Бизнес и благотворительность: Дапкунайте, Алешковский, Хаматова, Яновский и другие представители НКО и бизнеса за круглым столом Forbes Life
Что мы обсуждали:
- Как сегодня должны быть выстроены отношения бизнеса и НКО?
- Почему социальная ответственность стала важнейшей частью бизнес-репутации?
- Зачем бизнесу системно помогать благотворительным фондам?
- Как небольшие НКО могут найти поддержку у бизнеса?
- Какой экспертизой фонды могут делиться с бизнесом и наоборот?
Модератор дискуссии — главный редактор Forbes Life Юлия Варшавская.
Как вы оцениваете отношения бизнеса и благотворительного сектора на сегодняшний день?
Митя Алешковский
председатель совета фонда «Нужна помощь»
Я вижу гигантскую проблему в виде «великого каньона», который разделяет бизнес и благотворительность. Мне кажется, проблема заключается в следующем: не существует как такового настоящего взаимовыгодного партнерства между бизнесом и благотворительностью, потому что у них абсолютно разные цели и задачи и обе стороны с большим трудом могут услышать друг друга. Но в тот момент, когда они слышат друг друга, иногда получается хорошее партнерство. В большинстве же случаев, к сожалению, оно оставляет желать лучшего. И чаще всего это выглядит следующим образом: компания имеет свои бизнес-задачи, а НКО понятия не имеет о них — и думать не хочет. Почему-то считается, что бизнес — это денежный мешок, а значит, нужно вас, богатеев, потрясти. Это ошибочная, неконструктивная, не ведущая к партнерству позиция. А бизнес все еще не смотрит на НКО как на возможность получить нужные компетенции, которые помогут ему решить свои задачи через полезную социальную инвестицию.
Первая проблема, которую бизнесу необходимо решать сегодня, заключается в том, что бизнес не понимает, как зарабатывать на благотворительности. А если юридическое лицо не генерирует прибыль, а генерирует убыток, что с ним происходит? Оно закрывается. Соответственно, пока в 2020 году не был принят замечательный закон о налоговых льготах за участие в благотворительности, компании могли направлять туда только деньги из чистой прибыли. То есть, снижая свою чистую прибыль и ничего за это не получая, компания действовала против сути своего существования. И сегодня большинство бизнесменов не хотят понять, что можно делать хорошее, нужное обществу, государству, стране, людям дело, при этом усиливая себя как компанию. Это такой цемент, который помогает всем вокруг стать крепче, — вот что такое благотворительность и социальная ответственность. А иначе в любой кризис мы будем сталкиваться с ситуацией, когда первыми режутся косты на КСО, потому что это убыток.
Ян Яновский
соучредитель фонда «Друзья»
Наш фонд «Друзья» был как раз создан с идеей, что мы находимся на стыке НКО и бизнеса. И наша роль в последние пять лет заключалась в том, что мы всем пытались объяснить, как сделать благотворительность индустрией. И мне кажется, что у нас получилось. В наших проектах задействовано больше 400 НКО, и я уверен, что многие из них, в том числе и с нашей помощью, стали лучше понимать, как выстроить отношения с бизнесом. Я вижу, что сейчас у клиента есть вопрос: как именно мои инвестиции, мои деньги будут использованы на благие дела? Мне кажется важным, что бизнес готов тратить на КСО не только свой бюджет, но и свой маркетинговый бюджет. Мы постоянно говорим, что отношения с НКО-сектором помогают и развивать бизнес-проекты, и зарабатывать деньги. Но очень важно, как сказал Митя, что бизнес — это не мешок для денег, это партнер, с которым нужно обустраивать отношения вдолгую, нужно помогать ему зарабатывать, да и НКО тоже, в свою очередь, должны зарабатывать.
«Помогать нужно, потому что нужно помогать. И это должно быть заквашено в нас»
Ингеборга Дапкунайте
cопредседатель попечительского совета фонда «Вера»
Я абсолютно согласна. Во время пандемии мы учились, как привлечь бизнес и как зарабатывать самим. У нас был маленький проект во время карантина, когда мы выпустили книгу «Оскар и Розовая Дама», и она стоила всего 300 рублей, но за два месяца было продано 7000 экземпляров. А для продаж литературы это большие цифры. Это был совместный проект с издательством, где половина выручки шла в фонд, и люди, которые покупали книгу, естественно, хотели сделать хорошее дело, но и получали хорошую книгу.
Поэтому мы сейчас в фонде пытаемся придумывать с бизнесом, как совместно служить одному интересу. Кстати, меня все чаще теперь зовут в большие организации, чтобы вдохновить работников социального направления. Недавно я была на конференции, где услышала речь одного парня. Он говорил: «Понимаете, я рос в стране, где меня никто не учил благотворительности, а сами дети этого не понимают». Сейчас у нас есть шанс объяснить своим детям, что нужно заниматься благотворительностью, что это часть нашей жизни. И не потому, что из кого-то вытягивают деньги, а потому, что так надо. Помогать нужно, потому что нужно помогать. И это должно быть заквашено в нас. Это само собой разумеющаяся вещь.
Елена Альшанская
руководитель фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»
У меня есть возражения по тезису, который уже несколько раз здесь прозвучал, о том, что НКО должны помогать бизнесу зарабатывать. Не согласна. На самом деле нужно понимать, что у каждого действительно свои задачи и правильно коллаборация работает там, где каждый свои задачи и решает. И если бизнес должен зарабатывать, то НКО всегда имеет свою конкретную цель, прописанную в уставе фонда. Потому что часто мы видим ситуацию, где НКО начинает работать не на своего конечного потребителя, а на того, кто дает ей деньги. И такого быть не должно.
Сейчас совершенно другой общемировой запрос у потребителей, клиентов — на ответственность. Какое будущее мы оставим нашим детям? Это огромный запрос на изменения, на совершенно другое отношение к жизни. И когда вопрос стоит таким образом, тогда бизнес решает эти задачи совместно с НКО. Мы подрядчики этой ответственности. И для НКО важно, чтобы в нас видели экспертизу и ресурс, потому что мы эксперты в том, что делаем. И в этом партнерстве мы должны быть равными организациями, которые объединились ради конкретной целевой задачи, решения каких-то конкретных проблем. Мне бы не хотелось, чтобы мы это теряли и говорили, что бизнес и НКО — это одно и то же.
«В Америке, в Европе смотрят на уровень твоей социальной ответственности, ты без этого ничтожен»
Оксана Косаченко
президент фонда «Система» группы АФК «Система»
Мы пошли другим путем — еще 16 лет назад создали свой корпоративный фонд, потому что у нас в компании 150 000 человек, целое государство. У нас 30 разных активов, перед каждым из которых стоит своя цель. Кому-то нужно привлекать больше клиентов в МТС, кому-то нужно заботиться об экологии. В этом году мы наконец решили консолидировать все это, создав большую экосистему благотворительности, чтобы один фонд управлял всеми социальными инициативами в каждой компании. Теперь о том, зачем все это бизнесу. Мы как крупнейшая финансовая корпорация принимаем международные стратегии. И там для нас есть важные вещи: экология, социальная ответственность, забота о персонале. Это все часть бизнеса. Это три основных столпа в стратегии, которая сейчас привлекает инвесторов.
Что-то мы делаем внутри фонда, что-то делегируем НКО. Мы рассматриваем НКО как грамотных подрядчиков, которые лучше знают, как решить конкретную задачу. Они для нас инструмент, но цель формулируется нами. Мы, как правило, даже сами составляем программу, чтобы достигнуть ту или иную цель. Мы не специалисты в экологии, или, например, у нас в одном из регионов высокий уровень суицидов, а мы не знаем, что с этим делать. Но мы приходим в регионы вместе с бизнесом и должны решить эти вопросы на местах с помощью людей, которые знают, как здесь работать. От того, насколько они грамотно и профессионально выполняют свою работу, зависит успех нашего бизнеса. Следовательно, заинтересованность наших инвесторов соответствует доходности наших акций, и так далее.
В Америке, в Европе смотрят на уровень твоей социальной ответственности, ты без этого ничтожен. Слава Богу, в России тоже начинают присматриваться. Понимаете, раньше у нас строили заводы, которые засоряли реки и заливали побережья, вырубали леса, все было безответственно до невозможности. Сейчас тебя в таком виде просто в обществе не примут и ни на один рынок не пустят.
Александра Бабкина
директор сервиса «Добро Mail.ru»
Во-первых, моя главная задача как представителя бизнеса — сделать так, чтобы нашу поддержку находили инициативы во всех регионах страны. Мы фокусируемся на региональных НКО, находим экспертизу, стараемся ее усилить. Сегодня у бизнеса есть запрос именно на региональные некоммерческие организации, которые блестяще делают свою работу, но о которых пока мало знают. Их руками проводятся главные изменения в маленьких регионах, но при титанической экспертизе у организации может быть плохой сайт, неразвитая инфраструктура, поэтому им обязательно нужно помочь.
Вторая важная история — маркетинг. За последние несколько лет появился мощный запрос на крутые маркетинговые инициативы, связанные с добром в широком смысле этого слова. С одной стороны, это прекрасно, потому что именно маркетинговые инструменты позволяют вовлекать в эту историю новых людей. А ведь мы знаем, какой ничтожный процент россиян вовлечен в благотворительность и социальные проекты. Однако проблема в том, что, когда новые компании заходят на это поле, им хочется в первую очередь сделать что-то большое, громкое, шумное. Но они не понимают, какую будут решать задачу, действительно ли ту или иную акцию нужно делать, будет ли такое партнерство стратегическим, большим, важным, заметным. Это все вообще неважно, главное, чтобы было красиво. При этом измерять эффективность таких проектов никто не умеет. Поэтому нужно развивать проекты, где задачи фондов и маркетинговые цели компании грамотно сочетаются.
Вера Шенгелия
попечитель фонда «Жизненный путь»
То, о чем говорит Саша Бабкина, называется проектированием не от целей, а от активностей и контента. Это то, что мы все, и особенно бизнес, очень любим: «Давайте придумаем классный ивент, давайте придумаем классный контент». Проектировать от цели очень сложно, это делает взрослое общество, взрослые компании. В частности, это хорошо умеют старые, мудрые, хорошо стоящие на ногах НКО, у них нет дилеммы: купить 20 колясок для подопечных или сделать еще один ивент. Они думают, как решить проблему недоступности образования для людей с ментальными особенностями, например. Я очень хорошо понимаю, что наша тема маргинальная, мы никого не вылечим, человек с синдромом Дауна никогда не станет другим. Но допустим, если какая-то крупная компания, например «Северсталь», захотела бы сделать один из своих регионов местом без психоневрологического интерната, без ежедневного унижения человеческого достоинства, то им нужно идти к нам, к НКО. И еще я думаю, что фонды чуть раньше, чем все остальные, стали поднимать сложные темы, на которые все равно всем придется разговаривать рано или поздно.
Инклюзия взрослых людей с ментальными особенностями в работу — это тоже часть социальной ответственности компании. Есть ли сейчас такая практика в России, что для этого нужно?
Вера Шенгелия
Я могу на этот вопрос ответить с двух сторон — как человек, который занимается фондом «Жизненный путь» (и каждый день ведет кого-нибудь из интерната на работу), и как заместитель генерального директора в Политехническом музее. Конечно, такого человека принять на работу очень сложно, но я три года работаю в Политехе, и у нас уже 10 человек трудоустроены, пятеро из них — из психоневрологических интернатов, четверо — без дееспособности. Я помню лица в отделе кадров, когда мы пришли оформлять первую женщину без дееспособности в составе директора интерната, соцработника, двух кадровиков и правозащитника из Центра лечебной педагогики. То есть это действительно сложно, но можно. И тут действительно никто не поможет, кроме НКО.
Среди нас есть представители совсем небольших фондов, а есть уже большие, структурированные НКО. Интересно, как выстраиваются отношения с бизнесом у вторых? И насколько важно, чтобы фонд правильно задавал цели бизнесу?
Чулпан Хаматова
учредитель фонда «Подари жизнь»
Чтобы бизнесу и фондам долго и плодотворно дружить, им нужно соответствовать друг другу. У нас, к счастью, очень хорошие отношения с бизнесом. И в общем-то, показатели тоже прекрасные. Что касается проблем, бывает, конечно, что бизнес воспринимает фонд как некую пиар-площадку, на что у нас обычно нет ни сил, ни возможностей, ни ресурсов. И тогда не получается правильных отношений, потому что очень часто это не приносит тех результатов для фонда, на которые мы рассчитываем. К нам часто приходят компании, которые хотят подключать сотрудников в качестве волонтеров, делать тимбилдинги, выезжать куда-то сажать деревья, кого-то покормить с ложечки. В нашем фонде это просто невозможно. Конечно, бывают какие-то исключительные случаи, когда, например, готовы прислать тонну рыбы, которая нам не нужна. И приходится отказывать, хотя ты понимаешь, что люди хотят как лучше. Пожалуй, из проблемных сторон отношений с бизнесом это все.
А что ждет от этой коммуникации большой бизнес?
Дарья Золотухина
CMO Яндекса Go
Что важно нам, бизнесу? В первую очередь понимать, какую задачу мы можем решить. Потому что сложных проблем очень много. Мы стараемся выбирать для себя те направления, где «Яндекс» может быть максимально комплементарным. Где мы своими технологиями можем принести максимум пользы, максимум эффекта. Поэтому те проблемы, которые мы решаем системно, связаны напрямую с нашими технологиями. Одна из самых больших наших системных инициатив — образовательная. С помощью технологий мы помогаем учителям и школьникам с 2015 года и в ближайшие три года планируем инвестировать 5 млрд рублей в несколько направлений. Прежде всего это «Яндекс.Учебник» — платформа для учителей и школьников, которой сейчас пользуется каждый второй учитель в России, и создание программ для развития специалистов в цифровой экономике.
А второе направление нашей деятельности как раз началось в период пандемии. Я думаю, что многие из присутствующих знают, чем мы занимаемся. Это «Помощь рядом» — инициатива, в рамках которой мы помогали перевозить врачей в период пандемии бесплатно. Сейчас эта инициатива масштабировалась — и в посткарантинное время мы ее перезапустили уже как постоянный проект «Яндекса». И здесь мы опять же решаем какую-то задачу, которая может быть комплементарна нашим технологиям. И когда мы работаем с НКО, мы делимся с ними нашими сервисами и технологиями. То есть технологии — это и есть та территория, на которой мы можем быть максимально полезными для фондов.
«В России ситуация с бизнесом и НКО примерно такая же, как в Москве с количеством красивых женщин и толковых мужчин»
Оксана Костив
менеджер по корпоративной и социальной ответственности в Lamoda
Мне кажется, что для бизнеса история про благотворительность хороша тем, что здесь есть множество инструментов, которые можно использовать и в GR, и в HR, и в маркетинге, конечно. Мне тоже очень хочется, чтобы бизнес для НКО был другом, но иногда диалог не складывается, потому что его нет между конкретными людьми. С кем-то проще находить общий язык, а есть те, с кем нам не по пути.
Я позволю себе поделиться опытом Lamoda, потому что, как мне кажется, мы нашли несколько интересных точек соприкосновения НКО с бизнесом, и за этим столом собрались многие наши партнеры. Первая история — это то, что мы запустили в пандемию, потому что увидели, что у фондов падают пожертвования. А мы со своей стороны знаем, что у фондов есть очень крутой мерч. И мы подумали, почему, собственно, мы до сих пор не продаем мерч благотворительных фондов? И тогда мы встретились с Сашей Бабкиной, Митей Алешковским и сказали: «Ребята, нам нужны проверенные фонды». Нам важно работать с проверенными фондами, которые прошли верификацию. Мы предложили этим НКО: «Давайте мы расскажем, как стать полноценными игроками онлайн-рынка. Мы вас научим, что нужно сделать, как упаковать, какие документы собрать, сделаем вам максимально льготные условия. Приходите к нам, потому что вы не сможете продавать свой мерч как раньше — на фестивалях, корпоративах и так далее». Мы запустили эту площадку в конце июля и за 2,5 месяца передали фондам более 850 000 рублей. Это очень легкий способ вовлечения бизнеса в благотворительность. Нам, как бизнесу, выгодно, что у нас становится лучше ассортимент, что мы делаем хорошее дело. Плюс мы делимся своей экспертизой.
Вторая история: в наших пунктах выдачи заказов мы собираем одежду вместе с фондом «Второе дыхание». Мы сами не можем итерационно собирать одежду и ее сортировать, поэтому нам нужен эксперт, который это сделает профессионально. Вот еще один отличный пример долгосрочного сотрудничества.
Кажется, еще одна проблема — язык, на котором бизнес и НКО говорят об одном и том же. Как только возникает разговор про KPI и заработок, это звучит как будто оскорбительно для фондов — как уничижение их добрых дел. Как это преодолеть?
Ольга Журавская
президент АНО «БО «Журавлик»
В России ситуация с бизнесом и НКО примерно такая же, как в Москве с количеством красивых женщин и толковых мужчин. То есть на самом деле помогающего бизнеса очень мало.
Поймите меня правильно, я только за то, чтобы сотрудничать и работать. Просто хотелось бы внести секунду реальности в нашу прекрасную встречу. Я убедилась в том, что у нас бизнес и НКО могут слушать друг друга, но каждый говорит о своем, каждый говорит о своей боли. Я скажу о своей.
Конечно, очень сложно, иногда бизнес ждет профессионализма от маленького фонда. Да с чего он может быть профессиональным, когда у нас огромная нехватка ресурсов? С одной стороны, нужно научиться ваять красивые презентации, с другой — у тебя нет денег на бумагу. Короче говоря, проституция больше не в чести. Тебе нужно быть гейшей — красивое кимоно, красивый берет, интеллектуальная беседа. Тогда тебе, возможно, дадут денег. Я считаю, что проблема не в том, что мы не слышим друг друга, а проблема в том, что мы находимся в неравных условиях. Бизнес смотрит на то, сколько денег он «недозаработал», а НКО смотрит на то, сколько денег он «недопотратил». Проблема не в том, что какой-то бизнес не слышит какого-то НКО. Проблема в том, что те бизнесы, которые хотят слышать НКО, это делают — они хотят помочь, они очень часто выпрыгивают из штанов, что-то за нас придумывают, но кроме пяти проектов, которые каждый из нас может перечислить по пальцам одной руки, это пока еще не стало мейнстримом.
Нюта Федермессер
основательница фонда «Вера»
Я страшно признательна Ольге за умение честно говорить то, что все думают. Что поделаешь, мы живем в мире, где работают правила. Нельзя играть в монополию по своим правилам. Я многие годы ненавидела эту формулу: благотворительность должна быть такой, чтобы бизнесу было выгодно. Да ни фига. Выгодно должно быть человеку, а не благотворительности или бизнесу. Но тем не менее, если хочешь быть эффективным, надо работать по этим правилам. Очевидно, правила значительно более эффективны, чем правда, которую все держат в голове, но не все имеют силу и мужество произнести вслух. Но самое главное не в этом. Самое главное, что за любым НКО и за любым бизнесом стоят люди. И если человеку интересно, чтобы его бизнес был социально ответственным, он будет социально ответственным. Если твоему НКО интересно перейти от помощи одному конкретному человеку к системному решению, то ты будешь стараться и соответствовать: надевать кимоно, брать веер, учить правильные слова.
Социальная ответственность должна соответствовать запросу социума, общества. А не представлениям человека, который имеет возможности помогать через свой бизнес. Если ты работаешь в Уганде, твоя социальная ответственность должна быть нужна Уганде. Если ты работаешь в США, в Лихтенштейне или Ватикане, то социальная ответственность должна соответствовать запросу людей, которые там проживают. Если ты проживаешь в стране, где у страны нет денег на лекарства детям и фондам приходится затыкать дыры, которые не способно заткнуть государство, не надо предлагать нам тонну рыбы. И потом рассказывать, что мы отказались от помощи. Потому что очень часто запрос выглядит так: нам нужно сделать что-то социально значимое и сфотографироваться. К счастью, это становится не нужно уже нам. Потому что третий сектор — это бизнес. Мы живем по закону бизнеса. У нас есть конкуренция на рынке. У нас есть рынок. У нас есть услуга, которую мы предлагаем. У нас есть стоимость. Мы зарабатываем деньги, тратим деньги.
Ирина Жукова
директор по устойчивому развитию и корпоративным программам «Филип Моррис Интернэшнл»
В крупных компаниях филантропия действительно является частью стратегии устойчивого развития. И наш запрос формируется не только инвесторами, про которых говорила Оксана, но и нашими потребителями — любая компания отвечает на запросы потребителей и сотрудников. Поэтому и наше взаимодействие с НКО мы рассматриваем в рамках устойчивого развития, чтобы вместе реализовывать эту стратегию, искать какие-то точки соприкосновения.
Здесь многие говорят о непонимании между бизнесом и фондами. Мы, например, много лет сотрудничаем с фондом «Со-единение», который поддерживает глухих людей. И наше сотрудничество построено на партнерстве. Они являются знатоками и понимают, как эту проблему решить. Мы можем помочь финансово. Но мы друг друга и обогащаем. Потому что наши волонтеры могут помочь сделать маркетинговую стратегию, например. И вообще сейчас во многих компаниях есть запрос на волонтерство. Мы даем возможность нашим сотрудникам помочь фонду в рамках их компетенций.
Глобально я не вижу каких-то проблем в том, чтобы мы друг друга поняли. Это не ситуация десятилетней давности. Очень много суперпрофессионалов сейчас работает в НКО-секторе. Я получаю большое удовольствие, когда мы с ними общаемся. У меня нет ощущения, что мы находимся в состоянии войны.
Сегодня мы много говорим о том, что благотворительности и бизнесу нужно отвечать на социальный запрос. Но Forbes, например, делает рейтинг самых социально ответственных работодателей. В прошлом году мои коллеги предварительно делали большой опрос, чтобы узнать, что для людей в России служит главным критерием. Так вот, таким критерием была зарплата, а не экология, благотворительность или защита прав женщин.
Нюта Федермессер
У нас общество не дозрело до инклюзии, о чем ежедневно нам повествует Facebook. У нас общество не дозрело до того, чтобы думать про экологию, что мы с вами видим ежедневно, когда в бачки с мусором, на которых написано «бумага, стекло, батарейки», бросают майонез и картофельные очистки. В обществе нужно формировать запрос. И это тоже должно быть совместной работой бизнеса и НКО. Но мы все равно не перешагнем эти ступеньки раньше времени. Когда человек не имеет качественной медицинской помощи и лекарств, он не может думать про экологию. Сначала одно, потом другое. У России есть все возможности для того, чтобы эти эволюционные шаги проходить быстрее, чем их проходили другие страны, потому что у нас есть пример.
Ян Яновский
Мне кажется, во время пандемии случился очень важный кейс — фонд «Друзья» смог сделать единый проект с «Яндексом», с «Ситимобил» и Gett. Это три конкурента, которые ради социальной ответственности решили создать альянс и сделать проект помощи врачам. Нам говорили: это невозможно, вы не сможете даже посадить их за один стол. Но мы это смогли сделать, создав для них комфортные условия, чтобы они занимались помощью одной группе граждан — врачам и фондам. Поэтому, мне кажется, что именно благодаря НКО можно делать проекты, которые в бизнесе никогда бы не случились.
Елена Альшанская
Мне кажется, что нам явно не хватает вот такого диалога. Строить диалог со своими спонсорами очень сложно. Не хватает открытого обсуждения этических вопросов. Большая часть людей, которые хотят помогать, до сих пор думают, что надо в детские дома нести игрушки, хотя это не надо. В этой сфере основная масса проектов не решает эффективно свои задачи. Есть огромный объем вложенных средств и примерно нулевое КПД. Нам нужно вместе вырабатывать экспертизу и оценивать эффективность проектов, а для этого нужен доступ к базе данных, к источникам.
В этом году бизнес стал отзываться на ситуации, связанные с неприемлемым поведением сотрудников. В частности, многие бренды реагируют на все, что связано с домашним насилием, с гендерной тематикой. Мы все помним отказ брендов работать с той же Региной Тодоренко. Как вы оцениваете эти изменения?
Анна Ривина
директор центра «Насилию.нет»
Я бы начала с очень банального, но важного тезиса. НКО очень разные. И бизнес тоже очень разный. Очевидно, что должны создаваться партнерские комфортные условия для обеих сторон. Что касается насилия, здесь действительно важно отметить, что именно в данной теме взаимодействие с бизнесом для нас — это некая легитимизация проблемы насилия в обществе. Тот факт, что бизнес сейчас может прийти и с нами просто рядом постоять, пять лет назад невозможно было представить. Были прекрасные люди, которые говорили, что они против насилия, но не хотят, чтобы их бренд с этим ассоциировался. Сейчас происходят глобальные изменения в этой теме — и в мире, и в России, но, к сожалению, не на государственном уровне. Но хотя бы на общественном. Так что сейчас у нас другое количество бизнес-партнеров и, конечно, совершенно другой масштаб. И сейчас к нам уже приходит не только бизнес, который действительно стоит того, чтобы на него тратить время и брать какие-то проекты, но и маленькие компании, которые хотят себя за наш счет поднять. То есть немножко нас поэксплуатировать. Что, в общем-то, не всегда о них говорит хорошо. Поэтому, я думаю, мы в начале процесса. История с Тодоренко тоже очень интересная, и она тоже лишний раз показывает отношение к проблеме насилия над женщиной. Потому что, когда у Регины был день рождения и она стала нашим амбассадором, она призвала переводить нам деньги в фонд. Так вот с ее аудитории (а это 8 млн человек) к нам пришло 20 000 рублей. Мне звонит Регина и говорит: «Я сейчас буду плакать — мы на помощь какому-нибудь ребенку за час собираем миллионы». То же самое у нас было с Ириной Горбачевой с ее 2 млн подписчиков. И я, конечно, с огромным уважением и благодарностью отношусь к тем, кто уже готов себя с темой насилия ассоциировать. Первый такой успешный опыт у нас
был с Levi’s. Они принесли нам ноль рублей, но они принесли нам большую поддержку в обществе и легализацию. Потом они пришли ко мне на второй круг, предлагают снять ролик со мной и крутить его в кинотеатрах. А какой мне прок от ролика? Мне аренду нечем платить и зарплату. И теперь я уже им говорю: «Сорри, но мне нужны только деньги».
Поэтому я закончу свое выступление очень простой мыслью. Вопрос в том, на какой стадии развития находится НКО. Есть ли у нее деньги на коммунальные платежи, на то, чтобы купить принтер? Или это уже действительно большая команда, с отдельным фандрайзером, с несколькими координаторами? В зависимости от этого и надо строить выгодное партнерство.
Мы затронули важную тему легитимизации НКО через бизнес. Как компании могут популяризировать благотворительность?
Мария Верещагина
руководитель направления КСО «Тинькофф»
Я вижу, что эффективность сотрудничества между бизнесом и НКО лежит исключительно в движении друг с другом. В умении слышать друг друга. Мы все сделали огромный скачок. Сектор сделал огромный скачок за последние 10 лет. Растет осведомленность и понимание людей, что такое благотворительность. Миф о том, что люди, работающие в благотворительности, ходят с протянутой рукой, к счастью, рассеивается в нашем обществе. И очень круто, что бизнес может в этом участвовать.
Мы, безусловно, являемся одной из площадок, которая, по сути, дает доступ к многомиллионной аудитории. Нашим приложением (кстати, признанным инклюзивным и адаптированным для слабовидящих и слабослышащих) пользуются больше 10 млн человек. У нас есть прекрасный корпоративный журнал, у которого тоже многомиллионная аудитория. И как раз в журнале мои коллеги делают рубрики, в которых рассказывают об очень важных социальных инициативах. У нас есть инструменты, помогающие нашим клиентам донатить более чем в 300 благотворительных фондов. Мы предлагаем им возможность направить свой кешбэк в пользу одного из этих фондов.
На самом деле для НКО цель популяризации благотворительности — это увеличение пожертвований. А для бизнеса это репутационный капитал, который работает и в сторону инвесторов, и в сторону бренда и, безусловно, формирует и увеличивает лояльность конечного потребителя. Потому что конечный потребитель — это тот самый человек, который уже начинает понимать, что такое благотворительность и зачем она нужна.
«Уровень развития благотворительности зависит от уровня социально-экономического развития общества, от образования, культурной составляющей»
Елена Кохановская
директор по связям с общественностью МТС
Бизнес в конечном итоге отчитывается за свою прибыль. Поэтому перед нами стоит задача раскручивать потребление. И она четко бьется с задачей социальной ответственности. Потому что, как вы понимаете, именно рост потребления провоцирует выброс отходов, производство пластика и так далее. И сейчас бизнес начинает учиться и пытается найти компромисс между этими ножницами, когда мы должны, с одной стороны, быть социально ответственными, а с другой стороны, отчитываться за прибыль и убытки. И сейчас это в том числе большая задача государства вместе с бизнес-сообществом: нужно менять стандарты отчетности, если мы говорим о том, что компании должны поддерживать идеи социальной ответственности и программы устойчивого развития.
Но тем не менее крупный бизнес ищет компромисс и тратит очень большие средства, понимая свою ответственность перед теми территориями, на которых он работает. В МТС мы за последние три года увеличили на 20% вложения в социальные проекты и на 40% — в благотворительность. И нам не так важно, как юридически оформлен наш конечный получатель — как НКО или у него нет вообще никакого юридического лица. У нас в прошлом году было 500 проектов с локальными сообществами, где мы просто помогали обычным людям: старикам покупали музыкальные инструменты, спасательные отряды обеспечивали техникой и так далее.
Еще скажу такую банальную вещь: уровень развития благотворительности зависит от уровня социально-экономического развития общества, от образования, культурной составляющей. Поэтому наша с вами задача, в частности, развивать интеллектуальную, волонтерскую благотворительность, которая помогает обществу помогать. Поэтому сейчас мы активно развиваем образовательные проекты. Мы пытаемся людей образовывать и делать их более культурными, чтобы в какой-то момент они были внутренне готовы отчислять из зарплаты на помощь тем, кому она требуется.
Митя Алешковский
Мне кажется, что одна из ключевых проблем всего взаимодействия бизнеса и благотворительности заключается в том, что у нас как класс отсутствует понятие оценки социального воздействия работы некоммерческих организаций. Это есть в 10 компаниях гигантского масштаба и в пяти поменьше. И это на 145 млн населения. И когда мы слышим, что про социальные инвестиции говорят в терминах рублей и человеко-часов, это, конечно, хорошо и важно, но мы не можем сказать, сколько нужно сил, времени, денег, ресурсов для того, чтобы полностью решить проблему сиротства, например, в Смоленской области. В американском бизнесе, безусловно, считают social impact. А у нас такого практически не бывает. Во-первых, потому, что совсем нет данных. Во-вторых, нет моделей оценки. Я спрашиваю фонды: «Как вы оцениваете вашу работу в этом году?» — «Плохо оцениваем». А через две минуты люди начинают говорить: «А, погоди секундочку, ты, наверное, имел в виду, каким образом? Какими метриками? Какими технологиями?» То есть этого просто не существует. А ведь реальные инвестиции делаются по другим правилам, когда ты точно понимаешь, какой будет эффект от твоей инвестиции. А социальные инвестиции в России делаются по принципу: «Ну, директор у нас детей любит, давайте поможем». Так что нам нужно вместе заняться выработкой системы оценки эффективности КСО-программ и работы НКО.
Наталья Поппель
начальник управления КСО и бренда «Северсталь»
Я думаю, сегодня мы вместе делаем огромный шаг навстречу друг другу. Я возглавляю КСО в компании «Северсталь», одном из лидеров по социальной ответственности и устойчивому развитию в России. И я точно знаю, что для крупных компаний это каждодневная, серьезная, системная, стратегическая работа. И для крупного бизнеса, который составляет приблизительно 80% бюджета страны, это является просто основной работой. И взаимодействие с благотворительными фондами — это тоже наш приоритет. Потому что вы обладаете такими компетенциями, мотивацией и вовлеченностью, которые дорогого стоит. «Северсталь» — я сегодня с утра посмотрела статистику — сотрудничает с 69 НКО. Наверное, треть из них — те, кто очень серьезно занимается решением социальных проблем. Остальные — это работа, которая направлена в будущее, это развитие региона.
Помните, Ингеборга вначале говорила, что на благотворительность люди должны быть «заквашены». За то, как «заквасить», на самом деле отвечают медиа. Поэтому я считаю, что в выгодном и очень эффективном социальном партнерстве, о котором мы все сегодня говорим, есть четыре участника, а не два: бизнес, государство, НКО и медиа. Очень здорово, что медиа начинают говорить на эту тему и таким образом поддерживают инициативу бизнеса в отношении социальных проектов.
Выражаем благодарность отелю «Pentahotel Москва, Арбат» в комлексе The Book за помощь в организации съемок.
- Как Coca-Cola, Netflix и другие гиганты занимаются благотворительностью: главные тренды КСО в мире и России
- Чистая планета и рабочие места для бабушек: как социальная ответственность стала бизнесом
- Корпоративное добро: зачем бизнесу нужна благотворительность