«Стыдно быть человеком»: как искусство помогает переосмыслить травмы прошлого

Искусство всегда остро реагирует на исторические потрясения — травматические события исторического масштаба дают очень мощный импульс художникам для осмысления и оценки реальности. Справедливости ради стоит сказать, что войны и насилие, совершаемое в масштабах истории, всегда получали эстетическое переосмысление, однако именно события Второй мировой войны отчетливо показали необходимость осмыслять историю как травму — личную и коллективную. Вопрос о том, как оказались возможны лагеря массового и систематического уничтожения людей в Германии, стране высокой культуры и гуманистических идеалов, стал вызовом для послевоенной Европы. 

В 1960-е годы на исследования травмы оказали влияние феномен антипсихиатрии, в частности британский психиатр Рональд Лэйнг, а также философия безумия, в особенности работы французского философа Мишеля Фуко. К 1990-м годам оформилась дисциплина, изучающая социальные и исторические потрясения подобного порядка, — аналитика травмы, у истоков которой стояли Кэти Карут, Марианна Хирш, Шошана Фелман, Дори Лауб и многие другие. 

Кэти Карут указывает на универсальный характер такого рода травмы. Она наносит ущерб психике индивида и при этом вызывает общий ответ во времени, то есть личная травма оказывается опосредована в коллективную. Благодаря исследованиям Джеффри Александера и других социологов возникло понятие культурной травмы. Они показывают, как культура сообщества, затронутого коллективной травмой, претерпевает необратимые изменения и разрушается. 

Искусство в этом отношении решает ряд важнейших задач, одной из которых является восполнение утраты, которую понесла культура вследствие травмы.  Например, в Руанде в рамках осмысления последствий геноцида был создан театральный фестиваль Ubumuntu Arts Festival в 2015 году. Сейчас он уже вышел за рамки руандийской культуры, в фестивале участвуют театральные деятели со всего мира. Основательница и куратор фестиваля Хоуп Азеда видит в искусстве инструмент для примирения, когда диалог уже невозможен. 

Другая, не менее значительная задача — свидетельство, возможность выразить травматический опыт. Травма имеет свойство оставаться невысказанной, невыразимой, таким образом человеческая психика защищается от невыносимых переживаний. Исследователь посттравматического стрессового расстройства и психиатр Бессел ван дер Колк в своем знаменитом труде «Тело помнит все» с позиций нейробиологии указывает, что травма и дальнейшее ее проживание деактивируют речевые центры мозга. В то же время оказываются активными зоны правого полушария мозга, ответственные за эмоции и интуицию.

Искусство дает возможность выстроить дистанцию между субъектом и событием, позволяя тем самым событие зафиксировать и выразить. Боль и страдание, которые заключает в себе травматический опыт, находят свое выражение в символических формах. Марианна Хирш, философ и исследовательница травмы, обозначает такое искусство как своеобразную форму памяти, связывающую между собой поколения, как один из «механизмов передачи травматического знания и материализованного опыта». Из этого представления рождается идея об истории как о множестве частных жизней, множестве субъективных свидетельств. Это хорошо иллюстрирует выставка «The Lonka Project. Человек под номером», представленная в Еврейском музее и центре толерантности, который объединил в себе множество фотографий и историй людей, переживших холокост.

Стратегии осмысления травматического опыта в искусстве 

Важнейшая стратегия осмысления коллективной травмы — сделать ее видимой. Это фиксация событий и свидетельство о насилии, которое стало источником травмы — например, фильм Клода Ланцмана 1985 года «Шоа». Ланцман объединил свидетельства жертв и участников геноцида, не прибегая при этом к исторической хронике, в результате перед зрителем реконструируются события холокоста с нового ракурса. 

Другой путь — метафорическое осмысление исторической катастрофы. Метафорическое восприятие катастрофы можно увидеть в текстах немецкоязычного поэта еврейского происхождения Пауля Целана.

Еще одна возможность выразить травматический опыт в искусстве — не прибегать к прямому обращению к самому событию, но разными ассоциативными путями привести воспринимающую аудиторию к рефлексии над этим событием. Например, арт-объект Марины Абрамович «Кристаллическая стена плача», посвященный 80-летию трагических событий в Бабьем Яре. Это сорокаметровая стена из черного камня, в которую вмонтировано несколько рядов кристаллов — на уровне головы, сердца и живота смотрящего. По замыслу Абрамович, ее работа является концептуальным продолжением Стены Плача в Иерусалиме, которая в Бабьем Яре становится Стеной Плача и Исцеления.

Практики арт-терапии

Помимо свидетельствования, другая не менее значительная задача искусства, осмысляющего травму, — терапевтическая. Невыразимость травматического опыта лишь усугубляет болезненные переживания, человек вновь и вновь возвращается к самому событию, и это постоянно травмирует его. Бессел ван дер Колк отмечает, что люди, страдающие посттравматическим стрессовым расстройством, при обстоятельствах, которые способствуют припоминанию травмирующего события, заново его переживают. Это подтверждает его эксперимент с нейровизуализацией. Травма подобна заклятию — заклятие можно победить, только назвав его. 

Возможность в какой-то форме выразить травматический опыт оказывает значительный терапевтический эффект. Люди, имеющие тяжелый травматический опыт, часто прибегают к арт-терапевтическим практикам. Танцевальные, музыкальные и художественные практики показывают свою эффективность при работе с жертвами сексуализированного насилия, беженцами, бывшими военными. Люди выражают свою боль, которая остается неподвластной рациональному выражению, посредством рисунков, пения или танцев.

Для художников эстетическое измерение остается важнейшим способом выразить свое психологическое и эмоциональное состояние. Японская художница Яёй Кусама известна своими инсталляциями, которые созданы на основе повторения элементов, выстраивающихся в узор. Чаще всего в работах Кусамы присутствуют бесконечно множащиеся точки. Таким образом художница «заговаривает» свое психическое состояние, сопровождающееся галлюцинациями. Травмирующий опыт переживания постоянно меняющейся и иллюзорной реальности полностью выражен Кусамой в ее гипнотических работах.