Босиком, под дождем, с собакой: как двадцатилетние играют в театре Шекспира и Чехова
Классика в новой локации
Классику играют босиком, на песке, на полу, актеров засыпают землей. В «Месяце в деревне» по Тургеневу в МХТ им. Чехова актеры у режиссера Егора Перегудова существуют под проливным дождем — три часа подряд, мокрые до нитки. Зрителям выдают пледы, и пахнет сеном. На каждый спектакль его завозят по две тонны — свежего.
В Уссурийском театре драмы в спектакле питерского режиссера Романа Габриа по пьесе Василия Сигарева «Каренин» Вронский сам кладет Анну (Мария Макарова) на рельсы, и она медленно скатывается по ним на руки монашки — прямо к Богу под церковный хор. Вронский здесь заикается, а Каренин так тяжело переживает измену Анны, что с ним в прямом смысле случается удар. Половину спектакля актер Борис Бехарский играет с перекошенным лицом — будто в состоянии правостороннего инсульта, а сам спектакль оформлен в духе «провинциальной дискотеки».
Не менее смело «взрослые» режиссеры интерпретируют классику в Пскове. В местном Театре драмы «Дядю Ваню» поставили как хроники из жизни садового товарищества. Чехов режиссера Павла Зобнина сразу стал ближе и понятнее: оказалось, чеховским текстом легко разговаривать на природе, в состоянии легкого опьянения. Кто-то завел роман, кто-то давно томится от любви. Поругались, помирились, устали друг от друга и разъехались. Елена Андреевна (Линда Ахметзянова) ходит в кроссовках, ее муж, профессор Серебряков — в спортивном костюме adidas, а Соня (Александра Кашина) — в желтом дождевике. Дядя Ваня в исполнении Андрея Кузина чем-то напоминает Эльдара Рязанова, и оттого кажется нам еще ближе. Астрова играет звезда новосибирского «Красного факела» Георгий Болонев. Чеховский доктор здесь брутальный, бритоголовый и не снимает военных брюк. Но вместе с тем абсолютно понятно, зачем он сажает деревья, почему умиляется каждому кустику и переживает, что сократилось поголовье лосей в уезде. Ему, прошедшему не одну войну военврачом, застрявшему в захолустье уездным лекарем, лечащим артрит, нужно хоть в чем-то искать вдохновение.
Три новых «Вишневых сада»
Что до Москвы, то здесь сразу три свежих «Вишневых сада». Андрей Кончаловский в Театре им. Моссовета восстановил свою постановку 2016 года. Юлия Высоцкая играет по Станиславскому в кружевах с зонтиком и в шляпке Криппер-Чеховой. В Театре на Бронной та же героиня выходит на сцену из парижского поезда как из примерочной ЦУМа и с сумочкой Dior. Но круче всех Раневская Ирины Апексимовой в Театре на Таганке, в спектакле Юрия Муравицкого. Порочная, роковая, пагубная, она ходит в парике Клеопатры, поет в микрофон французские песенки и пристает к мужчинам в зале.
Муравицкий поставил «Вишневый сад» как комедию, эстрадное представление, парад чеховских звезд, в свете неона и с красным ковром на лестнице. Наблюдая за неистовым весельем на сцене, невозможно не думать о том, что скоро эту веселую кучку гедонистов, пьющих кофе в три утра и завтракающих шампанским, сметет новая эпоха деловых людей — и поделом. В постановке на Таганке пьеса Чехова наконец стала такой, какой задумывал ее автор: «Хочу написать смешную пьесу, где бы черт ходил коромыслом», — признавался Антон Павлович.
Шекспир молодеет
Но самое немыслимое — и интересное — с классикой сегодня делают студенты. Молодые развлекаются без оглядки на мнение консерваторов. Меняют финалы, выбрасывают ненужных им героев, сокращают огромные пьесы Шекспира и Чехова до одного часа. В классике им ближе тема семьи, отцовства, материнства и дома — это то, чем они живут сегодня. Любовные линии в их трактовках пьес практически отсутствуют.
Самая знаменитая студенческая работа — «Гамлет» сына актера Михаила Трухина Егора — идет всего час. Пьесу студент мастерской Сергея Женовача в ГИТИСе рассказывает практически своими словами. Сам принц — современный подросток — переживает уход отца и страдает от токсичных отношений с матерью — те в итоге доходят до инцеста.
У любимца театральных блогеров Гоши Мнацаканова «Король Лир» в Высшей школе искусств Райкина тоже идет всего час. В пьесе режиссера интересует прежде всего раздел имущества, поэтому в постановке он оставил только Лира, Гонерилью, Регану и Корделию и назвал спектакль соответствующе — «Легенда о короле Лире и его дочерях».
Чехов усложнился
В «Трех сестрах» Ярослава Жевнерова, студента мастерской Олега Кудряшова в ГИТИСе, 22-летняя Серафима Гощанская играет сразу трех сестер: и Ирину, и Машу, и Ольгу. Ее Ирина празднует именины в окружении двадцати самоваров — по количеству исполнившихся ей лет. Самовар здесь признак поражения, несложившейся жизни, а маршрут РЖД из Перми в Москву только нарисован мелом на стене — как символ мечты, которая никогда не сбудется.
Две студенческие работы мастерской Сергея Женовача в ГИТИСе — «Три сестры» и «Гамлет» — уже стоят в репертуаре театра Школа драматического искусства, на них можно купить билеты.
Не обходит стороной чеховскую классику и все тот же Гоша Мнацаканов. Еще на четвертом курсе он поставил «Даму с собачкой» Чехова. Назвал ее «Собака с дамочкой». Главный герой здесь — собака, и это самый настоящий «собачий бред». Пса зовут Бром Исаевич, как таксу Чехова. Играет его сын актера Григория Антипенко Александр, тоже студент, без всякого грима и на двух ногах (то есть на задних лапах). Его бездомная подруга Каштанка в черном «лохматом» костюме подсаживается в первый ряд к зрителям и лезет обниматься. Действие происходит в Крыму среди лежаков, продавцов вафельных трубочек, пахлавы и чурчхелы. Там же, если верить фантазиям режиссера, с конца XIX века бродит отец cестер Прозоровых в белом кителе с орденами и ищет свой полк — а заодно Машу, Олю и Ирину. Гуров с Анной Сергеевной встречаются на пляже. Анна — кто-то вроде городской сумасшедшей, у Гурова украли одежду, и он сидит на лежаке в трусах и сланцах.
Тут стреляют, бегают друг за другом, любят, расстаются, поют арии и джаз, ходят в художественную галерею, смотрят кино про собак, вспоминают Белку и Стрелку, собаку Павлова, Муму, Бетховена и, конечно, собаку Баскервилей. Каштанка служит в театре на полставки, Гуров, вернувшись в Москву, ходит с целлофановым пакетом, где лежат пляжные принадлежности. А также с длинным деревом, вырванным для него с корнем дамой с собачкой еще в Крыму, — оно символизирует любовь, которую надо бы вырвать с корнем, да не получается.
За талантливо исполненную фантасмагорию Гошу Мнацаканова полюбили критики. Спектакль сравнивают с постановками Дмитрия Крымова, в которых классический сюжет тоже всего лишь повод рассказать совсем о других вещах.
А вот Островский и Гоголь упростились
Весьма вольно обращается с классикой и другой студент Сергея Женовача — Евгений Закиров. Он поставил в Школе драматического искусства «Грозу». Действие у Закирова происходит в школе — среди парт и у школьной доски. Правда, парты потом опрокидывают — как символ постылых зазубренных истин и старого мира, который тоже неплохо бы перевернуть. Катерина (Александра Лахтюхова) — девушка мятежная, страстная, волевая — скорее, меч, чем луч. Даже за Кабаниху с такой Катей страшно, не то что за бесхребетных Тихона с Борисом. В финале Катерина огромным ножом перережет все «темное царство» и останется стоять у школьной доски — в пальто и с чемоданом, — раздумывая о том, что делать дальше: то ли со скалы броситься, то ли двинуться вперед к новым свершениям. Скорее всего, выберет второе.
Впрочем, интерпретация Закирова кажется не такой уж смелой, если сравнить ее с тем, что сотворил с «Мертвыми душами» Александр Золотовицкий, студент Олега Кудряшова в ГИТИСе. Из сюжета Гоголя Золотовицкий убрал Собакевича, Ноздрева, Плюшкина, Манилова и Коробочку. Оставил только Чичикова и собственно сами «мертвые души». Из четырехсот купленных покойников за Чичиковым приходят шестеро — Степан Пробка, Елизавета Воробей, Антон Волокита и другие. Они сулят ему райскую жизнь: кормят, поят, ведут в баню и даже женят. Фантазия Чичикова начинает работать так интенсивно, что он сперва представляет себя херсонским князем, а потом берет выше — и мечтает стать государем российским. Но с мертвыми иметь дело опасно. Они приходят мстить — уносят Чичикова в преисподнюю и делают его номером 401 в том самом списке.