Город с видом на Арарат: каким был задуман Ереван 100 лет назад

На утвержденном в апреле 1924 года генеральном плане Таманяна можно видеть, как три кольцевые улицы опоясывают центральную часть города. Эти улицы сначала так и назывались: Первая кольцевая, Вторая кольцевая и Третья кольцевая. Сейчас, конечно, они называются иначе: это Московская (наверное, по аналогии с Бульварным и Садовым кольцами Москвы), Исаакяна и Корюна (в советское время она успела побывать улицей Кирова). Слово «кольцевая» — «շրջանային» — осталось лишь в неофициальном названии перекрестка улиц Абовяна и Корюна, где находится здание Медицинского университета.

В центре генплана выделяются два композиционных узла: площадь вокруг Народного дома и главная площадь (бывшая Ленина, сейчас Республики). Эти две площади соединяются прямым Северным проспектом. Ось, которую составляет Северный проспект, ненадолго прерывается у площади Республики (там он должен был упираться в так и не построенный большой купол вестибюля Дома правительства), а потом, уже как Южный проспект, продолжается до Вокзальной площади. Открывается эта ось на Арарат.

Северный проспект в районе площади Республики пересекается Главным проспектом. На самом деле это не проспект, а бульвар. Он должен был играть роль диаметра, соединяющего противоположные стороны кольца. Собственно, это и есть один из немногих элементов говардовского города-сада, оставленный Таманяном. Северный и Главный проспекты пересекаются не под прямым углом. Зато почти под прямым углом к Главному проспекту идет цепочка площадей.

Она начинается от площади Сахарова, продолжается через главную площадь Республики, доходит до площади Шаумяна, где стоит памятник этому большевистскому деятелю,и идет дальше, южнее, к площади, где стоит памятник другому революционеру Александру Мясникяну, а потом спускается к мосту Победы.

На севере за пределы, очерченные кольцевыми улицами, выходил университетский (или, говоря советским языком, вузовский) городок. Сейчас там находятся медицинский университет, политехнический, сельского хозяйства, чуть дальше — экономический и Ереванский государственный университет.

На западе, за кольцом, на холме Конд, должен был расположиться музейный центр, а на юге, недалеко от промзоны, — парк отдыха вокруг озера Тохмах. Так — или примерно так — предполагал архитектор Таманян, когда в 1924 году представлял на утверждение Совнаркома свой авторский генеральный план Еревана.

В статье, посвященной анализу таманяновского генерального плана Еревана, архитектор Карен Бальян пишет: «Доктор архитектуры О.Х.Халпахчьян, который в 1930-е годы работал в мастерской Таманяна..., вспомнил интересную деталь: когда руководители республики приводили своих гостей в мастерскую Таманяна, неизменно подчеркивали, что генплан, раскрытый на Арарат, выражает идею целостности Армении, идею воссоединения утраченных территорий».

Мы помним, что сад — это символ утраченного рая. Получается, что и таманяновский город-сад Ереван — символ рая, которого больше нет. То есть «утраченный рай» для армянина — это территории исторической Армении, которые частично были потеряны в 1918–1921 годах и большей частью в XX веке Армении и не принадлежали. Рай, казавшийся таким близким после ада Геноцида, в действительности оказался недосягаем.Но рай как колыбель человечества, как место, откуда Адам и Ева были изгнаны, относится к прошлому. А идея восстановления целостности Армении должна относиться к будущему.

Получается, что рай — это то самое светлое будущее, к которому нужно стремиться. Будущее становится прошлым. Ереван, мечтая о будущем, ищет прошлое.

Однако рай в виде утерянных территорий лишен смысла еще и потому, что будущее не может существовать в прошлом. И еще: рай — понятие, находящееся вне географии. Он в принципе не территориален.

Не будем забывать, однако: речь идет не о Ереване, а о его генеральном плане, который в 1920–1930 годах существовал тольков виде проекта. Он и сам был мечтой, идеей, метафорой...

Собственно, этот план так до конца и не был реализован. И это был очень красивый генеральный план. Собственно, почему «был»? План, утвержденный в 1924 году, красив и сейчас. Стройные улицы, овальные площади, кольцевой бульвар, опоясывающий центр города, Главный проспект, по диагонали проходящий сквозь центр от одного края кольцевого бульвара до другого. Северный проспект, соединяющий две главные площади, Южный проспект, уходящий от здания правительства в сторону Арарата... Все это жило лишь на бумаге. В реальности Ереван продолжал оставаться, главным образом, глинобитным, одно- и двухэтажным провинциальным городом. И его нужно было строить.

Этим и занялись советские власти. Стоит отметить, что Ереван не стал городом одного архитектора. Таманян жил и работал в условиях постоянных дискуссий и конфликтов. Противоборство шло не только в двух измерениях бумаги, то есть в газетах или на чертежных досках. Борьба выплескивалась в третье измерение — в городе строились здания, характер и место которых не соответствовали генеральному плану Таманяна.

Но время было такое: молодая и энергичная советская власть принесла с собой желание скорее попасть в будущее, где все будут счастливы, потому что равны. И творческие люди, в том числе и архитекторы, пытались найти «правильный» путь в это будущее. Они отстаивали свои взгляды, спорили, причем не только в теории, но и на практике, проектируя и строя здания. И они, эти здания, не всегда «садились» в генплан Таманяна еще при его жизни.

Не думаю, что в итоге это стало отрицательным фактором в развитии города. Наоборот, сочетание разных стилей и подходов — несомненный плюс Еревана на протяжении всего XX века.