Чертоги чужого разума. Почему все обсуждают новый фильм Чарли Кауфмана «Думаю, как все закончить»
Начинается все как будто вполне тривиально. Молодая девушка (ее зовут Луиза, Люси, или Лючия, но это неважно — играет героиню Джесси Бакли из «Чернобыля») ждет своего парня Джейка (Джесси Племонс из «Во все тяжкие»). Они отправляются на отдаленную ферму в глуши знакомиться с родителями бойфренда (их сыграли Дэвид Тьюлис из «Гарри Поттера» и Тони Колетт из «Реинкарнации», которая, кажется, давно должна получить награду «Самое органичное переигрывание в Голливуде»). Одновременно с этим мисс Л. размышляет над тем, как бы закончить эти странные отношения, в которых она говорит о физике и странных качелях на пустыре, а он ей в ответ, как бы невпопад — о любви к поэзии Уильяма Вордсворта и нелюбви к мюзиклам (при этом перечисляя чуть ли не все знаковые фильмы в этом жанре).
Дорога к родителям — самый замыленный штамп, который только можно себе представить, разве что нет сбитого оленя, но оно и неудивительно — вокруг лишь пустота заснеженных полей, какие тут звери. Но вот дальше начинается что-то странное: по приезде они находят в загоне мертвых ягнят (а еще недавно умерла свинья, которой дальше предстоит сыграть свою роль в сюжете), а сами предки Джейка почему-то не торопятся спускаться знакомиться. Все это время мы параллельно наблюдаем за жизнью некоего школьного уборщика, который смотрит несуществующий ромком Роберта Земекиса и наблюдает за жизнью незнакомых ему людей. И это — только начало, дальше будет «все страньше и страньше».
В большинстве случаев фильмы ассоциируют, в первую очередь, с именами создавших их режиссеров, а не сценаристов, написавших сами истории. Другое дело — картины по сценариям Чарли Кауфмана, его имя в списке авторов уже давно стало своеобразным гарантом качества. Даже про ленты, в которых он выступил лишь сценаристом, но не режиссером, говорят — «это фильм Кауфмана». Его работы отличает неординарная драматургия, выходящая за рамки привычных стандартов и даже формата кино как привычной нам уютной выдуманной реальности. В «Быть Джоном Малковичем» зритель узнавал о существовании коридора, ведущего в голову знаменитого актера. В «Адаптации» Кауфман не только сделал себя главным героем, но еще и подарил номинацию на «Оскар» брату-сценаристу, которого, на самом деле, никогда не было (то есть, сценарий, конечно, писал сам Чарли). В «Синекдоха, Нью-Йорк» он предвосхитил «Дау» Ильи Хржановского, придумав сюжет про гигантский по масштабу спектакль, имитирующий жизнь реального Нью-Йорка в миниатюре. А свой дебютный роман «Antkind» (примерный перевод — «Муравьеобразность») Кауффман посвятил жизни кинокритика в США 1950-х, который того и гляди замкнется в собственном микрокосме. «Думаю, как все закончить» — тоже кино о путешествии по чертогам чужого разума. Осталось лишь понять, чьего.
Зритель знающий уже морально готов к тому, что придется много думать, вглядываться в предметы интерьера и улавливать тончайшие детали-подсказки к пониманию сюжета (например, почему герои фильма постоянно почесывают уши?). Кауфман проверяет эрудированность смотрящего, распихивая обрывки культурных кодов во все щели экранного пространства и времени: от «Бесконечной шутки» Уоллеса и картин Каспара Давида Фридриха до фрейдистских штучек и даже смешной пародии на «Игры разума». Важно тут и знание творчества самого режиссера. Главный герой (главный ли?) Джейк в исполнении Джесси Племонса явно отсылает к Кейдену Котару в исполнении Филиппа Сеймура Хоффмана, протагониста «Синекдоха, Нью-Йорк». Одна из сцен почти дословно цитирует фрагмент из «Быть Джоном Малковичем» с залом, полным людей с лицом актера (здесь Малковича нет, но не удивимся, если он сидит где-то за кадром и довольно хихикает). Не говоря уже о том, что сам по себе «Думаю, как все закончить» — в некотором роде парафраз «Адаптации», где один реальный сценарист размышляет над своей жизнью, завидуя выдуманному человеку (это такой завуалированный спойлер).
Несмотря на то, что немало посмотревших фильм вопрошают «Что это вообще было?», перед нами самый понятный и ясный сценарий Кауфмана. Даже трактовок искать не надо — достаточно лишь быть внимательным и проницательным, выцепляя из околесицы, что несут главные герои, фразы-ключи — например, повторяемую, как рефрен, героиней Джесси Бакли фразу «Осталось ответить на один вопрос»; обращая внимание на все, что происходит (и не происходит тоже) с героями.
Но не надо думать, что этот фильм — обычная киноголоволомка наподобие кубика Рубика, которую просто нужно скрутить в нужном направлении, чтобы получить готовую фигуру. Фильмы по сюжетам Кауфмана вообще не про логику. Они, в первую очередь, про внутренний надлом, трещины в сознании, которые герои отчаянно пытаются залатать: случайной («Аномализа») и неслучайной («Вечное сияние чистого разума») любовью, творческими подвигами («Синекдоха, Нью-Йорк»), или, на крайний случай, хотя бы булочкой с кофе («Адаптация»). В «Думаю, как все закончить», правда, не просто трещина — там огромная, разрастающаяся пропасть с маленьким островком здравомыслия и надежды посередине. «Думаю, как все закончить» — кино о вечном одиночестве, и об иллюзиях, которыми мы прикрываем свой страх перед смертью и забвением, как ветошью.
Такой абстрактный материал не так-то просто разыграть, не ударившись в визуальную сумятицу. Но у Кауфмана получается блестяще. Объектив камеры Лукаша Зала («Холодная война» Павла Павликовского) то неприветливо топчется на месте, как призрак, то нервно фиксирует каждое движение героев, схематично паря в тесных помещениях, будто по траектории, вычерченной циркулем. Замкнутое пространство машины (в которой проходит около половины фильма — до и после поездки к родителям Джейка) и вовсе не подразумевает визуальных изысков, но застилающий все снаружи холод сковывает его еще сильнее. Минималистичная локация автомобиля превращается в аналог маленького личного ада, в котором два непонимающих друг друга человека (на самом деле, их там даже меньше) разговаривают о фильме «Женщина не в себе» Джона Кассаветиса, режиссера, превратившего хаос актерской импровизации в художественный прием. В «Думаю, как все закончить» беспорядок тоже оказывается лишь средством, за которым скрывается холодный, как война, просчет каждой вроде бы ненароком сказанной фразы. Но это кино не о торжестве ума. Оно о сумерках рассудка, за которыми следует долгая непроглядная ночь — даже в самой рациональной голове какого-нибудь рассудительного нью-йоркского кинематографиста.