Музыка: между подворотней и Pink Floyd
Альбом «Сто лет одиночества» группы Летова «Егор и о****еневшие» («ошеломленные». — Forbes Life) начинается со звукового оксюморона. Сперва идут скрежещущие и гулкие удары, судя по всему, по струнам пианино. Нечто похожее можно было услышать у ранних Pink Floyd или другой англоязычной психоделической группы конца 1960-х. Но затем начинает по-дворовому бренчать акустическая гитара, а сам Егор Летов — петь залихватскую песню в частушечном стиле, время от времени вставляя матерное слово.
Если выбрать для музыки «Гражданской обороны» и других его проектов какое-то простое и понятное определение, то это «панк». Однако нечто близкое к чистокровному панк-року Летов делал только в начале пути: в середине 1980-х «Гражданка» действительно была одной из первых панк-групп в СССР, но у Летова и его друзей было собственное понимание жанра. Если большая часть перестроечных панков играла примерную кальку с The Sex Pistols, то «Оборона» примешивала к привычному звуку нойз, фолк и авангардную поэзию. Кустарный, часто некомфортный для ушей звук «Обороны» окрестили «сибирским панком».
Однако уже в те годы Летов сочиняет хиты «Все идет по плану» и «Зоопарк» — если очистить их от гитарного перегруза (искажение гитарного звука. — Forbes Life), оказывается, что это простенькие песни на четырех аккордах, которые так хорошо петь где-нибудь на скамейке.
В начале 1990-х Летов пересобрал свою группу под непечатным названием «Егор и о****еневшие» и придумал новое звучание: теперь это было весьма своеобразное подражание американскому и отчасти британскому року эпохи хиппи. Если название группы намеренно отпугивало медиа, то источники вдохновения резко контрастировали со вкусами российских панков. В списке его любимых альбомов фигурируют Love, The United States of America и другие малоизвестные в России, но культовые на западе психоделические артисты. Летов отчасти вернется к такому звучанию на последнем альбоме «Зачем снятся сны?», который посвящен лидеру Love Артуру Ли и основателю Pink Floyd Сиду Барретту. При этом психоделия у Летова получалась местами даже русской народной.
В середине 1990-х «Гражданская оборона» обрела свой стабильный стиль: практически во всех ее песнях гитары образуют «стену звука», где любая отдельно взятая нота настолько размазана, что едва различима на общем фоне. В тогдашней России и слова-то такого не знали — «шугейз»; а Летов — осознанно или нет — делал нечто близкое к этой модной музыке с Британских островов.
Завсегдатай московского музыкального магазина «Трансильвания», Летов вообще был большим знатоком самой разной музыки и не проводил различий между противоречащими друг другу культурными пластами. Образцовая иллюстрация — альбом «Звездопад», где Летов поет песни из советского кино 1960–1970-х (Шаинский, Окуджава, Таривердиев). Панк-группа «Приключения электроников» построила карьеру на комическом совмещении рока и сентиментальных ретропесен. Летов делает вроде бы нечто похожее, но в «Звездопаде» нет ничего шуточного: даже серенада из «Бременских музыкантов» звучит у него не менее органично, чем у исполнявшего оригинал Муслима Магомаева.
В «Гражданской обороне» много такого, что легко вызывает раздражение: от своеобразного микширования, при котором вокал оказывается слишком «близко», до табуированной лексики. Но в то же время и понравиться все это может кому угодно. Летов вобрал в себя столько самых разных влияний, что в правильном настроении впечатляет и подростка из неблагополучной семьи, и столичного сноба-меломана, и любителя советской песни. И даже Никиту Михалкова.
Слова: передозировка для фантазии
Интервьюер Николай Солодников предлагал своим гостям «погадать» на книге стихов Летова. Политологу Екатерине Шульман (признана в России СМИ — иностранным агентом. — Forbes Life) попавшиеся строки не понравились:
«Словно ножики в пышное мясо,
Словно пули в любимое тело,
Словно искры в запекшийся снег,
Словно клювы в тревожные норы…»
«Так долго можно писать-то!» — воскликнула Шульман. И правда, многие тексты Летова на первый взгляд создают впечатление бесконтрольного потока спутанного сознания. Его перечисления утомительны, как список кораблей. Часто кажется, что некоторые слова он выбрал случайным образом, подобрав первое попавшееся прилагательное или наречие, которое впишется в стихотворный размер:
«Сырые закоулки, газированные реки,
Стальные веки, грозные нули,
Усталые истерики, повальные успехи,
Сухие рты, седьмые небеса».
Впрочем, припев как раз этой песни приоткрывает принцип творческого метода Летова. «Каждый миг — передозировка на все оставшиеся времена», — поет он. Едва ли не большинство его текстов стремятся устроить слушателю небольшую передозировку.
Летов организует своего рода DDoS-атаки на наше воображение: мозг только-только обработал какое-нибудь с трудом визуализируемое словосочетание (вроде «злорадных жертв инстинктивной лжи»), как в него уже летит новое (например, «политических позиций перезрелые финики»). Даже зная, что ничего конкретного он в виду не имеет, слушатель силится вникнуть в эти фразы по отдельности и понять, как они связаны. Голова перегревается.
Политические позиции в текстах Летова находят часто. Популярная песня «Все идет по плану» и история его участия в Национал-большевистской партии (признана экстремистской организацией. — Forbes Life) создали Летову образ политического радикала — правда, неясно, борца против советской империи или ее восстановителя. Но Летов был скорее антиполитичен. Часто указывают на его яростный нойз-роковый шедевр «Я всегда буду против» — мол, автор сдержал обещание и протестовал против любой власти. Можно было бы назвать его анархистом, но песня «Я не верю в анархию» у него тоже есть.
Отношение власти и человека («Мы — лед под ногами майора»), квасной патриотизм («Хороший царь и знакомая вонь»), войны, революции и репрессии — все это явно вызывало у Летова сильные чувства, которые он выражал в словах и нотах. Один из главных примеров — песня «Родина», записанная в 1995 году:
«Вижy — поднимается с колен моя Родина!
Вижy, как из пепла восстает моя Родина!
Жаpко pазгоpается во мне моя Родина!
Слышy, как поет моя советская Родина!»
Кажется, это гимн человека вполне определенных взглядов, но, как объяснял сам Летов, это трагическая песня о родине, «которой, собственно говоря, и нет, которая не то что поднимается с колен, а увязает в невиданной жопе все глубже, и туже, и безысходнее». В общем, в «общественно-политических» текстах Летова точно не стоит искать однозначности.
Но главное, что они были лишь частью широкого спектра летовских тем — от Христа до ЛСД. Есть точка зрения, что больше всего Летова-поэта интересовала смерть: видимо, о визите костлявой написана его самая мощная песня — леденящий языческий заговор «Прыг-скок»: «Прохудилась кожа, опустела рожа, руки свело, а душу вымело за околицу — досадный сор из мясной избушки».
Однако другие песни указывают на то, что жизнь занимала Летова больше, чем смерть. В его представлении, компактно выраженном в той же «Передозировке», жизнь — это огромный поток экстремальных ощущений, жутких и блаженных, которые по идее должны быть невыносимы для хрупкого человека. Но которые он все-таки выносит.
Личность: аквариум без стекла
При поверхностном взгляде на Егора Летова возникает стереотипный образ «проклятого поэта» — терзаемый внутренними демонами, талантливый хулиган провел недолгую жизнь в метаниях между провокацией и саморазрушением. Но по многим параметрам Летов — антоним этого клише.
Только под брендом «Гражданской обороны» было записано порядка 25 альбомов (смотря как считать), количество побочных проектов не поддается исчислению. Да, в поздние годы они выходили реже, но на каждую запись уходило все больше сил и времени. Есть ощущение, что вся его жизнь являла собой непрерывный творческий раж. И кстати, Летов — один из тех немногих рокеров, чьи поздние песни ценятся ничуть не меньше, чем ранние; его творческий тонус имел огромный срок годности.
Многие исполнители, достигнув зрелости, довольно вяло отвечают на вопрос о любимой музыке: дескать, давно перестал следить, да и времена уже не те. Летов же следил, и не только за музыкой: всегда что-то жадно читал и смотрел. Проклятые поэты такими энтузиастами не бывают. А еще в «депрессивном» Летове было много добра и любви — будь то к его великой спутнице Янке Дягилевой или к котикам.
Творчество Егора Летова можно представить как массивное «облако тегов», в котором на равных витают понятия «Окуджава» и «анархия», «шугейз» и «Бременские музыканты», «Евангелие» и «полный ****ец». Разные аудитории вольны видеть в нем автора веселых панк-песен и наследника ОБЭРИУ, проводника хиппи-культуры и великого патриота, борца с тоталитаризмом и пламенного большевика.
В 2007 году Летов говорил в интервью: «Человек — это как аквариум с рыбками, который находится внутри океана. А при смерти он ломается. Он все равно там остается, но у него уже нет рамок». Может быть, главная особенность Летова как личности в том, что он и при жизни игнорировал привычные рамки и границы.
Для него не было разницы между матерными частушками и символической поэзией, между панк-роком и авангардными коллажами, между героем британской психоделии Сидом Барреттом и советским композитором Александрой Пахмутовой. Между жизнью и смертью, возможно, тоже.
Первый альбом «Гражданской обороны» называется «Поганая молодежь», а последний — «Зачем снятся сны?», оба вполне соответствуют своим заглавиям. И на обеих пластинках есть одна и та же песня, чей припев можно считать девизом всей жизни ее автора: «Я летаю снаружи всех измерений».
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора.