедиаторов и генов, в формировании аддикции участвуют и бесчисленные факторы окружающей среды. Автор книги «Без дна» напоминает, что одна из самых поразительных находок современной нейрофизиологии состоит в том, что мозг служит почвой, из которой растут наши мысли, чувства и поведение, но они оказываются продуктами и внешних факторов тоже.
Джудит Гризел подтверждает, пожалуй, самый главный гуманистический постулат: человек — общественное существо (в других интерпретациях, «социальное животное»). Он воспитан в таких контекстах, которые оказывают глубинное влияние на структуру и активность наших геномов, на поток электрохимических импульсов между нейронами и, следовательно, на все, что мы делаем и испытываем.
Поэтому здоровая противоположность зависимости — это не трезвость (в прямом или метафорическом смысле), а возможность выбора. Именно ее утрачивает зависимый человек. Значит, и ключ к решению проблемы лежит в возвращении (часто — в возвращении себе) этой принципиальной возможности. Но сделать это гораздо сложнее, пока в обществе остаются стигматизированными многие виды зависимостей.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.